Комиссар (СИ) - Константинов Алексей Федорович - Страница 19

— Просто перескажите ему лично всё в подробностях. Уверяю вас — мы не забудем ваших заслуг перед народом, ведь благодаря вашим усилиям и усилиям покойного Кирилла Ивановича удастся сохранить нашу власть в стране.

— Это да, — слова сотрудника комиссии по особо важным политическим делам не успокаивали Григория, а заставляли сильнее волноваться. Видимо тот это понял и перестал его подбадривать.

— Вот мы и пришли, — сообщил сотрудник, остановившись у высокой роскошной двери, стоявшей здесь со времен императоров. Мужчина в кожанке открыл ее, жестом предложил Григорию проходить внутрь.

В заставленном полками с бумагами помещении товарищ Латунин устроился за широким тяжелым столом у окна, занимавшего всю стену. Занавески были приспущены, потому в кабинете было темно, Григорий различил только контуры лица ставшего легендой при жизни руководителя партии народников: тяжелый волевой лоб, крестьянский бесформенный нос, узкий подбородок, окаймленный густой как будто бы вылитой из мрамора эспаньолкой.

— Здравствуйте товарищ нарармеец, — поприветствовал Григория Латунин, не вставая из-за стола. — Мне сообщили, что вы располагаете архиважными сведениями. Прошу, присаживайтесь, и поведайте мне, что же вам удалось разузнать на востоке, как погиб глубоко уважаемый товарищ Оболенский. Вы, товарищ, — обратился он к мужчине в кожанке, — постойте в сторонке, но далеко не уходите, ваша помощь может понадобиться в любой момент.

— Ну, нас схватили, — неуверенно заикаясь начал Григорий, — у сел Оболенское. У простите, говорить не обучен, ваше высоко, тьфу ты, товарищ Латунин.

— Ничего-ничего, голубчик. Не торопитесь, я вас внимательно слушаю.

— В общем, окружили и схватили. Но комиссар сумел отбиться, вырвался. Нас с Захаром пленили, вели в какую-то крепость, по дороге Кирилл с ребятами из местного Народного собрания напали, чтобы нас выручить. Во время драки его и Захар смертельно ранили, почти всех убили и он сообщил мне о планах, которые, значит, замышляют враги наши. Вот по этом планам самым получается, что они готовят, как это называется… В общем, обмануть нас готовятся. Как будто бы нападут на востоке, а сами юга и запада попрут. Главное, чтобы солдат перекинули, им тогда наступать легко будет, они расположат народ к себе и побьют нас везде, пока солдаты на востоке за бандами гонятся будут.

— Так а что конкретно Кирилл Иванович просил вас передать?

— Он просил наказать: никого на восток направлять не нужно, главное — это юг. А на востоке хватит и небольших сил, чтобы подавить подполье. И еще сказал, что поддержки от местных там ждать не приходится — все они с народоборцами.

— Вот оно как, — постукивая пальцами по столешнице, — протянул Латунин. — Архиинтересно, товарищ нарармеец. Ну, вы идите, а я с товарищем Бубновым поговорить наедине хочу. Дорогу сами отыщите, чай не барин, — сказал и хохотнул.

Григорий засмеялся, поднялся.

— Так мне идти.

— Идите-идите. Вы спасли революцию, товарищ, мы никогда вам этого не забудем.

— Так, а куда идти? В смысле, что делать дальше?

— А ничего не делайте, отдохните пару дней, заслужили, а потом сюда приходите, товарищи решат, что с вами делать.

Григорий кивнул, попрощался и вышел.

— Волчонка-обращенца, — Латунин коротко посмотрел на мужчину в кожанке, — сюда. Не соврал. За этим, — кивнул в сторону закрывшейся двери, — глаз да глаз. Он приведет нас к местному связному народоборцев. Не торопитесь брать их, нужно уточнить все детали, имена замешанных в заговоре и так далее. И командарма восточных подразделений пригласите как можно скорее, будем действовать на упреждение.

— Слушаюсь, — ответил Бубнов.

Меньше чем через неделю на восток было переброшено три армии народников. Благодаря активной помощи обращенцев не успевшим толком развернуться силам народоборцев было нанесено сокрушительное поражение. Командовавшей фронтом генерал Голицын попытался организовать отступление, в надежде перестроиться, закрепиться и дать отпор, но у него ничего не вышло. Очень скоро отступление превратилось в паническое бегство.

