Поцелуй русалки (ЛП) - Блазон Нина - Страница 11

Когда все заняли свои места, баржа глубоко осела в воду. Иоганн не побоялся приткнуться у самого края, где он чувствовал себя плавающим в воде. Взошедшее солнце припекало. Становилось жарко и душновато, но это все же лучше, чем предыдущие дождливые дни. Вода в реке превратилась в сверкающий ковер из хрустально-зеленых волн, бившихся о стенки баржи. Их шум убаюкал Иоганна, и он почувствовал, что согрелся и успокоился. Глубоко дыша и наслаждаясь чувством близости воды, он отдалился от, говоривших по-голландски и громко смеявшихся, подкопщиков. С крепостных ручьем стекала вода, и они прикрывали руками иконки и деревянные кресты, носившие на шее. Но крестьяне Иоганна не интересовали. Вместо этого он, полностью погрузившись в себя, уставился в глубину Невы. Где-то в этой воде плавало тело девушки. Когда-нибудь река выбросит свою добычу на берег, и жертва воды упокоится на кладбище на краю леса. Некоторых из них не найдут никогда — Нева отнесет их в Финский залив или в Балтийское море.

Однажды Иоганн увидел в книге рисунки китобойного судна. Но кроме голландского флейта — корабля китобоев с выпуклым корпусом и высоко поднятыми бортами, его очаровали и могучие морские гиганты. Иоганн представлял себе, как утопленники проплывали под килем одного из таких кораблей, мимо огромных китов и каракатиц, навечно удивленные, навечно слепые. Казалось, одно их таких лиц смотрело на него из воды, но это лишь иллюзия солнечного света, игравшего на волнах. Иоганн потер глаза. Сверкание не прекратилось, а глубоко в воде засветилось белое пятно с двумя темными, как глаза, пятнышками. От испуга он вцепился в кожаный мешок, который держал в руках. Боль в руке привела его обратно в чувство. Серебристое тело рыбы провело черту вдоль поверхности воды, и чешуйчатый хвост угря ударил по воде, взметнув в небо сверкающую завесу из водяных капель. Крепостные перестали молиться и замерли от страха. В следующий момент подкопщики закричали вразнобой, затопали по барже и свесились за борт. Баржа опасно накренилась.

— Назад! — приказал паромщик и выругался.

Рабочие нерешительно вернулись на свои места, но продолжали тянуть шеи и указывать на воду. Иоганн понял многое из речи голландцев, прикидывавших в шутку, на сколько людей хватило бы этого монстра, чтобы насытиться. Но вот перед лодкой, приближавшейся к порту, взмыли ввысь земляные валы Петропавловской

Собственно крепость и была Санкт-Петербургом, оплотом, названным царем Петром в честь своего покровителя, святого Петра. А теперь и новому городу присвоили его имя. Иоганн почтительно прошел сквозь, охранявшиеся солдатами, ворота крепости и предъявил договор с печатью мастерской. Его пропустили. От этих ворот дорога вела к командирскому причалу. Возле больших деревянных зданий мельтешили офицеры и солдаты, по контрасту с мастерской и лачугами на южном берегу здешние строения смотрелись дворцами. В пределах крепостных валов уже можно было представить, каким станет сооружение в ближайшее время. В некоторых местах повырастали высокие массивные стены. Камнетесы выстукивали булыжники до нужного размера, выравнивали края, срезали бороздки в тесаных камнях. Иоганн издалека разглядел в толпе яростно дебатирующих строителей архитектора Трезини, но тот настолько углубился в себя, раздавая своим подчиненным инструкции, что Иоганна не заметил. В центре крепости возвышался деревянный собор. У Иоганна захватило дух от благоговения. Потом он мимо Монетного двора дошел до дебаркадера, и свернул к бастиону Меньшикова, находившегося на северо-восточной стороне. Всего два года назад, в 1704 году, здесь открыли первую государственную аптеку. В настоящее время дом служил также жильем для немногочисленных хирургов, которых царь Петр выделил для работников судоверфи. Русские не видели большой разницы между двумя врачами и аптекарями. Так как большинство врачей были немцами, для многих слова «немец» и «врач» имели одинаковое значение.

