Держава (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич - Страница 2

Первым делом уложил в отдельную стопку донесения губернаторов, которые они пишут в двух экземплярах — один для меня, второй для МВД (полежат денька два, ничего не случится). Не колеблясь подписал все бумаги, поступившие от Кутепова — сметы на выделение дополнительных средств народным училищам и казенным больничным учреждениям, поставил подпись на представление к званию генерала какого-то полковника, утвердил в должности полномочного посла Российской империи в Бразилии тайного советника Бычкова (все равно я его не знаю) и даже завизировал прошение о разводе, поданное некой купчихой Люсиной. Дескать — ее муж, Люсин Харитон Ильич, купец первой гильдии, не дает ей развод, хотя она уже два года живет с другим мужчиной и даже прижила от него сына. Тоже, кстати, непонятное дело. Отчего император должен решать — давать купчихе развод или нет? Ну, раз канцелярия доставила прошение, значит сохранить ячейку государства смысла нет. Пусть господа Люсины строят новые отношения. Но все-таки, нужно с этими бракоразводными делами что-то решать. Может, спихнуть их на губернаторов? Пусть на месте решают — разводить или не разводить супругов, проживающих в разных местах.

Еще одно прошение повергло меня в ступор. Оказывается, император должен решать — хоронить ли в освященной земле земского фельдшера Осьминкина, выпившего яд? Дескать — не очень ясно, выпил ли парень отраву с обдуманными намерениями, или это вышло случайно? М-да… Ошалеешь тут. Епархиальная власть не решилась взять на себя ответственность? Дескать — а вдруг это самоубийство, грех на них ляжет. Вот так всегда. Валите все на царя, словно у него своих грехов мало. Но с другой стороны, если это прошение пришло ко мне, нужно что-то решать. А что тут решать? Применим презумпцию невиновности. Ежели, неясно, самоубивец он или нет, исходим из того, что Осьминкин выпил отраву случайно. Накарябал в правом верхнем углу резолюцию «Разршть» и поставил подпись «Алкср».

Нет, определенно нужно потренироваться, чтобы подпись выходила красивая и строгая, как и положено для высшего начальства. А иначе будет, как с автографами Петра Великого. Вон, потешаются над его каракулями. А не подумают о том, как нам царям тяжко сидеть, читать всякие бредни да ещё и подписывать.

Следующую стопку бумаг я утверждать не стал. Почему? Да потому, что это был квартальный отчет Кабинета Его Величества, за подписью его управляющего князя Сангушко. В цифрах, вроде бы, все тут правильно, но я только полистал странички, как меня укололо. Нет уж, пусть уточняют и переписывают. Я не враг собственному здоровью, а испытывать уколы, пусть и слабенькие, никак не хочется. Простите, господа, но нервные клетки не восстанавливаются. Поэтому, не мудрствуя лукаво, начертал синим карандашом надпись: «Уточнить данные и доложить», поставил подпись и кинул бумаги в сторону. Придет секретарь и заберет. А вообще, коли я вспомнил о Петре Первом, то надобно вернуть практику «наддрания». Прочитал государь документ, слегка надорвал первый лист и вернул, а уж секретарь пишет: «Вернуть с наддранием», то есть, без исполнения.

Так я и провёл всё время.

Две недели кабинетных бдений, почти безвылазных, почти без глотка свежего воздуха. Каюсь, я почти с радостью отправился на похороны, хоть какое-то разнообразие. Хотя этих мероприятий я не люблю. Но здесь вполне веская легальная «отмазка» для того, чтобы вылезти из-за стола и подышать свежим воздухом. Пускай и в неудобном генеральском мундире.

И вот, траурный кортеж выдвинулся от Исаакиевского собора к Петропавловской крепости. Кругом марширующие чины и знамена. Крышка гроба, к которой прикреплены многочисленные ордена государя, сам гроб, водруженный на орудийный лафет, а следом два рыцаря. Один на коне, в позолоченных доспехах и поднятым мечом, а второй пеший, в черных доспехах, с опущенным мечом. Золотой символизировал жизнь, а черный, соответственно, смерть. Мудрый Иван Иванович сообщил, что два рыцаря, символизирующие начало и конец, привнес в российскую похоронную обыденность Петр Великий, а после него это стало нормой. Не для всех, разумеется, а лишь для самых торжественных похорон. Впрочем, как писал некогда историк Ключевский, куда не кинь взгляд, везде упрешься в новшество Петра Алексеевича. Стоит ли говорить, что меня (в смысле, не именно меня, а Павла Кутафьина) хоронили гораздо скромнее. А как хоронили меня самого, в моей реальности, я даже и представить не могу. Осталось ли что-то для похорон?

