Тебе меня не получить (СИ) - Снежинская Катерина - Страница 12

– Я должен извиниться за этого придурка, – сказал экзорцист, складывая руки на груди и, конечно, демонстрируя девушке профиль.

– Ничего вы не должны, – проворчала Роен, осторожно прикладывая мокрый батист к челюсти. – У Миры своя голова на плечах есть. Хоть она и дура.

Грай пожал плечами.

– Вы с сестрой очень близки? – спросил не слишком заинтересованно.

– Не сказала бы.

– Но она кинулась вас защищать.

– Конечно, – Ора удивлённо глянула на экзорциста поверх платка. – Мы же семья.

Грай кивнул, будто это на самом деле всё объясняло.

– Честно говоря, вы меня удивили. С Олденом не каждый мужик справится, не говоря уж о Лисе.

– Ну, знаете, мы тоже не пальцем деланные! – обиделась Роен. – В нашем Доме и девочек, и мальчиков воспитывают одинаково.

– И видимо, смирение сестёр Круга из вас это воспитание не выбило.

Оре показалось, что он усмехается или даже улыбается, хотя физиономия экзорциста осталась совершенно невозмутимой.

– Видимо, – буркнула Ора, снова полоща платок в почти опустевшем ведре. Зато возле колодца успела натечь солидная лужа. – А вообще, вы сильно преувеличиваете. Ничего я с ними не справилась, просто повезло. Да и этот рыжий всё-таки меня скрутил.

– Лис вам не нравится?

– А есть те, кому он нравится? – до глубины души поразилась атьера.

– Есть, – кивнул экзорцист. – Хотя таких немного. У Лиса талант влюблять в себя с первого взгляда.

– Я заметила, – усмехнулась девушка. – А у вашего Олдена, видимо, талант с первого взгляда вызывать неприязнь.

– Особенно у женщин, – спокойно подтвердил Грай. – У вас кровь засохла. Вот здесь.

Экзорцист коснулся большим пальцем собственного рта.

– Здесь? – уточнила Ора и зашипела от боли.

Всё же так решительно тыкать в разбитую губу явно не стоило.

– Давайте я.

Грай шагнул к Роен, отобрал платок, смочил его и принялся осторожно, даже почти нежно отирать орино лицо, второй рукой придерживая её за подбородок. Его касаний девушка почти не чувствовала, только тепло и немного шероховатость ладоней. Но отчего-то её «повело», голова не закружилась, сознание будто поплыло, да так, что пришлось вцепиться в край колодца, потому что назад, в глубину потащило.

Наверное, дело было просто в слишком неудобно вывернутой шее и потяжелевшем затылке, которому в последнее время чересчур уж часто доставалось.

А глаза у экзорциста оказались вовсе не чёрными, а тёмно-серыми, стальными такими, просто за почти сросшимися, а сейчас ещё и нахмуренными бровями и короткими, но очень тёмными ресницами этого так просто не разглядишь. Ещё из-за этих самых ресниц они, глаза то есть, казались подведёнными углём. И не скажешь сразу, красиво это или нет. Пожалуй, интересно – вот как.

– Одно понятно, кто-то сильно ошибся с выводами.

– А? – не сразу сообразила Ора.

– Говорю, что с выводами о патриархальном воспитании и покорности провинциальных женщин кто-то сильно промахнулся, – повторил Грай, теперь совершенно точно улыбаясь.

– Значит, моего жениха ждёт большое разочарование, – пожала плечами Роен, соскакивая с колодца, тем более, экзорцист снова в сторону отошёл, педантично складывая насквозь мокрый платок.

– Это точно, – согласился Грай. – Конечно, если он не попытается вас обуздать.

– Пф-ф! – выразила Ора собственное мнение о таких идеях.

– Тоже верно, – хмыкнул атьер. – Ну что, вы готовы оценить плоды своих рук?

– Не рук, а корзины, – непонятно с чего развеселилась Роен.

Настроение, весь день колеблющееся от отметки «хуже нет и быть не может» до «как я вас всех ненавижу» вдруг стремительно рвануло к «а, может, всё не так плохо?»