Только к Томасу Розентросту, имевшему свой рабочий кабинет в отделенном от других помещении аптеки, подходили все эти три признака. Родом он из Мюльхаузена, стал полевым врачом и костоправом, учился в Лейдене и Париже, также ему присвоено звание фармацевта. Он, искусный в лечении глазной катаракты, грыжи и удалении камней из мочевого пузыря, являлся одним из лучших хирургов во всей империи. Доктор Томас Розентрост был ни кем иным, как придворным лекарем самого царя. В принципе, ему требовалось разрешение, чтобы лечить других пациентов, но эти постановления лекаря мало интересовали, он их весьма ловко обходил. Однако за лечение и медикаменты дяде Михаэлю приходилось платить.

Иоганн поздоровался с бледнолицым помощником аптекаря, прошел через помещение, заставленное горшками, тиглями и какими-то непонятными стекляшками, и через боковую дверь попал в царство Розентроста. В центре комнаты стоял полированный стол, рядом — два удивительно грубых деревянных стула. На столе, возле прибора для кровопускания, валялись вперемешку бумаги. Розентрост составлял для царя корреспонденцию за рубеж, кроме того, выписывал лекарства из Англии и Голландии, а также эфирные масла из Москвы. Иоганн подошел поближе к столу и обнаружил лист какого-то растения, который понадобится для будущего Аптекарского огорода Санкт-Петербурга. Другой перечень венчался заглавием «Природная коллекция».

Солидный книжный шкаф, занимавший всю стену, смастерил дядя Михаэль. Иоганн не смог удержаться, и взглядом плотника оценил прямые углы и гладкость поверхности. Шкаф должен был выдерживать большой вес, так как его сверху донизу заставили посудой и ящиками. Целая полка отведена под стеклянные емкости с сухими травами и лекарственными растениями. А справа, в затененной части комнаты, Иоганн к своему ужасу обнаружил огромный сосуд с покачивающимися в жидкости сдавленными, морщинистыми чудищами. Должно быть, это какие-то экземпляры из природной коллекции, которой распоряжался и каталогизировал Томас Розентрост. Иоганн только хотел подойти поближе, как в комнату вошел лекарь. Даже не вошел, а внезапно ворвался, как стихия. По дощатому полу зацокали каблуки, затем распахнулась дверь смежной комнаты. Гневная морщина на лбу Розентроста стала еще глубже, его черные брови странно контрастировали с белым, завитым париком, который врач всегда носил с величайшим достоинством. Одетый, как всегда, в пурпурно-красный сюртук, на шее — белый узкий галстук — пластрон.

— А, Бремер! — рыкнул он и усмехнулся. — Садись, садись. Что с рукой? Снимай рубаху.

— У меня нет травм, — возразил Иоганн.

— Нет? — черные брови доктора взметнулись ввысь. — Тем лучше. Иди сюда.

Иоганн послушно уселся на один из потертых стульев, и терпел, когда доктор сгибал и разгибал его руку и ощупывал мышцы. Несмотря на то, что руки врача могли распилить кости и просверлить отверстие в черепе, они были поразительно гладкие и мягкие, почти, как у женщины. Иоганну показалось странным, что они такие мягкие. Врач, будто почувствовав, что Иоганн сдерживал боль, вдруг нащупал место возле локтя и нажал на него. Иоганн застонал.

— Ага, — заметил Розентрост. — Порвана мышца. В ближайшее время ты в этой руке молоток не поднимешь.

Вероятно, Иоганн побледнел, так как Розентрост схватил резко пахнущий пузырек и сунул ему под нос.

— Все будет в порядке. Это лучше, чем раздробленные кости. Я наложу тебе пластырь. Марфе еще что-нибудь нужно?

Иоганн кивнул и протянул ему листок, который врач, нахмурившись, изучил.

— Горячка, — пробормотал он.

Широкими шагами он прошел через комнату и отыскал порошок на одной из полок. Любой другой врач имел целый штат слуг и помощников, а Розентрост, напротив, продолжал все делать сам. Иоганн рассматривал хирургические инструменты, наполовину скрытые бумагами, он узнал щипцы и крючки для ребер, кроме того увидел еще раскаленный прут для остановки кровотечения. Затем его взгляд вновь переместился на законсервированных животных. Одно из них особо привлекло его внимание. Если бы он не знал, что драконы не существуют, то поклялся бы, что один из них перед ним.