Н 5 (СИ) - Ратманов Денис - Страница 1

Новый год мы договорились встречать всей командой в ресторане, но — с близкими, а потом должны были разъехаться по домам. Гребко пригласил жену с детьми. Клыков — матушку. Микроб — Леру. Жека и Игнат — незнакомых нам своих новых подруг. Левашов тоже грозился прийти с девушкой. А вот Дарина уехала к родителям, и Погосян, приготовивший ей подарок, загрустил. Льва Витаутовича тоже не будет, но, может, оно и к лучшему: парни опасались его и не смогли бы расслабиться в его присутствии.

Сегодня, 29 декабря, приезжает Лиза и пробудет со мной аж до третьего января с перерывом на первое, когда ей нужно нанести визит вежливости родителям.

Вчера выпал снег, и солнце слепило. Стоя на вокзале, я кутался в шарф, прятал под курткой розы и всматривался в лица пассажиров экспресса. А вот и она — в той самой соболиной шубе, в которой была на беспредельных боях, и такой же шапке. Ну точно Снежная королева!

Увидев меня, девушка помахала рукой, побежала навстречу, а за миг до того, как обняться, я вручил ей розы и увлек к стоянке. Щелкнул кнопкой сигнализации, открывая своего «москвича», повел задумчивую девушку к машине.

Что это моя машина, она поняла, только когда я усадил ее в салон и сел за руль. Посмотрела недоуменно.

— Саша, это чья? — она провела рукой по торпеде.

— Моя. Подарок за вклад в развитие отечественного футбола, — чуть улыбаясь, ответил я.

Она пару раз взмахнула ресницами и полезла целоваться.

— Вот это да! Вот так подарок! У нас теперь есть машина! И ты сам заработал! Горжусь тобой!

Ее глаза горели восхищением.

— У нас? — переспросил я, завел мотор и уточнил: — Ты сказала «у нас»?

— Ну а у кого? — Она отпрянула и принялась расстегивать шубу. — Мы же вместе, значит — у нас.

Я покосился на нее и попытался считать желания, но в ее голове был сумбур, и понять, чего она хочет, не получилось. Интересно, замуж — хочет? Одно ясно: мой успех ее очень порадовал.

С декабря я снял отдельную квартиру и переехал туда, хотя предыдущая осталась за нами, и мы там собирались с парнями. Ну а смысл ютиться?

Туда я Лизу и повез, она отправилась в душ с дороги, а я — на кухню. Откупоривая шампанское, я насвистывал под нос песню, которой нет в этом мире: «Самая красивая девушка в мире ходит голая по своей квартире. И ей хорошо-о», и тут дверь с грохотом и треском сорвало с петель. Я дернулся, упустил вылетевшую пробку и встретил ОМОНовцев, держа перед собой бутылку, истекающую пеной.

На меня нацелились автоматные стволы.

— Ни с места! На пол лицом вниз! — прозвучал голос, приглушенный шлемом. — При подозрении на опасность стреляю!

— Саша, что там? — донеслось из ванной.

Мысли пронеслись вихрем. Что происходит? Ошиблись?

— В чем меня…

— Лежать! — в голосе омоновца прорезались истеричные нотки.

Поставив шампанское, я поднял руки, осмотрел набившихся в комнату спецназовцев: шестеро, один у входа в ванную, еще сколько-то за дверью. Медленно-медленно лег, сцепил пальцы на затылке.

— И чтобы без штучек своих! — предупредил говоривший.

Что он подразумевает под «штучками»? Боевые навыки или… Или способности? При мысли об этом по спине пробежал мороз.

Меня обыскали, похлопали по карманам.

— В чем меня обвиняют? — поинтересовался я, уткнувшись носом в пол. — Произошла ошибка.

— Никакой ошибки нет, Александр Нерушимый, — прозвучал другой голос, вкрадчивый, не искаженный шлемом. — Мы очень надеемся, что ты сам нам все расскажешь.

— Руки за спину! — рявкнул командир ОМОНа.

Я подчинился. Щелкнули наручники.

— Встал! На выход!

Из ванной комнаты выскочила Лиза, замотанная полотенцем, с мокрыми встрепанными волосами, зажала рот рукой, шарахнулась обратно.

Меня толкнули в спину.

— На выход, я сказал!

— Что за беспредел? В чем вы меня обвиняете? — воскликнул я и получил тычок в спину.