Глава 4

Ора тупо таращилась на потолочные балки такие здоровые и близкие, что девушке вдруг показалось: вот-вот упадут, даже движение какое-то причудилось. Чтобы не вскочить с воплем, потребовалось немало усилий и простыням досталось: Роен так вцепилась когтями, что нитки треснули. Но паника отступила, совсем не ушла, только завернулась в тень за кроватью, поджидая, когда снова можно будет выползти, впиться зубами в хребтину, высасывая самообладание.

За последние сутки они – Ора и паника – сроднились, как единокровные.

Роен спустила ноги с кровати, осторожно нащупав пол, оказавшийся деревянным, тёплым, пальцы наткнулись на край тряпичного половичка. Атьера встала, раздражённо рыкнув сквозь зубы, расправила сведённые судорогой плечи и спину, откинула за спину почти распустившуюся, неприятно жёсткую от пыли косу, подошла к квадратному окошку.

Мир спал. Небо чернело над высоким островерхим тыном, луны видно не было, только её свет облизывал обтёсанные колья забора. Чуть в стороне, под навесом темнели лошадиные силуэты – Ора даже их фырканье расслышала, хоть и приглушенно, всё-таки окно было застеклено. А прямо под ней, посередь утоптанного до каменности двора теплился костерок. Стража она разглядела не сразу, тот, точно как паника, прятался в тени снятой с колёс телеги. А, может, как раз и не прятался, потому она его и заметила?

Кажется, это был Лис.

Ора вздохнула, протерла ладонью запотевшее окошко и снова подышала на стекло, теперь уж специально.

Да, недаром же говорят мудрые: «Не ной – судьбу искусишь!», а ещё: «Хочешь рассмешить богов – расскажи им о своих планах». Жаловалась, мол, день тянется до бесконечности? Думала, что в запасе ещё время есть, надеялась, что фламик раньше, чем послезавтра не явится? Так огребай и не говори, будто не предупреждали.

Последнее, что она осознала более-менее ясно – эта как сестрица с неё одеяло сдёргивает, вопя: «Вставай дура, счастье проспишь!» А дальше… А дальше только куски, размытые, будто она на происходящее из-под воды смотрела. И почти без звука, но это как раз нормально, если из-под воды.

Картинки, картинки, картинки, оставшиеся вместо памяти. Дня – с утра и до этой вот ночи – нет, лишь осколки.

Отражение в мамином зеркале: девушка бледная до зелени, да ещё щедро напудренная, отчего брови, тёмные глаза и гладко зачёсанные волосы выглядят совсем по-ведьмински или будто кому-то другому принадлежащие. Зато губы, густо напомаженные алым, как у упырицы. И светлое платье, затканное серебром – незнакомое, слишком шикарное для старого потрескавшегося зеркала со струпьями отлетевшей амальгамы по краям. Льдистые серьги и такие же камни на шее, почти закрывающее немалое декольте.

Кто это? Чьё отражение?

«А ты оказывается ничего так, хорошенькая, – в голосе Миры слышится откровенная зависть. – Хотя с такими цацками да тряпками любая красавицей станет».

Кому она это говорит? Той, в зеркале?

Красная, как у кабатчика, взопревшая рожа фламика, на складчатом лбу бисеринки пота, будто он бегом бежал. А, может, и бежал? Ведь его ждали потом. Правда, когда это потом должно было наступить, не сообразить.

«А невеста-то точно… в себе?» – басит жрец, косясь, как коза на жимолость, вроде её куст и не интересует совсем.

«В себе, в себе, не сомневайтесь, – радостно гремит папаша Роен, суя фламику что-то в кулак. Вроде бы блеснуло золото. – Это она на радостях того, сомлела».

Грай нависает над ней скалой. Почему-то он кажется огромным, просто гигантским, раза в два больше неё самой. Вроде бы он ждёт чего-то, а звуки, и без того ускользающие, пропадают совсем. Кто-то с силой надавливает ей ладонью на затылок, толкает, заставляя кивнуть. «Перед богами и смертными, Шестерыми и Одним свидетельствую: сия дева отдаётся на лоно супружества по собственной воле и разумению!» Экзорцист отворачивается.

Ворота распахнуты настежь. Кони горячатся, отбивая подковами чечётку по истёртым булыжникам двора. Служка предупредительно придерживает великолепную сливочно-белую кобылу. Таких животных в Доме Холодной Росы и не водилось никогда. Откуда она тут? И почему мальчишка смотрит вопросительно и словно смущённо.