Розовая пантера - Егорова Ольга И. - Страница 11

• Предыдущая
• 11/50
• Следующая

— Пойдем отсюда, — вдруг придумала она, торопливо выхватила у него сверток, свернула бережно, но быстро, снова взвизгнули поочередно молнии. — Пойдем.

Дарить портрет ему на память она определенно не собиралась.

— Пойдем, — согласился он без сожаления, бросив взгляд на столик в противоположном конце зала.

Официантка поймала его взгляд, подошла почти сразу, ожидая, видимо, нового заказа, и даже немного расстроилась, получив расчет.

Поднявшись, она махнула рукой в сторону приятелей, одними губами шепнула «пока» и пошла вперед не оглядываясь, все той же походкой. Алексей поплелся следом, с трудом сдерживая воображение: представилось почему-то, как он подходит к этому дальнему столику и переворачивает его ногой, и тарелки летят на пол, проливается красное вино на белоснежную скатерть, и все оборачиваются, и она оборачивается, и улыбается ему, и протягивает руку, и… Стоп, стоп, стоп!

Она обернулась уже на выходе, пропустила его слегка вперед и снова уцепилась за его мизинец и пошла рядом с ним молча, не говоря ни слова. А он почти ничего и не чувствовал, только это ее теплое колечко, и думал о том, что вот так бы и провести ее, чтобы держалась легонько за мизинец — через площадь, через улицу, через вечер, ночь, через жизнь. А еще о том, что же это — старческий маразм, или юношеский маразм, или детство, как говаривал все тот же командир, заиграло в непотребном месте, что он идет по улице с этой девчонкой, и она держит его за руку, как и полагается маленькой девочке, а он счастлив, как дурак, как тот самый папа, подпирающий тучку, как ребенок с воздушными шарами. Счастлив даже сильнее, чем тогда, в пятнадцать лет, когда все это было нормально и дураком полагалось быть по возрасту.

— Алеша, — окликнула она его по имени впервые — он сразу остановился, постаравшись не разорвать волшебную цепочку. — Мы пришли.

Он оглянулся. Они стояли посреди улицы, освещенной мутными фонарями, где-то вдалеке светились огнями жилые дома, вокруг не было ничего — только редкие силуэты уходящих в небо голых деревьев, устало и монотонно раскачивающихся в такт ветру.

— Мы пришли, — повторила она, и он снова огляделся вокруг.

Дорога, деревья и фонари. Если это то место, куда они шли и теперь пришли, — он ничего не имел против. Ему вообще было все равно — только как быть с мизинцем, который пригрелся и явно не хотел расставаться со своей теплой перчаткой?

И в этот момент он увидел в ее глазах слезы. Не поверил, протянул руку, прикоснулся к лицу — пальцы были влажными.

— Ты что? Ты что, плачешь, что ли? — Она улыбнулась сквозь слезы.

— Я же тебе сказала, у меня грустные хромосомы. Поцелуй меня, пожалуйста.

— Что?

— Поцелуй меня.

Колечко разжалось. Он поднял руки и прикоснулся к ее лицу нежно и бережно, как будто не верил, что держит в руках зеленоглазую птицу, так покорно замершую между его ладоней. «А как, собственно, нужно целоваться с маленькими девочками? — сверкнула молния среди ясного неба. — Как с ними нужно целоваться?»

Ее губы были уже в долях сантиметра от его, когда он «срулил» и приник сомкнутыми губами к ее холодной и влажной щеке. Прикоснулся и сразу же отпрянул, опустив вниз ладони.

— Ты… Ты что? — В первый раз за все время их знакомства он увидел в ее глазах настоящих и грозных чертиков. А потом она вдруг начала смеяться, просто хохотать, громко, без остановки, заразительно. Так заразительно, что ему захотелось провалиться сквозь землю — в тот момент, когда он наконец очнулся и вспомнил снова про тех, что сидели в дальнем конце зала, тех парней, с которыми она встречалась по очереди, а может быть, и сразу. И еще неизвестно, оказывается, кого из них двоих надо было целомудренно целовать в щечку, и снова захотелось провалиться сквозь землю, и эти долбаные хромосомы-головастики вдруг ощерились во весь рот, и провались она к черту, эта генетика… Поискать бы на земле второго такого дурака, второго такого идиота, вовек не сыщешь.

