Черные Шипы (ЛП) - Кент Рина - Страница 59

— Предположим, что да. Но это не дает мне повода разглашать тайну Абэ.

— Является ли моя жизнь достаточной причиной?

Он прищуривает глаза, и порыв ветра развевает его длинные волосы, завязанные на затылке. — Твоя жизнь?

— Та самая жизнь, которой ты гордился, спасая все эти годы, как и своими с трудом заработанными мечами. Я знаю, ты видишь во мне своего рода достижение, Кай. Возможно, это первая вещь, которую ты когда-либо считал ценной. И я ненавижу прекращать это только для того, чтобы заставить тебя действовать.

— Это угроза, Одзё-сама?

— Нет, я просто рассказываю тебе, как все будет, если я не буду жить с Себастьяном. Я люблю его, Кай, и ты можешь не понимать, что это значит, но для меня эта любовь — то, что делает мою жизнь полноценной. Я больше не могу жить вдали от него или довольствоваться тем, что наблюдаю за ним издалека. Так что, если ты плетешь интриги с моим отцом, чтобы столкнуть меня обратно с Акирой, тогда я покончу с собой и закончу жизнь, которой ты так гордишься.

Я тяжело дышу, мои конечности дрожат от силы моих слов. Кай остается инертным, неподвижным, как будто я ничего не говорила.

— Хорошо сыграно, Одзё-сама. Я знал, что увидел в тебе что-то особенное, даже когда тебе было девять.

— Означает ли это, что ты поможешь мне?

Он лезет в карман куртки, и я думаю, что он достанет пистолет и пристрелит меня за то, что я подумала, что я могу ему угрожать, но он достает маленькую черную кожаную записную книжку и засовывает ее в мою сумку.

— Что это… такое?

— Маленькая черная книжечка Абэ.

— Что?

— У твоего отца есть система обмана своих самых важных клиентов. Раз в несколько лет он будет продавать им подделку среди множества подлинных картин. Они привыкли к его лучшим качествам, поэтому никогда не подозревают об этом. Даже когда выясняется, что картины поддельные, они винят в этом своих людей, а не Абэ. Это тонкая грань, поэтому он не может дважды обмануть одного и того же человека или одну и ту же группу людей за короткий промежуток времени. Когда он был моложе, он делал это умело и даже держал нас, свое ближайшее окружение, в стороне от этого, чтобы он мог получать всю прибыль. Я узнал об этой практике только тогда, когда он начал вести учет из-за своей плохой памяти несколько лет назад. В этой маленькой черной книжечке записаны названия картин, люди, которых он обманул, и годы, когда это произошло. Он был взволнован с тех пор, как потерял ее, и полностью прекратил весь этот мошеннический бизнес. Вот почему он отчаянно хочет заключить союз с Акирой. Это больше для защиты, чем для чего-либо другого, потому что, несмотря на то, что он остановился, он все еще в серьезной опасности, если эта книга всплывет. Мы говорим о других влиятельных лидерах преступных организаций и влиятельных фигурах, которые без колебаний подвергли бы его пыткам и убили.

Мой рот открывается, затем закрывается. — И ты отдаешь ее мне?

— Ты просила что-нибудь, что можно было бы использовать против твоего отца. Это его самая большая слабость.

— Но ты мог бы использовать это, чтобы отстранить его от власти, а затем стать лидером.

— Я не заинтересован в том, чтобы быть на передовой, Одзё-сама. Настоящее лидерство осуществляется на заднем плане.

Почему я не удивлена, что он предпочел бы быть тем, кто дергает за ниточки, не показывая своего лица? В конце концов, Кай — стратег, и хотя мой отец — глава якудзы, Кай, возможно, все это время стоял за этим.

— Не говори ни слова о том, что у тебя есть бухгалтерская книга, — продолжает он. — Позволь мне поговорить с Абэ. Я скажу ему, что Акира каким-то образом раздобыл его и отдал тебе. Таким образом, Абэ всегда будет опасаться вас обоих и не посмеет снова угрожать вам.

— Спасибо тебе, Кай.

— Ты будешь держать ее только для меня. Когда я захочу ее вернуть, ты отдашь.

— И когда это произойдет?

Он приподнимает плечо. — Когда мне надоест использовать Абэ в качестве прикрытия.