Сразу после победы подполье народоборцев в столице Республики было арестовано, лидеров и предателя Григория приговорили к расстрелу, остальных перевербовали. Атаки на западе и провокация на юге были подавлены с небольшими потерями. Положение народоборцев сделалось отчаянным, фронты разваливались, солдаты массово сдавались нарармейцам. Гражданская война подходила к концу.

Гарск — стратегически значимый город на границе Беловодской и Трерийской Империей. Окруженный труднопроходимой гористой местностью, он является ключевым пунктом для начала наступления на Беловодье. После революции в Беловодье Трерия отказалась признавать Гарск за Беловодской Народной Республикой, направила свои войска для его оккупации. Блантийцы и гаэнцы поддержали действия трерийцев, согласились организовать поставку оружия, которое, впрочем было бесполезным — трерийцы по-прежнему полагались на колдовство, а не достижения индустрии, располагали сильнейшей в мире школой чародеев и были убеждены, что в состоянии разбить Народную Армию своими вооруженными холодным зачарованным оружием и магией силами.

Народоборцы в свою очередь рассматривали наступление трерийцев как шанс оттянуть силы народников с других фронтов, потому, не смотря на то, что претензий трерийцев не признавали, направили на помощь последним целую дивизию.

Наспех перекинутые на юг силы Народной армии должны были не допустить падения Гарска, иначе наступление трерийцев непременно получило бы развитие и завершилось бы оккупацией важных сельскохозяйственных регионов, без поставок из которых молодую республику непременно охватил бы голод. В числе прочих защитников Гарска числился и молодой комиссар Кирилл Иванович Оболенский.

…

К блекнущей небесной лазури поднимались струйки дыма от походных костров, по равнине раскинувшейся на несколько километров, в направлении Гарска тянулись пешие отряды нарармейцев. Их было немного и кардинально изменить расстановку сил эти формирования не могли.

На расстоянии же двадцати километров к югу от Гарска располагались основные силы народников. Успевшие вырыть траншеи, солдаты нервно наблюдали за приготовлениями противника, о росте численности которого можно было судить по количеству струек дыма, тянувшихся к небу. Последних с каждым часом становилось все больше и больше.

Тревожно поглядывая в небо, нарармейцы, отдыхавшие вне траншей, ужинали, ведя неспешные разговоры о том, когда же трерийцы решатся атаковать. Одна такая группа, рядом с которой устроился Кирилл, была уверена, что наступление начнется завтра, потому обсуждение данного вопроса солдатам этой группы быстро наскучило и они принялись перетирать косточки командному составу. Не догадываясь, что Оболенский прекрасно их слышит, заговорили о Кирилле.

— А этот сопляк-комиссар видал какой важный? Сидит в сторонке, к нам подойти и трапезу разделить брезгует.

— Так он же гвардеец, — заметил какой-то солдат. — Наверняка обет молчания хранит перед завтрашней-то битвой.

— Чего еще за обет молчания, — заинтересовался самый молодой из солдат.

— Да ты чего, не знаешь? Гвардейцы ж как волшебники колдовать выучены. Могут оберег заговорить, могут морок напустить, даже лечить наложением рук обучены. Разве что огонь и молнию добывать не умеют, а так ровно те же колдуны.

— А как же он командовтаь нами будет, если обет молчания хранит? — спросил все тот же молодой солдат.

— Бывал я под командой гвардейцев в Великой бойне, — вмешался в разговор еще один нарармеец. — Так они не всегда магичат. Особенно когда в тылу чародеи имеются. Вот тогда и командуют как обычные офицер.

— Это понятно, ты мне расскажи, как он с обетом молчания командовать будет.

— А обет молчания они держат, только когда командовать не будут. Или будут, но маленькой кучкой, жестами изъясняясь.

— Что не говорите, — снова подал голос солдат, который завел этот разговор. — А я считаю, он важный индюк, возомнивший о себе не весть знает что. И до сегодняшнего дня держался нос задирал, когда с солдатами разговаривал. Ненашенский он. Правду говорят, что перешел к нам только в революцию? Видать прижали его трудящиеся, нож к глотке приставили, вот он и обосрался. Тогда, поди, не такой важный был, как сейчас.