Как закалялась сталь - 2057. Том 3 (СИ) - Огнелис Елизавета - Страница 20

— Полиморфу свойственны черты всех темпераментов, — заминая паузу, продолжал он свою маленькую лекцию. — Никогда нельзя знать, какую маску он наденет, и выбирает он ее сам, в зависимости от ситуации. Требуется упорный тяжелый труд — и он становится флегматиком. Требуется воздействовать на другого человека криком и эмоциями — становится холериком. Это свойство не врожденное, это развивается, в твоей голове. Это значит, что ты управляешь своим сознанием и даже подсознанием. А не они тобой.

— Закрой глаза, — вдруг скомандовала Маузер. — Представь воду, какую хочешь воду, от лужи до океана. Скажи мне — что ты чувствуешь?

Ира послушно закрыла глаза, лицо ее начало расслабляться, и все увидели ее настоящее лицо — обычной деревенской девчонки-простушки.

— Океан, спокойствие, чуть-чуть тревоги, глубина и надежность…, океан любви…

— Товарищ Маузер! — вдруг зарычал Магнум, и сделал шаг вперед. — Да что хоть ты за человек? Хватить издеваться, cо своими тестами по Фрейду. Ты же…

— Вольно, товарищ Магнум, — со смехом отозвалась Юта. — Овод, открывай глаза.

Та послушалась, и вмиг преобразовалась. Теперь это было на самом деле лицо фурии — опасной женщины, которая оскорблена в своих чувствах.

— Стоп-стоп-стоп, — сказала Юта. — Даже не думай.

И вдруг она развернулась к Магнуму:

— Ты, дубина, разве так можно?

— Ты чего? — оторопел Магнум.

— Он девчонку проверил тремя проверками, и все по уголовным статьям. Сперва заставил листовки клеить с текстом, за который ей могли пару лет с ходу впаять, — начала перечислять Люгер. — Потом заставил пакет с аммиачной селитрой в пенсионный фонд принести, и там оставить… Её камеры срисовали, ты в курсе об этом, боец Магнум?

— Да ты чего, все под контролем было…

— Да уж… рассказать что эти архаровцы три дня назад учудили?

— Не надо, — насупилась Овод. — Я сама скажу. Мы машину у одного гада сожгли.

Марат от удивления даже присвистнул. Он слышал раньше об Ире. Овод была ее настоящая фамилия. Очень редкая, бесспорно, крайне заметная фамилия.

Сама же Ирина до сих пор ничем не выделялась, просто ходила на митинги, стояла в пикетах. В штурмовики даже не пробовала. Была просто сочувствующей. Получила юридическое и экономическое образования, оба с красным дипломом. В торговый центр попала сначала на должность бухгалтера, потом внезапно возглавила экономический отдел. Через нее Андрея-Магнума после разгрома Штурмгруппы и устроили в охранники к Петру Межицкому. Марат думал что эти двое за прошедшие годы успокоились. Два взрослых человека, на больших, если не сказать — огромных должностях и зарплатах. Хотя, если рассудить… Вон они с Ютой — каждый месяц… «наступает ночь и просыпается мафия».

— Слушай, Магнум, ну это для проверок — явно перебор…, - сказал Марат.

— Зато она теперь наша, своя в доску, я ей доверяю, — вдруг набычился Магнум. Лицо его стало жестким, ноздри раздулись, свирепая морщинка легла поперек круглого гладкого лица.

— Ладно, все нормально, — успокоительно произнесла Люгер. — Расслабьтесь. Никто вас не найдет.

— А ты хоть откуда узнала? — Магнум отходил с трудом. — Про нас? Про листовки, селитру и машину?

— А я, Андрюша, теперь много чего знаю, уж ты поверь, — с мягкой улыбкой ответила Юта, и те кто знал эту улыбку, сразу поняли — дальше лучше и не спрашивать.

— В общем так, — резюмировал Марат. — Боец Овод у нас теперь в пятерке Магнума. И увольняться ей из торгового комплекса, а уж тем более отстранятся от работы с кадрами — никак не с руки. Это теперь твой индивидуальный окопчик. И я уверен ты с этими обязанностями прекрасно справишься. Задание остается прежним. Ясно?

— Да, ясно, — отозвалась женщина.

Дверь в тир открылась, и в помещение зашли два человека. Увидев первого, Марат не смог сдержать улыбки.

— Макаров…

Это был невысокий человек, с тонкими чертами лица, живыми глубокими карими глазами и высоким лбом. Все знали его под разными прозвищами: Пяткин, Фотограф, Маресьев. Но для штурмовиков он был «товарищ Макаров».

