Обычный день - Джексон Ширли - Страница 49

Маргарет встала и прошлась по комнате до двери в коридор, просто так, без цели. Ей было очень неловко, и даже взгляд, брошенный на мужа, не помог. Шнур, удерживавший шторы, заставил ее задуматься: может, задушить? Она сказала себе: дело не в том, что я его не люблю, я просто неважно себя сегодня чувствую. Как будто должно случиться что-то плохое. Придет телеграмма или сломается холодильник. «Утопи его», – предложила золотая рыбка в аквариуме.

«Послушай, – сурово сказала себе Маргарет, выйдя в коридор и встав так, чтобы муж ее не увидел, взгляни он поверх газеты, это совершенно нелепо. – Взрослая женщина не должна изводить себя глупыми страхами – это как бояться призраков или чего-то в таком духе. С ним ничего не случится, Маргарет, – она едва не произнесла этого вслух, – ничто не навредит ни тебе, ни твоему мужу, ни тем, кого ты любишь. Все будет хорошо».

– Маргарет! – позвал муж.

– Да?

– Что-то не так?

– Все в порядке, дорогой, – ответила Маргарет. – Просто захотелось попить воды. Отравить его? Толкнуть на дорогу перед машиной? На рельсы, перед поездом?

«Я не хочу убивать мужа, – сказала себе Маргарет. – Я никогда не мечтала его убить. Я хочу, чтобы он жил. Прекрати, прекрати».

Она выпила воды, раз уж сказала мужу, что собирается это сделать, вернулась в гостиную и села. Когда она вошла в комнату, муж внимательно на нее посмотрел.

– Ты сегодня выглядишь очень беспокойной, – заметил он.

– Наверное, из-за погоды. В жару мне всегда тревожно.

– Может, все-таки сходим в кино? Или прокатимся, развеемся.

– Нет, спасибо. Пожалуй, я пораньше лягу спать.

– Хорошо.

«Что я стану без него делать? – спрашивала себя Маргарет. – Как буду жить, кто на мне женится, куда я поеду? Куда дену всю нашу мебель, стану ли плакать при виде его фотографии, сожгу его старые письма? Я могла бы раздать его костюмы, но что бы я сделала с домом? Кто позаботится о налогах? Я люблю мужа, – очень серьезно сказала себе Маргарет, – я должна перестать так думать. Это как идиотская мелодия, которая не выходит из головы».

Маргарет снова встала, чтобы включить радио; безжизненный голос диктора показался ей отвратительным, и она выключила радио, потом подошла к книжному шкафу. Сняла с полки книгу, еще одну, пролистала их, не видя страниц и думая: не похоже, что у меня есть мотив, меня никогда не поймают. Зачем мне убивать мужа? Она будто видела себя со слезами на глазах в кабинете у воображаемого лейтенанта полиции: «Но я любила его… я не переживу его смерти!»

– Маргарет, – позвал муж. – Тебя что-то беспокоит?

– Нет, дорогой. Почему ты спрашиваешь?

– Ты странно выглядишь сегодня, как будто чем-то расстроена. У тебя жар?

– Нет, – покачала она головой. – Немного знобит.

– Иди сюда и дай мне потрогать твой лоб.

Она подошла и послушно наклонилась, чтобы он положил руку ей на лоб. Ощутив прохладную ладонь мужа, она подумала: «О мой дорогой, добрый человек». И чуть не расплакалась от своих мыслей.

– Ты права, – сказал он. – Лоб холодный. Ложись спать.

– Скоро пойду, – ответила она. – Я еще не устала.

– Принести тебе вина? Или лучше лимонада?

– Большое спасибо, дорогой. Не хочется.

Говорят, если на ночь положить сигарету в стакан воды, к утру вода станет почти чистым никотином – и смертельно ядовитой. Можно налить ее в кофе, и он ничего не почувствует: вкус не изменится.

– Сварить тебе кофе? – предложила Маргарет, удивившись собственному вопросу.

Муж взглянул на нее и нахмурился.

– Я только что выпил две чашки за ужином. Но все равно спасибо.

«Я храбрая, я справлюсь, – подумала Маргарет, – какое это будет иметь значение через сто лет? К тому времени я тоже умру, и кого волнует мебель?

