Черные Шипы (ЛП) - Кент Рина - Страница 47

Моя рука опускается на ее задницу одновременно с тем, как я засовываю в нее три пальца. Она промокла от погони, но ее крик пронзает воздух.

Ее ногти царапают поверхность камня, вероятно, в поисках отсрочки от меня, но ее нет.

Ягненка от волка не спасти.

Я трахаю ее пальцами и стимулирую ее клитор достаточно сильно, чтобы она тряслась и стонала.

Все еще засовывая пальцы в ее влажную пизду и вынимая их оттуда, я достаю из кармана флакон с эфирным маслом. Он горел с тех пор, как я положил его туда после того, как спланировал его идеальное использование.

Я убираю руку с ее киски, и она стонет, разочарованный звук, который для моих ушей подобен музыкальному шедевру.

— Оставайся на месте, блядь, — приказываю я, затем выливаю масло на обе руки. Его сильные ноты кедра, розмарина и сосны наполняют воздух, когда я бросаю стеклянную бутылку на землю.

Моя ладонь натирает ее влагалище, и она стонет, даже если в ее напряженных мышцах все еще идет борьба. — Твой муж подумал, что это была гениальная идея — прислать мне масла и напомнить мне, что он тот, к кому ты возвращаешься каждую ночь. Поэтому я собираюсь заполнить твои дырочки его драгоценными маслами, чтобы, когда он почувствует их запах и увидит мою сперму на твоей пизде, он знал, кому ты на самом деле принадлежишь.

Она корчится на камне не из-за борьбы, а из-за потребности в трении.

— Такая жадная маленькая шлюха, моя Наоми. Тебе нужно наполнить эту киску?

— Ммм…

— А как насчет твоей другой дырочки?

Я раздвигаю ее ягодицы и засовываю внутрь смазанный маслом палец. Она напрягается, ее позвоночник вздрагивает, прежде чем она расслабляется рядом со мной.

— Он почувствует запах меня и своих гребаных масел на твоей заднице тоже. Он будет видеть меня повсюду в тебе.

Ее дыхание прерывается, и я знаю, что она близка к оргазму, но я не доставляю ей этого удовольствия и вытаскиваю свои пальцы.

— Себастьян… — умоляет она, ее возбужденный голос — гребаный афродизиак для моего изголодавшегося члена.

Я опускаю свои спортивные штаны и натираю свою длину этим гребаным маслом.

— Умоляй, чтобы мой член заполнил твою пизду, Наоми.

— Пожалуйста… — бормочет она, едва слышно.

— Еще.

— Пожалуйста, наполни меня.

— Я этого не слышал.

— Пожалуйста, наполни меня своим членом. Пожалуйста, я хочу этого. Мне это нужно. Пожалуйста…

Ее шепчущие стоны, их надломленность сводят меня с ума. Я вхожу в нее с глубоким стоном, затем смотрю, где мы соединяемся, когда я добавляю еще один палец в ее задницу. — Твоя пизда, блядь, создана для меня, детка. Разве не так?

— Да! Да!

— А теперь скажи мне трахнуть тебя так, как мы оба этого хотим.

— Жестче… быстрее… грубее… Заставь меня взять весь твой член… накажи меня… владей мной… дай мне все, что ты можешь предложить, даже если я не могу этого принять…

— Фуууух! — я чуть не кончаю тут же, но сдерживаюсь и въезжаю в нее с тем темпом, который сделал нас Себастьяном и Наоми.

Мы извращены. Мы облажались. Но мы — это мы.

— Еще… пожалуйста… возьми меня, Себастьян. Пожалуйста. Не сдерживайся. Сделай меня такой мерзкой и грязной, какой ты хочешь меня видеть…

Я вытаскиваю почти сразу же, затем врезаюсь обратно, заставляя ее кричать.

Держа ее за затылок одной рукой, я двигаю другой в ее заднице, покрывая ее маслом и глубоко вонзаясь. Я подстраиваюсь под бешеный темп моего члена, пока развратное чувство удовольствия не становится всем, что я могу чувствовать.

Она сжимается вокруг меня, дрожа от оргазма, и я выскальзываю из ее влагалища. Ее бедра дрожат, а ноги едва несут ее.

Я раздвигаю ее ягодицы и засовываю свой твердый как камень член внутрь, постанывая от того, какая она тугая.

Наоми вскрикивает, даже когда она покачивает своей задницей, принимая в себя больше моей толстой длины.

