Паутина. Книга 2 (СИ) - Стоев Андрей - Страница 28

Семья оказалась немаленькой — за огромным обеденным столом сидело человек тридцать. Нам, конечно, представили всех, но имена в голове у меня совершенно перепутались — что вполне ожидаемо, когда тебе представляют сразу тридцать человек. Запомнил я только Грету, жену Бернара, и его сына Геррита.

Разговор за столом шёл на отвлечённые темы — собственно, как обычно и происходит, когда малознакомые люди только начинают притираться друг к другу и не рискуют затрагивать темы, которые могут оказаться неожиданно чувствительными. Однако одна такая тема всё-таки всплыла.

— А в Мец вы не собираетесь? — довольно неожиданно спросил Геррит. Отец бросил на него убийственный взгляд, и тот смутился. Все тут же замолчали.

— Не собираюсь, — улыбнулся ему я. — Ко мне не так давно заезжал Огюст, и я решил, что не хочу в Мец.

Вся семья молча смотрела на меня. Похоже, тема Арди из Меца здесь не из самых простых. Мне не особенно хотелось её развивать, но сидеть в перекрестье взглядов было довольно неловко, я решил высказаться немного определённей:

— Он настаивал, что мы являемся побочной ветвью, и должны подчиняться главной ветви, то есть им.

Стояла полная тишина, и напряжение в воздухе ощущалось даже физически.

— Идея не нашла у меня понимания, — улыбнулся я сразу всем присутствующим. — Если я и встречусь с ними когда-нибудь ещё раз, то не вскоре, не в Меце, и не с Огюстом.

— Вот же гадёныш, — в сердцах выругался Бернар и тут же поднял руки вверх в ответ на укоризненные взгляды. — Простите, дамы, старого солдата. Нет, и как у них хватает наглости называть себя главной ветвью!

Грета только вздохнула и покачала головой. Напряжение ушло, и постепенно разговоры возобновились.

— Пойдём, Кеннер, покажу тебе свою коллекцию ружей, — Бернар с лёгким кряхтеньем поднялся со стула. — Пусть женщины спокойно поболтают о женском, не будем им мешать.

Вот дались им всем эти ружья! Такое чувство, будто вся империя помешалась на мушкетах, аркебузах, и на чём там ещё, из чего они палили друг в друга тысячу лет назад.

— Любишь ружья? — небрежно спросил я, идя с ним по коридору.

— Нет, не люблю, — вздохнул он. — Но так принято, что гостям надо что-то показывать. А что ещё показывать, кроме ружей? Ну какие-нибудь сабли ещё можно, но по мне, разницы с ружьями никакой.

— Неужели больше нет вариантов? — удивился я. — Заведи коллекцию марок, например.

— У меня есть, прикупил по случаю пяток кляссеров. Но марки я женщинам показываю. Пять кляссеров даже много, ни разу до второго не доходили.

Действительно, что-то промахнулся я с марками, мужчинам их показывать не станешь. А мой дядюшка Бернар-то, похоже, большой шалун — наверняка сказываются французские корни.

— Знаешь, Бернар, давай лучше просто погуляем в саду. А ружья при случае покажи моей жене. Она, правда, больше по ножам, но вообще всякое оружие любит.

— Опасная? — он с любопытством взглянул на меня.

— Я бы не рискнул всерьёз с ней схватиться, — вполне честно ответил я.

— Это она с поляками разобралась?

— С поляками? — в полном замешательстве переспросил я. — Нет, с поляками я.

— Ты сам можешь такое сотворить, но с ней подраться не рискнул бы? — он покачал головой. — Ну и женщины у новгородских Арди.

— Погоди, — наконец опомнился я. — Ты вообще откуда про эту историю с поляками знаешь?

— Ты газеты читаешь?

— Последние дни как-то возможности не было.

Сказать по правде, у меня вообще нет привычки читать газеты. Их читает Мира, а мне подаёт только сводку интересных публикаций с аналитическим обзором.

— Тебе прислать подборку? Врут они, конечно, совершенно безбожно, но снимки с места событий впечатляют. А то можешь просто выйти за ворота, да узнать всё из первых рук. Там давно корреспонденты толпятся — сразу налетели, как только прослышали, что ты у нас. Тебя, кстати, уже прозвали ливонским потрошителем. С твоей матерью они вели себя осторожнее, а тебя, видно, не так опасаются. В принципе, если ты их поубиваешь, архиепископ не особенно расстроится, они его тоже достали.

