Обычный день - Джексон Ширли - Страница 38

– Дональд Эммет Малкин, – опять повторил мистер Малкин.

– Остаток на счете составляет двадцать девять долларов, – сообщила миссис Малкин, – по доллару в неделю в течение примерно шести месяцев.

– Двадцать девять долларов, – проговорил мистер Малкин. – Что ж.

– Постарайтесь выяснить, сможете ли вы вернуть эти деньги, – велела миссис Малкин. – В конце концов, почти тридцать долларов.

– Да, – сказал мистер Малкин. – Я просто забыл. Я верну деньги.

– Кто такой Дональд Эммет Малкин? – уточнила миссис Малкин.

– Просто имя, – смущенно ответил мистер Малкин. – Шутка, забавная шутка.

– Дональд в честь твоего отца, Эммет в честь моего, – догадалась миссис Малкин. – Вы получите эти деньги обратно? Так я оставлю банковскую книжку на столе?

– Да, – сказал мистер Малкин. – Наверное, это была просто шутка.

– Возможно, – согласилась миссис Малкин. – Кстати, я видела мышь.

– Испугались?

– Ненавижу мышей, – напомнила миссис Малкин. – Эта была жирная и смешная. Ну, тогда я выброшу банковскую книжку, если вы уверены, что это шутка.

– Конечно, – сказал мистер Малкин и с облегчением повесил трубку.

Когда он вернулся вечером домой, миссис Малкин встретила его у двери. Она была в домашнем халате винного цвета, и ее распущенные локоны гладко струились по спине.

– Я победила мышь, – сообщила миссис Малкин.

– Она в мышеловке?

– Нет, – мягко пояснила миссис Малкин, – обошлось без ловушек. Ей со мной было не тягаться. Я быстрее.

– Ей? – удивленно спросил мистер Малкин, шагая за женой в свой кабинет. Мышь лежала на полу, в самом центре кабинета, на белом листе бумаги. Мышь была того же цвета, что стены. – Это она? – с нажимом переспросил мистер Малкин.

– Я ударила ее сковородой, – поведала миссис Малкин и посмотрела на мужа. – Я вела себя очень храбро, – добавила она.

– Конечно, очень, – искренне подтвердил мистер Малкин.

– Потом я подвинула ее метлой на лист бумаги, – продолжила миссис Малкин, – и принесла сюда. И я знаю, почему она была такой толстой.

Мистер Малкин наклонился над мышью и увидел, почему она такая толстая, а потом посмотрел на свою жену. По ее лицу мистер Малкин понял, что перед ним самая ужасная женщина на свете.

Так как моя бабушка невероятно терпелива, а кошки живут долго, я не делаю ставок на конечный результат их вражды; хотя тайком и ставлю на бабушку. Впрочем, на кошек тоже найдется кому поставить, а я не из тех, кто делится проигрышными предложениями. Могу, однако, дать краткое описание дел как постоянный наблюдатель, и добавлю, что никогда не считала, будто бы у кошек хватит сил противостоять милой старушке. У них девять жизней – так говорят, однако до моей бабушки им далеко.

Моя бабушка – очаровательная, кроткая женщина, ничем не заслужившая странное отношение к себе кошек. Она к ним весьма неравнодушна и постоянно сетует на жестокий жребий, избравший ее врагом этих животных. Похоже, она их пугает. С тех пор, как после смерти деда бабушка приехала жить к нам – это случилось около пятнадцати лет назад, – у нас перебывало около сорока или пятидесяти кошек, которые прожили с нами свой краткий миг, изранили свои души и ушли. Возможно, мы привыкли к бабушке, а просить о том же кошек слишком жестоко.

Флосси, например, бабушку кусала. И все. Подходила к ней, вцеплялась зубами в лодыжку и так висела. Бабушка сначала считала, будто это такое проявление кошачьей привязанности и радовалась, что ее выбрала в подружки милая Флосси, однако по мере того как Флосси становилась все старше и больше, а ее зубы – длиннее и острее, бабушка обзавелась привычкой сидеть с подтянутыми под себя ногами. Наконец у Флосси начали появляться котята, тысячи котят, и однажды, когда бабушка сидела, опустив ноги на пол, неожиданно возникла Флосси: вышла из-под стола с одним из своих старших котят и принялась учить его, как кусать лодыжки моей бабушки. Поскольку бабушка никогда не била и не прогоняла кошек, она всего лишь стала получше подгибать ноги. А Флосси все же совершила непоправимую ошибку: она вбежала в гостиную в прекрасном расположении духа и, приняв отца за бабушку, выдрала ощутимый кусок кожи из его голени.