Он придал мне ускорение и вытолкнул из кухни в прихожую. Кто-то схватил за шею, выволок из квартиры. Я вывернулся, рванул назад.

— Лиза, не…

Хотел крикнуть: «Не высовывайся, спрячься» — но получил кулаком в «солнышко», и слова застряли в горле. Разинул рот, хватая воздух. Меня поволокли вниз по ступеням. Со второго этажа — полминуты ходу, и я лихорадочно соображал, как быть.

Что случилось? Что за наезд?! А главное — что делать? Включать лучшего кого-то там и рвать когти? Так пристрелят, вон их сколько, и все вооружены. Если случилось недоразумение, и я покалечу ментов, меня за это посадят.

Но как смириться, когда там — Лиза, и хорошо если ее не тронут? Но она с ума сойдет, гадая, во что я вляпался.

А ведь действительно — во что?

— В чем меня обвиняют? — повторил я уже на улице.

Но мне не ответили, затолкали в автозак — я рухнул на пол, приложившись лбом к лавке — руки-то за спиной, не выставишь их. Аж искры из глаз посыпались.

Только уселся на лавку — автозак рванул с места, и я опять чуть не свалился, выругался. Ехали мы минут пять. Я и объяснение происходящему найти не успел, как уже выходить пора. Омоновцы вытащили меня из машины, словно я буйный или особо опасный, и в сопровождении трех милиционеров направились к зданию МВД.

Вопреки моим ожиданиям, вглубь ментовки мы не пошли, а начали спускаться в цоколь. Перед решетчатой дверью омоновцы остановились, передали какие-то бумаги ментам, и уже они меня завели в куцый коридор. Слева и справа были по две бронированные двери с окошками.

Камеры предварительного задержания, в нашей России именуемые Изоляторами временного содержания. Память подсунула информацию, что меня могут тут продержать двое суток, а потом должны либо отпустить, либо предъявить обвинение и отправить в СИЗО.

— Товарищ сержант, — обратился я к молодому менту, похожему на кота, — мне нужно позвонить.

— Не положено, — отрезал он.

В принципе, один звонок Тирликасу — и можно считать, что недоразумение исчерпано. Но не дают телефон, сволочи! Беспредел какой-то: ни обвинения, ни допроса по протоколу.

— Может, хоть вы расскажете, за что меня задержали? — спросил я у ментов.

— Р-разговорчики! — в голосе безобидного на вид сержанта прозвучала явная угроза.

— Придет время — узнаешь, — сжалился второй сопровождающий.

— Долго ждать не придется, — брякнул сержант.

Омоновцы, передав меня ментам, ушли, а те обыскали меня еще раз, отперли ближайшую камеру, сняли наручники и затолкали туда. В нос ударила вонь немытого сортира и грязных тел, аж глаза начали слезиться. Бронированная дверь лязгнула, отсекая от привычного мира, как пасть голодного монстра, рассчитывающего меня переварить.

Я осмотрел камеру. Возле двери — толчок, отгороженный от умывальника шторой. Три двухъярусные кровати с одной стороны, три с другой. Ни одной — у параши. Возле параши — длинный стол, где задержанный с подбитым глазом и в перекошенной майке хрустел огурцом. На нижней койке восседал здоровенный усатый цыган в цветастой рубахе и читал газету. Башка, как бочонок, шея бычья, усы смоляные, пузо — рюкзак альпиниста.

На койке напротив печалился растрепанный парень, похожий то ли на хипака, то ли на геолога, то ли на поэта.

— Ночью кипеш, днем кипеш, — с верхней полки прохрипел мужик, замотавшийся в одеяло, как в кокон. — И свет этот долбанный не гаснет, у-у-у! Когда ж я высплюсь!

Всего было восемь задержанных, я — девятый, пятеро спали, отвернувшись и накрыв голову кто — одеялом, кто — подушкой. Пришла мысль, что раз мне не выдали белье, значит, долго мариновать не планируют.

— Здорово, — буркнул я — трое не спящих кивнули в ответ и сразу же потеряли ко мне интерес.

В прошлый раз хотя бы понятно, за что меня задержали. Сейчас же — просто так, блин! Лизу еще напугали. Что в той реальности, что в этой менты охреневшие. Захотелось как-то их наказать. Шуйского натравить или Витаутовича. Нет, лучше Вавилова! Жаль я номера его не знаю. Хотя что это я, башкой приложился и совсем очумел. Лиза, наверное, ему уже звонит, и с минуты на минуту меня выпустят.