— Нет, не буду никого убивать, — отказался я. — И газеты читать не хочу. Толку от этого никакого не будет, только настроение себе испорчу.

— Мудрое решение, — одобрил Бернар. — Ну раз уж мы знакомимся, расскажи о вашей семье. Мы почти сразу потеряли связь с тётей Ори, так что о вас ничего не знаем. Да и сказать по правде, у нас было полно своих проблем. Как-то не до вас было, не сочти за обиду.

— Да и мы точно так же были заняты своими проблемами, — пожал я плечами. — Так что никаких обид. А что касается нашей семьи… ты слышал о Кеннере Ренском?

— Немного, но слышал, — кивнул Бернар.

— У него было много дочерей — и от жён, и на стороне, но только один сын, Ренольд. Довольно сильный одарённый, не как Кеннер, конечно, но сильный. По вашей классификации он назывался бы светлым паладином. Вот за Ренольда прабабушка Орианна и вышла замуж. Она была его единственной женой, что для таких сильных Владеющих большая редкость. Сама прабабушка, кстати, к тому времени стала Высшей.

— Я так понимаю, её уже нет в живых? — перебил меня Бернар.

— Она умерла, — кивнул я. — Если так можно сказать о Высшей. Тогда случилась большая война родов, в которой погибли и Кеннер Ренский, и Ренольд с Орианной. Но деталей я не знаю, я вообще мало знаю о своих предках Ренских. Дело в том, что моя мать — изгнанница, и я родился уже после её изгнания.

Бернар удивлённо поднял брови.

— Для матери это всегда было больным местом, поэтому о Ренских она мне ничего не рассказывала. Разговоры о Ренских у нас вообще не приветствовалось. Но я отвлёкся. У Орианны и Ренольда было две дочери — Ольга и Стефа. Ольга вышла замуж за Даняту Хомского, и у них родилась дочь Милослава. Моя мать. Потом Ольга овдовела, поссорилась с дочерью и изгнала её из семьи. А поскольку она к тому времени стала Матерью рода, то сумела заодно продавить и изгнание из рода. Таким вот образом моя мать перестала быть Ренской, и ей пришлось выбирать другую фамилию. Она взяла фамилию своей бабушки Орианны. Мой отец бросил мать после изгнания, ну а я родился уже после всего этого. Вот, собственно, вся краткая история новгородских Арди.

Бернар задумчиво покивал.

— То есть получается, что новгородских Арди всего трое? — уточнил он. — Считая твою очаровательную жену?

— Вообще-то, есть ещё дочери Орианны, твои двоюродные сёстры. Но они Ренские, и судя по всему, ни Ольга, ни Стефа не особенно заинтересованы в контактах с вами.

— Трудно вот так сразу сказать, — пожал он плечами. — Надо бы при случае всё-таки познакомиться. А ты с ними поддерживаешь отношения?

— Со Стефой у меня отношения вполне дружеские. С бабкой мы не общаемся — не враждуем, но и не дружим. Но теперь твоя очередь рассказывать — что у вас произошло, и почему семейство оказалось в упадке?

Бернар усмехнулся.

— Да вот как раз из-за Орианны, — ответил он.

Я вопросительно посмотрел на него. По правде сказать, я подозревал, что та история с бегством прабабушки прошла не так просто и подспудно ожидал чего-нибудь в таком роде.

— Это не упрёк тебе, Кеннер, — он отвернулся, глядя куда-то вдаль. — Мы бы в любом случае сделали то, что сделали. Ты вообще её историю знаешь?

— Только то, что она оказалась одарённой, и церковь хотела запереть её в монастыре. И что семья помогла ей бежать. Сомневаюсь, что моя мать знает больше, ну а у бабки не спросить.

— В монастыре! — усмехнулся он. — Там дело шло к аутодафе.

— Что за дикость! — невольно вырвалось у меня. — Разве такое ещё случается?

— Дикость, — согласился Бернар. — Но такое право у церкви в определённых случаях есть. Сейчас это очень редко происходит, но всё-таки случается. Никаких костров на площадях, разумеется, для этого есть крематорий.

— Бернар, я не понимаю, — искренне признался я. — Одарённость не настолько редкое явление, и одарённые даже служат церкви. Да всем известно, что я одарённый, но никого в империи это не смущает, и никто не пытается на меня святой водой брызгать. Моя мать даже самого папу лечила!