Бывшие. Боль и любовь - Стар Дана - Страница 3

– Поняла.

Сжала пальцы в кулачки, меня окутало ещё большее волнение.

– На него было совершено покушение, но это уже не наше дело. Вообще, не следует совать нос туда, куда следует. Теперь иди, Иванова, отбой. Даю отгул до завтра, завтра в шесть утра как штык в реанимации, приступаешь к своим обязанностям.

Что был выходной, что его не было…

Он пролетел на одном выдохе, и вот я снова здесь, перед палатой Вяземского – самого значимого для всей клиники пациента.

Три дня пациент провёл в реанимации, но даже там я не отходила от него ни на шаг, как велел Павел Степанович. Меня даже освободили от других обязанностей, велев заниматься только им, что, в общем-то, было хорошо.

Вяземский еще не пришёл в себя, он отдыхал. На четвертый день его перевели в одноместную палату класса люкс для обеспеченных клиентов.

– Он крепкий орешек!

Прогуливаясь по коридору, услышала голос Степановича. Притормозила, осторожно выглянула из-за угла, увидев начальника и ещё одного незнакомого мужчину, стоявшего ко мне спиной. Они о чём-то увлечённо беседовали. Я догадалась, речь идёт о моём пациенте.

А это ещё кто?

Я видела незнакомца со спины, но в глаза бросился его бритый под ноль затылок и поджарое телосложение. Он был сильным и заряженным. Типом, вызывающим лично у меня, настороженность и желание как можно быстрей пройти мимо.

– Идет на поправку. С абсолютной уверенностью говорю, жизнь Ильи Сергеевича вне опасности!

Здоровяк хлопнул Степановича по плечу, затем незаметно протянул пухлый конверт.

– За старания.

Я юркнула обратно за угол, развернулась и поспешила дальше по своим делам.

Нужно помнить о словах Степановича – не стоит совать нос туда, куда не следует. Я должна выполнять свою работу, всё остальное меня не касается. Мне нужны деньги, чтобы оплачивать комнату в общежитии и на что-то жить. Наконец я съехала от тётки Лизы и стала обеспечивать себя сама.

А сейчас я направлялась к Вяземскому, чтобы сделать ему перевязку.

Боже, мне опять придётся увидеть мускулистого красавца!

Это какое-то испытание для бедной, незамужней, молоденькой медсестры…

«Хоть бери и делай с ним всё что хочешь. Он сейчас беспомощен, как новорожденный котёнок».

С радостью бы выкрикнула моя тёмная сторона, но я девочка скромная.

И вообще, я давала клятву, что между пациентом и врачом не может быть ничего личного.

Берусь за дверную ручку, чуть медлю. Сейчас я снова увижу его… И хотя прошло уже четыре дня с момента нашей первой встречи, моё тело, моя душа продолжает слишком неравнодушно реагировать на Вяземского.

Он пациент… Всего лишь пациент! Я должна относиться к нему как к работе, профессионал я, в конце концов, или как?

Да я уже стольких мужиков голых перевидала на практике, была уверенна, у меня выработался иммунитет.

Вот именно, Варя, так что вперёд! С песней, к успеху!

Подбодрив себя, дергаю дверь, вхожу. И…

Все мысли из головы испаряются, когда глаза видят мужское полуобнажённое тело, раскинувшееся на больничной кровати.

Сглатываю.

Но он – это другое…

Он каким-то образом стащил с себя одеяло, откинув в сторону. Может уже приходил в себя, пока меня не было, а может рефлекторно во сне это сделал. В любом случае, хороший знак. Вяземский идёт на поправку.

А сейчас он спит. Лежит неподвижно в расслабленной позе с закрытыми глазами и чуть распахнутыми губами.

Подхожу ближе, глядя на его лицо.

Оно у него твёрдое, волевое, я бы даже сказала грозное, и нет там ничего тёплого, но почему оно притягивает? Завораживает. С первого взгляда. Заставляет сердечко в груди дрогнуть, сладко сжаться.

Тряхнула головой, заставила себя сосредоточиться на работе. Если буду витать в облаках, меня уволят.

Первым делом, проверила капельницу, внесла в журнал показатели приборов и приступила к осмотру повязки.

Прикасаться к моему вип-пациенту всегда очень волнительно… Вот от этих чувств уже никуда не деться.