Когда Флосси исчезла, у бабушки начались трения с котенком, которого мы тогда оставили – желтым полуперсом по кличке Карамель. Карамель в свою очередь демонстрировал признаки психологического срыва. Стоило бабушке войти в комнату, как он сразу уходил, глядя через плечо и неприятно поджимая губы. Если Карамель спокойно ел на кухне, куда входила бабушка, котенок бросал еду и ретировался. Когда эта тактика не возымела никакого эффекта, если не считать, что бабушка немного похудела, Карамель принялся убивать мух и разбрасывать их трупы. Всякий раз, когда бабушка решала присесть, где угодно, на выбранном ею стуле оказывалось семь или восемь мертвых мух. Однажды я сидела у пианино, а бабушка играла и пела, и тут объявился Карамель. Видимо, он не заметил бабушку, а она пришла в восторг от мысли, что кот сменил гнев на милость.

– Я продолжу петь как ни в чем не бывало, – поспешно прошептала она мне, – а ты рассказывай, что он станет делать.

И бабушка запела: «Прошел я мимо твоего окна», а я принялась следить за котом. Карамель бродил по комнате, искоса поглядывая на бабушку. Внезапно он вскочил на табурет у пианино, как раз когда бабушка пела: «С добрым утром, с добрым утром, дорогая», и выводила высокую ноту. Бросив затравленный взгляд на бабушку, Карамель вспрыгнул на нотную подставку и принялся убивать мух. Он ждал, пока они приземлятся на партитуру, и яростно лупил их лапами. Бабушка, разрываясь между любовью к искусству и отвращением к дохлым мухам, наконец-то вышла из комнаты, а Карамель, злобно ухмыльнувшись мне напоследок, сбил ноты на пол и навсегда ушел из нашей жизни. Не знаю, что с ним приключилось, возможно, он почувствовал: в нашем доме ему больше делать нечего.

После того случая мой отец проявил незаурядный характер – и некоторое время кошек у нас не было. Жили мы тихо, позабыв о внутренних распрях; мама завела себе маленькую собачку, которая очень полюбила бабушку, и приходила к ней, подставляя почесать брюшко.

Однажды я позволила бездомному котенку прийти за мной, и все началось снова, хуже, чем раньше. Я назвала котенка Ником, и поскольку, когда я его нашла, бабушка как раз уехала на выходные, у кота было время освоиться и познакомиться с собакой. Он казался идеальным прелестным маленьким котеночком, пока не вернулась бабушка.

– О, кисонька! – закричала она от парадной двери. – Сладкий пушистик!

Ник по-кошачьи коротко зарычал и приготовился к нападению. Бабушка, склонившаяся над котенком, чтобы посмотреть ему в глаза, осталась без прически.

С тех пор Ник превзошел всех наших котов и кошек. Он установил такие отношения с моей бабушкой, что Флосси и Карамель по сравнению с ним казались добрейшими существами. На этот раз бабушка потеряла свое хваленое хладнокровие и дала Нику сдачи. Когда Ник обнаружил потайной ход в комнату бабушки через каминную решетку и пробрался к ней ночью, чтобы вволю попрыгать на ее животе, бабушка наполнила теплой водой ванну и уронила в нее Ника. Однажды бабушка испекла торт и оставила его, покрыв глазурью, на кухонном столе, а Ник прогулялся по липкой массе, украсив торт оригинальным рисунком. В тот раз бабушка поймала Ника, накрыла на полу кастрюлей и звонко ударила по медному донышку ложкой. Никто не удивился, когда вскоре мимо нас пронесся Ник, а за ним – бабушка с метлой.

– Похоже, твоя бабушка сошла с ума, моя дорогая, – сказала мне мама.

– Ник не хотел ничего плохого, – попробовала я выступить в его защиту.

– Твоя бабушка так этого не оставит, – предупредила мама.

Когда мой брат врезался на семейной машине в телефонный столб, бабушка во всеуслышание мрачно заявила, что во всем виноват кот. Однажды утром в дверь позвонили, и когда бабушка открыла – на крыльце оказалась очень маленькая желтая птичка.