Он был — художник. Его фотографии стабильно заходили в разряд «произведения искусства», признанные не только российскими, но и зарубежными издательствами и всевозможными конкурсными жюри.

Позывной он выбрал из расчета, что пистолет Макарова был калечащим, но зачастую «не смертельным». Макаров вообще не любил насилие. Но вот не смотря на эту нелюбовь, а может и благодаря ей — он со своей «пятеркой» всегда оказывался в гуще уличных событий, которые постоянно заканчивались разбитыми носами и длинными синяками на спинах.

Между тем распознав второго — улыбались уже все.

— Кунгур! Вот сукин ты сын…

Кунгур среди них был — старожил. Он вступил в коммунистическую партию когда она была под запретом, тайно, еще в институте. Поэт, повеса и пьяница — Кунгур в течении многих и долгих лет был завсегдатаем всех попоек «высших сливок» и «бомонда». Как он туда попадал — одному Будде ведомо, но скорее всего, страдая репутацией пьяницы, на самом деле никогда таковым и не был. Просто по складу характера, движениям и вольной громкой речи казался всегда пьяным.

— Отлично, — удовлетворенно произнес Маузер. — Прямо великолепно. Здорово, братцы!

— Здоровей видали, — внезапным фальцетом отозвался Кунгур, статью и прической сейчас похожий на «советского» Атоса из «Трех мушкетеров».

— Горло что ли болит? — спросила Юта.

— Прикалываюсь просто, — тоненьким голоском отозвался Кунгур, и вокруг послышался уже не сдерживаемый смех. Все таки весельчаком он был… тем ещё.

— Вот вы то, голуби сизокрылые, очень нужны, — серьезно сказал Марат. — Здесь поговорим, или для ясности мысли вам более тихое помещение требуется?

— Здесь, конечно, — резонно сказал Макаров.

— Работать будете вдвоем, — начал Маузер. — Завтра же увольняетесь с прежнего места работы, и без всяких отработок. Ваше направление — культурно-идеологическое. То есть литература, музыка, кино, театр, живопись.

— По деньгам это сколько? — вроде бы с ленью в голосе спросил Макаров.

Марат жестом фокусника достал буквально из воздуха (а так оно и было) — настоящий чемоданчик-кейс. С сочными щелчками открыл крышку.

— Ух…, - не удержался от возгласа Кунгур.

— Нравится? — спросил Марат. — Знаешь что будет, если узнаю, что вы в нецелевом направлении деньги спускаете?

— Выбор небольшой, — напряженно сказал Макаров, тоже завороженный видом. — Смерть. Либо мучительная смерть.

Юта за плечом Марата хихикнула. Ей, кстати, нравился Макаров. Фактически единственный, кто не пытался к ней ничего подбивать… Правда фотографировал он ее при любой возможности, много, часто, и снимки получались — фантастические.

— Фигня все это, — меж тем вмешался Кунгур, опять тоненьким голоском. — Мне бы шашку, да коня, да на линию огня…

Марат посмотрел на него, и продолжил дальше:

— Вы, кстати не думайте что ваше направление менее опасно. Деятельность любых красных авторов четко отслеживается конкретными людьми и отделами в соответствующих конторах, — говорил он медленно и внушительно. — Для нас, кстати, специальные издательства есть. Даже студии звукозаписи, насколько мне известно. Чтобы как только красный автор выдает что-то стоящее, его не через обычные масс-медиа пропускают, а вот через такие подставные агентства. И четко прописывают тиражи и условия распространения — обычно сам автор и распространяет "совместную продукцию", в кавычках… Только её, в том варианте в котором выпущена, и сам рекламирует, и рассылает по почте, все сам. Вот такая полезная эффективность у наших творцов. А они и рады — хоть кто-то взял…

— В общем, по плану с вас двоих как минимум четыре конкурса в месяц. Лучше международного масштаба. Больше можно. Меньше — нельзя. Любых. Хоть конкурс революционного портрета, хоть социалистического рассказа, что смотр советского строя и песни. С призами не переборщите. Премия за фотоконкурс — максимум крутая камера, набор крутейших объективов. Но не машина. Социальные стихи? Прекрасно. Десять первых мест, по десятке. Двадцать вторых — по семь штук на нос. Роман с темой коммунистического будущего? Издание и восемьдесят штук сверху за первое место, сорок за второе, двадцать за третье. Художник богатым быть не должен, у него хватка теряется, и мозг жиром заплывает… Премию киношную там придумайте, переходящее красное знамя за лучший фильм социалистической направленности. Кинозал, фуршет, статуэтка, миллион режиссеру за режиссуру. Пятьсот — за лучшую мужскую роль второго плана. И так далее… Я понятно объясняю? — спросил Марат, чеканя слова.