Моё лицо всегда заливается краской и жаром, когда я отодвигаю в сторону одеяло, оголяя совершенный торс, и робко касаюсь ладошкой смуглой кожи, под которой бугрятся канаты мышц.

Натренированный. Накачанный. Следит за собой.

К нему приезжают какие-то люди в чёрных костюмах и передают личные вещи. Видно, что импортные, наивысшего качества.

Я делаю всё максимально нежно и осторожно. Наверно, я сама получаю от этого восторг, когда прохожусь стерильными салфетками по телу мужчины, задержав дыхание.

Мне кажется, я прикасаюсь к иконе. Я будто впервые в жизни вижу воочию знаменитость, сошедшую с обложки самого топового журнала.

Боже, это действительно так!

– Да… Потрогай меня ещё…

Дёрнулась, когда на моём тонком запястье вдруг резкой хваткой сомкнулась сильная мужская ладонь.

Он очнулся!

Но глаза мужчины пока были закрыты. Он словно пробуждался и видел какой-то весьма приятный сон.

Вяземский провёл по своим губам языком, я зависла над этим жестом. Залюбовалась им…

– Не здесь, малышка.

Впервые услышала его голос…

Он низкий, с хрипотцой. Опасно-сексуальный. Мурашки хлынули вихрем.

Я часто представляла себе две вещи: как будет звучать его голос и какого цвета у него глаза, когда он очнётся.

И то, и то меня не разочаровало.

– А тут.

Он сбивает меня с толку и застаёт врасплох.

Вяземский нагло опускает мою руку к своему паху и засовывает под резинку спортивных штанов.

– Прекратите! – щёки вспыхивают как факелы, я вырываюсь и отскакиваю от негодяя как можно дальше. – Да что вы себе позволяете?!

А он, оказывается, тот ещё мерзавец!

Засунул мою руку себе в штаны, заставив схватиться за твёрдый, выпуклый бугор.

Вяземский немного приподнимает голову и теперь совершенно бессовестно лапает меня раздевающим взглядом. С видом, будто ему можно всё.

– Вижу, вам уже лучше! – язвлю я, чувствуя прилив раздражения.

Моя ладонь пульсирует, на ней до сих пор ощущается его твёрдость, а от стыда хочется немедленно убежать.

– Виноват, – дерзость в поведении зашкаливает, – сон приснился один… Знаешь какой?

Он со мной на ты.

Это переходит все границы.

– Мне нужно работать, – отворачиваюсь, нервно поправляя на себе халат. – Вы очнулись, это хорошо. Как себя чувствуете?

Я нервно продолжаю дёргать края халата, будто он внезапно стал мне мал. Преследуют ощущения будто я вообще оказалась перед ним голой.

– Эротический, – нагло заявляет, – с тобой в главной роли.

– Так, ну всё! Пойду доложу Павлу Степановичу.

И я пулей выскакиваю в коридор, умирая от жара и стыда. Мчусь не в ординаторскую, а в уборную и умываю лицо холодной водой.

Сюрприз, так сюрприз.

Пациент оказался высокомерным, озабоченным нахалом, думающим, будто он король мира.

Вот это я попала! Неужели он теперь будет постоянно руки распускать?

А эти глаза?

Я впервые увидела его глаза…

В них можно утонуть. Какие пронзительные, хитрые, бездонные. Глубокого, обсидианового цвета. Мне они напомнили глаза ядовитой кобры.

– Варя! – в дверях уборной появляется Оксана. – Ты нормальна, да? Ты почему пациента бросила и бестактно свалила? Он же только после операции очнулся!

– Я… Только на минутку, в уборную. И к Сте…

– Не ври! Тебя уже пятнадцать минут нет на месте, привет от Степановича!

Как пятнадцать минут?

Удивлению нет предела. Слишком глубоко в мыслях погрязла, думая о нём.

– Ты еще здесь? – рявкает старшая медсестра.

– Я как раз поговорить хотела насчёт Вяземского…

– Павел Степанович пять минут назад ушел на операцию, будет часов через шесть.

Ого!

Ладно, напишу ему объяснительную.

– А ты немедленно возвращайся к своим обязанностям или получишь штраф.

Вот стерва.

Огибаю её, сжав кулаки, молча иду в сторону вип зоны.