Вавилон - Куанг Ребекка - Страница 24

— Сытно пообедайте, — сказал ей профессор Плэйфер. — Кровавый пудинг хорош, если у них есть.

В ящик добавили четыре новые стеклянные пробирки с этикетками, написанными аккуратным мелким почерком.

— Теперь вы — часть башни, — сказал им профессор Плэйфер, закрывая ящики. — Теперь башня знает вас.

Рами скорчил гримасу.

— Немного жутковато, не так ли?

— Вовсе нет, — сказал профессор Плэйфер. — Вы находитесь в месте, где создается магия. Здесь есть все атрибуты современного университета, но в своей основе Вавилон не сильно отличается от логова алхимиков древности. Но в отличие от алхимиков, мы действительно выяснили ключ к превращению вещи. Он не в материальной субстанции. Он в имени.

Вавилон делил буфет в четырехугольнике Рэдклиффа с несколькими другими гуманитарными факультетами. Еда там была якобы очень вкусной, но она была закрыта до завтрашнего начала занятий, поэтому вместо этого они отправились обратно в колледж как раз к концу обеда. Все горячие блюда закончились, но послеобеденный чай и его атрибуты предлагались до самого ужина. Они нагрузили подносы чашками, чайниками, сахарницами, кувшинами с молоком и булочками, а затем стали перемещаться по длинным деревянным столам в зале, пока не нашли незанятый в углу.

— Значит, ты из Кантона? — спросила Летти. У нее был очень властный характер, заметил Робин; она задавала все свои вопросы, даже доброжелательные, тоном следователя.

Он только что откусил от булочки; она была сухой и черствой, и ему пришлось сделать глоток чая, прежде чем он смог ответить. Она перевела взгляд на Рами, прежде чем он успел это сделать.

— А ты — Мадрас? Бомбей?

— Калькутта, — приятно сказал Рами.

— Мой отец служил в Калькутте, — сказала она. — Три года, с 1825 по 1828. Возможно, ты видел его здесь.

— Прекрасно, — сказал Рами, намазывая джем на свою лепешку. — Возможно, он однажды наставил пистолет на моих сестер.

Робин фыркнул, но Летти покраснела.

— Я только говорю, что встречала индусов раньше...

— Я мусульманин.

— Ну, я просто говорю...

— И знаете, — теперь Рами энергично намазывал маслом свою лепешку, — это очень раздражает, то, как все хотят приравнять Индию к индуизму. «О, мусульманское правление — это отклонение, вторжение; моголы — просто интервенты, но традиция — это санскрит, это Упанишады». — Он поднес булочку ко рту. — Но вы даже не знаете, что означают эти слова, не так ли?

Они плохо начали. Юмор Рами не всегда действовал на новых знакомых. Его болтливые тирады нужно было воспринимать спокойно, а Летиция Прайс, похоже, была способна на все, кроме этого.

— Значит, Вавилон, — вмешался Робин, прежде чем Рами успел сказать что-нибудь еще. — Красивое здание.

Летти бросила на него изумленный взгляд.

— Вполне.

Рами, закатив глаза, кашлянул и отложил свою булочку.

Они молча потягивали чай. Виктория нервно постукивала ложечкой по чашке. Робин уставилась в окно. Рами постукивал пальцами по столу, но остановился, когда Летти бросила на него взгляд.

— Как вы нашли это место? — Виктория мужественно пыталась спасти их разговор. — Оксфордшир, я имею в виду. Мне кажется, что мы видели лишь малую его часть, он такой большой. Я имею в виду, не такой, как Лондон или Париж, но здесь так много укромных уголков, вы не находите?

— Это невероятно, — сказал Робин с излишним энтузиазмом. — Это нереально, каждое здание — первые три дня мы просто гуляли и смотрели. Мы видели все туристические достопримечательности — Оксфордский музей, сады Крайст-Черч...

Виктория вскинула бровь.

— И они пускают вас везде, куда бы вы ни пошли?

— Вообще-то, нет. — Рами поставил свою чашку с чаем. — Помнишь, Птичка, Ашмолеан...

— Верно, — сказал Робин. — Они были так уверены, что мы собираемся что-то украсть, что заставляли нас выворачивать карманы при входе и выходе, как будто были уверены, что мы украли драгоценность Альфреда.