Она принялась размышлять. Взломщик. Сначала вызвать врача, потом полицию, потом ее шурина и сестру. Всем сказать одно и то же, со слезами. Не стоит уделять много времени приготовлениям, чем тщательнее все планируешь, тем больше шансов ошибиться. Она выберется, ее не поймают, если она станет думать о деле в перспективе, а не погрязнет в деталях. Стоит только начать беспокоиться о таких мелочах, как отпечатки пальцев, и все потеряно. Против вас сработает то, о чем вы больше всего тревожитесь, так всегда бывает.

– У тебя есть враги? – вдруг спросила она мужа, хотя и не собиралась задавать.

– Враги? – задумчиво переспросил муж. На мгновение он воспринял ее вопрос всерьез, потом с улыбкой ответил: – Полагаю, у меня их сотни. Тайных.

– Я не хотела спрашивать тебя об этом, – призналась она, снова удивившись.

– Почему у меня должны быть враги? – внезапно посерьезнев, спросил он и сложил газету. – Почему ты думаешь, что у меня есть враги, Маргарет?

– Глупый вопрос, извини. Глупая мысль.

Она улыбнулась, и он улыбнулся ей в ответ.

– Полагаю, молочник меня ненавидит. Я всегда забываю выставить бутылки на крыльцо.

Молочник вряд ли стал бы это делать, он ей не помощник. Взгляд Маргарет упал на стеклянную пепельницу, переливавшуюся в свете от лампы для чтения; в то утро она вымыла пепельницу, и ей ничего подобного в голову не пришло. Теперь она подумала: именно пепельницей; первая идея всегда самая лучшая.

Маргарет встала в третий раз и подошла к мужу сзади, чтобы облокотиться о спинку его стула. Пепельница лежала на столе, прямо перед ней. Маргарет наклонилась и поцеловала мужа в макушку.

– Я никогда не любила тебя больше, чем сейчас, – сказала она, и он, не глядя, протянул руку, чтобы нежно коснуться ее волос.

Маргарет осторожно достала сигарету из пепельницы и положила ее на стол, рядом. Сначала муж ничего не заметил, а потом, потянувшись за сигаретой, увидел, что она не в пепельнице. Он быстро поднял ее и коснулся поверхности стола, чтобы удостовериться, не загорелся ли он.

– Чуть дом не подожгли, – рассеянно пробормотал он.

Когда муж снова развернул газету, Маргарет незаметно взяла пепельницу.

– Больше не хочу, – проговорила она и ударила его.

БАРРИ: Восемьсот девять страниц. Таких больших книг у меня раньше не было.

ШИРЛИ: Долго же ты будешь ее читать.

БАРРИ: Но я не собираюсь начинать ее, пока не лягу спать. Потому что не хочу заканчивать слишком быстро.

ШИРЛИ: Смотри, мистер Унтермейер дал тебе автограф.

БАРРИ: Да, я видел. Теперь у меня есть две книги с именами писателей.

ШИРЛИ: Две?

БАРРИ: Да. Эта и книга Луи Пастера. Потому что на обложке книги Луи Пастера стоит «Луи Пастер» золотыми буквами, красивым почерком, и было бы бессмысленно так писать на обложке, если бы это написал не он, своей рукой. Бессмысленно. Стал бы кто-то еще писать его имя? Значит, теперь у меня две книги. Мистера Унтермейера и Луи Пастера.

ШИРЛИ: У меня есть книги Джея Уильямса с его подписью.

БАРРИ: Ну, ты ведь старше меня.

(Позже. Барри все еще носит с собой книгу.)

БАРРИ: Таких тяжелых книг у меня еще не было.

ШИРЛИ: Что ты только с ней ни делал, только не читал. Перестань носить ее с собой и загляни внутрь, ради всего святого.

БАРРИ: Я уже прочитал историю о Луи Пастере.

ШИРЛИ: (нервно) Ну и как? Все в порядке? Он знает, о чем пишет?

БАРРИ: Да. Хорошо знает. Он знает все факты. Конечно, я не все знаю о других, о ком он писал (неправильно произносит имена) – Лев Толстой или Уинстон Черчилль, но о Луи Пастере, наверное, он все заранее узнал.

ШИРЛИ: Ты напишешь ему и расскажешь о своих мыслях?

БАРРИ: (поразмыслив) Да. Когда я прочитаю еще немного. Сначала мне надо ее взвесить.

ШИРЛИ: Взвесить? Книгу?

БАРРИ: Да. Это очень тяжелая книга, таких тяжелых у меня раньше не было. А еще она стоит шесть долларов и девяносто пять центов, а это почти семь долларов. Думаю, мистер Унтермейер хотел бы, чтобы я узнал, сколько она весит.

ШИРЛИ: И сколько она весит?