Я скручиваю ее клитор, затем вгоняю три пальца в ее влагалище, трахая ее в задницу. Я делаю это жестоко, грубо, выходя из-под гребаного контроля.

Сейчас она рыдает, умоляя меня остановиться, но потом шепчет: — Еще, пожалуйста, еще…

И я отдаю это ей.

Я отдаю ей все, что есть во мне, и дело не только в сексе.

Я отдаю ей сломанные части себя, которые я не смог собрать воедино с тех пор, как она повернулась ко мне спиной в той гребаной камере. Я показываю ей ту свою сторону, которая мне даже не нравится.

— Себастьян… о, пожалуйста, пожалуйста… нет.

— Пожалуйста, нет? Ты хочешь, чтобы я оставил тебя наедине с собой, детка?

— Нет…

— Тогда скажи правильные слова.

— Да…Пожалуйста… Да… да!

Мой темп увеличивается, пока она не начинает умолять, рыдать и сжиматься вокруг меня. Я хватаю ее за волосы, затем за горло, покачиваю бедрами и вхожу в нее. Мой язык находит ее щеку, и я слизываю ее слезы, прежде чем соскользнуть вниз, чтобы насладиться ее дрожащими губами.

Она целует меня, ее язык встречается с моим, и все ее тело тает подо мной.

Тогда я кончаю. Моя сперма выстреливает глубоко в ее заднюю дырочку, когда она вздрагивает и издает самые эротичные звуки, которые я когда-либо слышал.

— Если подумать, ты никогда не вернешься к нему, — рычу я ей на ухо, тяжело дыша. — Никто, кроме меня, никогда больше не трахнет тебя.

— Никого не было, — она тяжело дышит, ее темные, полные слез глаза встречаются с моими. — Никто не трахал меня после тебя.

НАОМИ

Странно, как легко слова покидают меня.

Я никогда не думала, что мы вернемся сюда, в лес Блэквуда, к скале, которую мы называли своей. Но вот мы здесь. И это одна из причин, почему я заговорила.

Может быть, весь этот развратный секс ударил мне в голову. Может быть, погоня развязала мне язык.

Но как только я это говорю, мне кажется, что я разрушила заклятие.

От холодного воздуха у меня по коже бегут мурашки, а по спине пробегает холодок.

Грудь Себастьяна покидает мою спину, его губы больше не терзают мои уши и не шепчут грязные слова.

Он выходит из меня, и я тихо стону от потери его. Я прожила без него семь лет, но теперь, когда он снова прикасается ко мне и становится единым целым со мной, это пытка — быть вдали от него даже на минуту.

В тот момент, когда он отпускает меня, я заставляю себя встать, морщась из-за ударов, которые камень оставил на моей груди и плечах. Наверное, уже появились синяки.

Мои руки дрожат, когда я натягиваю нижнее белье и брюки. Я всегда была в замешательстве, когда Себастьян натравливал на меня своего зверя. Он знает все нужные места, к которым нужно прикоснуться, и лучшие способы свести меня с ума.

Я чувствую его внимание на своей спине, нависшее надо мной, как какая-то угроза.

— Что ты только что сказала? — тенор его голоса низкий, но грубый и глубокий.

Я осторожно поворачиваюсь к нему лицом. Он весь заправлен в спортивные штаны, его плечи напряжены. Недостаток света превращает его лицо в непроницаемую тень. — У меня никогда не было секса ни с Акирой, ни с кем-либо еще.

Если я ожидала облегчения, радости или какой-либо другой реакции, то ничего этого нет. Только его прищуренные глаза приветствуют меня. — У тебя никогда не было секса со своим мужем, с которым ты прожила семь лет?

— Нет.

— Почему?

— Акира убил бы меня, если бы узнал, что я тебе это рассказала, но мне надоело прятаться. Я… просто хочу, чтобы все это вышло наружу.

— Чего хочешь?

— Он асексуал — или был асексуалом. Я думаю, что он подходит для этого. В любом случае, он гей. Он никогда не посмотрит в сторону женщины.

Себастьян на мгновение замолкает, пока до него доходит откровение. Его брови все еще нахмурены, а резкие черты лица напрягаются в лунном свете. Я хочу протянуть руку и прикоснуться к нему, поцеловать его и искать его тепла, но сейчас определенно не время для этого.

Поэтому я прислоняюсь к скале, просто чтобы к чему-то прикоснуться, и вздрагиваю, когда моя задница касается поверхности. Ну, черт возьми. Мы вернулись к той стадии, когда я нуждаюсь в ежедневном уходе после его безжалостного траха.