— Ты убьешь его?

— Зачем? Ты бы этого хотела?

— Мне все равно, пока Себастьян, Мио и я не будем в этом участвовать.

— Вы с Себастьяном спорны. Мио — нет. Она хочет этого брака, и никто ее не остановит.

— Даже ты?

— Даже я, — он смотрит на свои часы. — Но разве тебе не следует беспокоиться о Себастьяне?

Мой расстроенный желудок сжимается при упоминании о нем и мысли о том, через что он, должно быть, проходит.

Нас ждет неизвестность, но на этот раз я не позволю ей разлучить нас.

СЕБАСТЬЯН

Мои глаза медленно открываются.

Боль пронзает заднюю часть моего черепа, и в моих глазах появляются черные точки, даже когда я постепенно привыкаю к своему окружению.

Где, черт возьми, это место?

Последнее, что я помню, это то, что я написал сообщение Наоми, последнее в качестве Акиры, затем я направился в гараж, потому что моя головная боль становилась все сильнее, и мне нужно было отоспаться, прежде чем встретиться с ней позже. Но когда я добрался туда, мне на голову набросили какой-то мешок.

После этого… ничего.

Там не было абсолютно ничего.

Я несколько раз моргаю и глубоко вдыхаю, но меня окутывает вонь мочи. Кряхтя, я кладу ладони на землю и сажусь.

Моя голова пульсирует от боли, а язык кажется слишком большим для моего рта. Горло с каждым глотком наполняется горьким привкусом.

Серые стены кружатся вокруг меня, и мир вращается. Или, может быть, это я вращаюсь.

Я качаю головой, несколько раз закрывая и открывая глаза, чтобы лучше сосредоточиться.

Размытое пятно, застилающее мое зрение, медленно исчезает, и место, в котором меня держат, становится четким. Моя память срабатывает с удвоенной силой.

Я не смог бы забыть эту адскую дыру, даже если бы прожил тысячу лет.

Именно здесь нас с Наоми держали и подвергали эмоциональным пыткам. Именно здесь они сломали ее, чтобы она играла им на руку без всяких задних мыслей.

Металлическая дверь, через которую она прошла, смотрит на меня с той же твердостью, что и раньше, как будто насмехается надо мной.

Как будто говорит мне, что это происходит снова.

Или, может быть, это уже произошло.

Я обыскиваю свое окружение, но нет никаких следов моей Наоми.

Неужели они забрали и ее тоже? Ее держат в отдельном месте?

Опираясь на стену для равновесия, я, пошатываясь, поднимаюсь на ноги и иду к двери.

Я стучу по ней изо всех сил. — Открывай! Открывай, мать твою!

Снаружи нет ни звука, ни движения, но я пинаю и бью по ней обеими руками, пока не сбиваю костяшки пальцев.

Я не останавливаюсь, чтобы подумать о боли.

Или сонливости.

Я не останавливаюсь, чтобы подумать ни о чем, кроме моей Наоми. Я ни за что на свете не буду стоять в стороне, пока они будут пытать или угрожать ей.

Раньше я верил фактам вместо того, чтобы верить в нас.

Я позволил своей неуверенности взять верх и искренне думал, что она бросила меня.

Не сейчас.

Теперь я буду бороться за нее.

Буду, даже если это будет означать мою гребаную смерть.

Дверь скрипит, и я отскакиваю назад, готовый ударить любого, кто войдет. Либо я спасу ее, либо умру, пытаясь это сделать.

Входит мужчина азиатской внешности. Он высокий, у него длинные волосы и острый взгляд, которым обладают только люди, занимающие высокое положение у власти, такие как мой дед.

Он смотрит на меня секунду, и я смотрю в ответ, мои руки сжаты в кулаки.

У него нет ни оружия, ни охранников, так что я, возможно, смогу одолеть его и пройти мимо…

— Я бы не рекомендовал этого делать, — прерывает он ход моих мыслей. — Если ты прикоснешься ко мне, я порежу тебя, и даже если тебе чудом удастся пройти мимо меня, это место полно охраны. Вооруженной охраны.

— Какого хрена ты хочешь? Где Наоми?

— Меня зовут Кай, и я буду твоим хозяином в течение дня, — он переводит внимание на свои часы. — Или, по крайней мере, в течение следующих нескольких минут.