— Они вообще не хотели нас впускать, — сказала Виктория. — Они сказали, что дамы без сопровождения не допускаются.

Рами фыркнул.

— Почему?

— Наверное, из-за нашего нервного состояния, — сказала Летти. — Они не могли допустить, чтобы мы упали в обморок на фоне картин.

— Но цвета такие захватывающие, — сказала Виктория.

— Поля сражений и обнаженные груди. — Летти приложила тыльную сторону ладони ко лбу. — Слишком много для моих нервов.

— Так что ты сделала? — спросил Рами.

— Мы вернулись, когда на смене был другой доцент, и на этот раз притворились мужчинами. — Виктория углубила свой голос. — Извините, мы просто деревенские парни, приехавшие в гости к нашим кузинам, и нам нечего делать, когда они на занятиях...

Робин засмеялся.

— Неправда.

— Это сработало, — настаивала Виктория.

— Я тебе не верю.

— Нет, правда. — Виктория улыбнулась. Робин заметил, что у нее огромные и очень красивые глаза, похожие на лань. Ему нравилось слушать, как она говорит; в каждом предложении чувствовалось, что она извлекает смех изнутри него. — Они, наверное, подумали, что нам лет двенадцать, но все прошло как по маслу...

— Пока ты не разволновалась, — вклинилась Летти.

— Все шло хорошо, пока мы не прошли мимо доцента...

— Но потом она увидела Рембрандта, который ей понравился, и издала такой писк... — Летти издала щебечущий звук. Виктория толкнула ее в плечо, но та тоже засмеялась.

— «Извините, мисс...» — Виктория опустила подбородок, подражая неодобрительному доценту. — «Вы не должны быть здесь, я думаю, что вы повернули...»

— Так это были нервы, в конце концов...

Это было все, что требовалось. Лед растаял. В одно мгновение они все рассмеялись — возможно, немного сильнее, чем оправдывала шутка, но важно было то, что они вообще смеялись.

— Кто-нибудь еще узнал тебя? — спросил Рами.

— Нет, они все просто считают нас особенно стройными первокурсницами, — сказала Летти. — Хотя однажды кто-то крикнул Виктории, чтобы она сняла мантию.

— Он пытался стянуть ее с меня. — Виктория опустила взгляд на свои колени. — Летти пришлось отбиваться от него зонтиком.

— С нами случилось то же самое, — сказал Рами. — Какие-то пьяницы из Баллиола начали кричать на нас однажды ночью.

— Им не нравится темная кожа в их одежде, — сказала Виктория.

— Нет, — сказал Рами, — не нравится.

— Мне очень жаль, — сказала Виктория. — Они — я имею в виду, ты ушел нормально?

Робин бросил на Рами обеспокоенный взгляд, но глаза Рами все еще лучились весельем.

— О да. — Он обнял Робина за плечи. — Я был готов разбить несколько носов, но этот поступил благоразумно — начал бежать, словно за ним гнались адские гончие, и тогда я не смог ничего сделать, кроме как тоже побежать.

— Я не люблю конфликты, — сказал Робин, покраснев.

— О, нет, — сказал Рами. — Ты бы исчез в камнях, если бы мог.

— Ты мог бы остаться, — проворчал Робин. — Отбился бы от них в одиночку.

— Что, и оставить тебя в страшной темноте? — Рами усмехнулся. — В любом случае, ты выглядел абсурдно. Бежал так, будто у тебя лопнул мочевой пузырь, а ты не мог найти уборную.

И тут они снова засмеялись.

Вскоре стало очевидно, что ни одна тема не была запретной. Они могли говорить о чем угодно, делиться всеми неописуемыми унижениями, которые они испытывали, находясь в месте, где не должны были находиться, всем тем затаенным беспокойством, которое до сих пор держали в себе. Они рассказывали о себе все, потому что наконец нашли единственную группу людей, для которых их опыт не был таким уж уникальным или непонятным.

Затем они обменялись историями о своем образовании до Оксфорда. Вавилон, очевидно, всегда помазывал своих избранников в юном возрасте. Летти, уроженка южной части Брайтона, поражала друзей семьи своей потрясающей памятью с тех пор, как научилась говорить; один из таких друзей, знавший нескольких донов Оксфорда, нашел ей репетиторов и заставлял ее учить французский, немецкий, латынь и греческий до тех пор, пока она не стала достаточно взрослой для поступления в университет.