Я шёл почти сразу же за двумя рыцарями, стараясь соблюсти дистанцию в четыре шага. А следом уже шли ближайшие родственники. Мужчины — пешком, а женщины в каретах. А в одной из карет нынче пребывает Ольга Николаевна, матушка наследника престола, ставшего императором, а ещё и целых три тётушки, знавшие цесаревича с его голожопого детства. С тетушками, надеюсь, как-нибудь разберемся. С ними-то мне вообще не обязательно близко общаться. Как-никак царь я теперь, дел много. А вот с матушкой… Здесь уже никакие финты не пройдут, придется встречаться. Да и как так, если сын не пожелает увидеть собственную мать? Это уже не просто свинство, а свинство в кубе. Да и подозрения может вызвать…

К счастью, что Ольга Николаевна приехала из Японии лишь два дня назад и не потребовала немедленной встречи с сыном. Все-таки, великая княгиня уже не девочка, десять дней поездки по железной дороге не прошли даром, следовало и отдохнуть. Из Японии можно было бы и самолетом долететь, но мне уже сообщили, что «матушка» не выносит авиаперелеты, а мой «батюшка» заболел и приехать вообще не смог.

Но как не оттягивай встречу, она все равно состоится и, признаться, это не на шутку меня пугало. Это как с визитом к врачу. И идти страшно, но идти надо. Начнешь тянуть резину, будет хуже. Откладывать точно не вариант. Поэтому, я решил поступить так, как поступает любой человек, ожидающий опасной ситуации — пойти ей навстречу, а уж там, будь что будет…

Обычным темпом дорога от Исакиевского собора и до Петропавловской крепости займет минут сорок, не больше. Но траурная процессия двигается гораздо медленнее и, мы за полчаса прошли только Дворцовый мост и вышли к Ростральной колонне. Мы шагали, а вокруг стояла толпа, сдерживаемая цепочкой городовых в парадных мундирах, а народ бросал под ноги коней, влекущих лафет-катафалк цветы. Мне вновь подумалось о том, что в моем мире император Николай Второй не пользовался такой любовью, а здесь, совсем другое дело…

— Государь! Опасность! — услышал я позади голос Семена Пегова.

Из-за Ростральной колонны, прорвавшись сквозь толпу, оттеснив беломундирного городового, выскочил какой-то мужчина с пистолетом. Он вскинул руку, но Семен уже успел оттолкнуть меня с линии огня. Не успел заметить, как Пегов уронил меня наземь, да ещё и упал сверху, закрывая своим телом.

Выстрел. Второй.

Одна пуля прошла непонятно где, вторая ударила рядом, выбив из булыжника искру.

— Стоять, паскуда! — услышал я крики.

— Все, отбой, — выдохнул Пегов, вставая со своего императора и помогая мне встать.

— Спасибо, — пробормотал я, пытаясь отдышаться. Тяжелый у меня старший группы, все брюхо мне отдавил. Зато штабс-ротмистр сегодня заработал либо ротмистра, либо крестик, а можно и то, и другое. Ротмистра от Кутепова, а крестик уже от меня. Я Пегову даже свой испачканный мундир прощу, так и быть. Неважно, что мундир генеральский и только сегодня надетый. Эх… Генерал недоделанный. Это уже которое покушение? Второе или третье?

Незадачливому террористу уже крутили руки. А дальше, как водится, все смешалось. Именно, что и люди, и кони. Ржали испуганные лошади, кто-то матерился, слышался женский визг, а народ, прорвав оцепление, уже заполонил все пространство, пытаясь рассмотреть террориста. А тут ещё и папарацци, смешав строй, повыскакивали и принялись щелкать затворами фотоаппаратов, светить яркими лампами. Забыли, сволочи, что пришли снимать похороны, коли такая сенсация подвернулась.

Один даже попытался сфотографировать и меня — типа, испуганный царь в момент покушения, но уж слишком близко он подошел. Уж так хотелось вырвать камеру и разбить аппарат о его башку, но сдержался, а только развернул наглеца спиной к себе и коленкой придал ему ускорение. Отлетел, наткнулся наглой мордой на кулак городового. Сам виноват. Что ж, пусть ему редактор оплатит производственную травму.