— Смотри, — она внезапно перестала смеяться, смотрела куда-то вверх, — смотри скорей!

Он покорно поднял глаза вверх — она, наверное, увидела там падающую звезду и сейчас потребует, чтобы он непременно ее поймал, и он будет ее ловить, будет носиться как дурак между столбами, лихорадочно высчитывая точку приземления. Непременно…

Но звезд на небе не было вообще — ни падающих, ни сияющих. Небо было темным и смазанным, едва-едва виднелся Млечный путь и бледный осколок луны на самом краю. Только деревья, уходящие в вечность.

— Котенок!

«Котенок», — услышал Алексей, с трудом пытаясь сосредоточиться на этом слове, которое вдруг потеряло свое значение. Наконец он его увидел — с трудом различимый силуэт мини-пантеры, трусливо висящей на ветке неподалеку расположенного дерева.

— Ты видишь?

— Вижу…

— Нужно его снять. — Она потянула его за рукав пиджака, и он послушно поплелся за ней, раздумывая над тем, что сложнее — поймать падающую звезду или снять с дерева подвешенного на высоте около трех метров глупого, наверняка попытающегося оказать отчаянное сопротивление кота. Если бы чуть пониже и если бы пиджак не сидел так плотно, уж лучше бы, наверное, все-таки звезда, но только кто его спрашивает — все эти мысли вихрем пронеслись в голове, и он не успел опомниться, как она сиганула на дерево, обхватила ствол руками, как обезьяна, подтянулась наверх, еще раз подтянулась…

— Маша! Машка! — Он сразу забыл о том, что не хотел мириться с ее именем, имя стало привычным, в момент приросло к ее взлохмаченной шевелюре и зеленым глазам — конечно же, Машка. И снова повторил: — Машка! — когда она уже спрыгнула с дерева, прижимая к себе взъерошенный комок шерсти. Котенок был рыжим с белыми пятнами и казался похожим на рыжего ежа, потому что слипшаяся шерсть торчала колючками.

— Да что ты заладил. — Она даже не смотрела на него, полностью сосредоточив ласковый, как успел заметить Алексей, взгляд на свой добыче.

— Ты, как обезьяна, по деревьям…

— Я спортивной гимнастикой шесть лет занималась. Ты посмотри, он весь дрожит. Бедненький.

Кот вцепился своими острыми коготками в ее розовый джемпер, вцепился намертво, так, что и не отдерешь его.

— И что мы будем с ним делать? — поинтересовался Алексей весьма холодно, как ей показалось. Она взметнула на него свои длиннющие накрашенные ресницы, пронзила острым, осуждающим взглядом:

— Ну не бросать же его здесь, на улице!

— Это понятно, — согласился он. — Придется, наверное, отнести его в детский дом для кошек. Или снять ему номер в гостинице…

— Детских домов для кошек не бывает, к сожалению. И гостиниц тоже. Нужно взять его домой. Ах ты, мой хороший… Бедненький, маленький…

Алексей даже позавидовал коту — такого количества ласковых слов, наверное, ни один представитель мужского пола в жизни своей не слышал. Если, конечно, это замызганное иглокожее животное вообще к мужскому полу относилось и не было кошкой.

— Это кот или кошка? — спросил он зачем-то.

— Какая разница, — ответила она, но все же попыталась отодрать зверя, чтобы как следует рассмотреть его. С большим трудом ей это удалось. — Кошка, кажется… Ах ты, мой хороший…

Половая принадлежность животного ее, конечно, не интересовала — не принимая ее во внимание, она продолжала воспитывать у кошки дурные наклонности:

— Маленький мой, замерз.

— Ты обращаешься к кошке в мужском роде. Ты Фрейда не читала?

— Перестань, пожалуйста. Фрейд не о кошках писал, а о людях.

— Читала?..

— Ну, читала, — отмахнулась она. — И Набокова твоего я тоже читала, кстати. И еще много чего читала, я вообще читать люблю. Какое это имеет значение?

— А «Приглашение на казнь» тоже читала? — с подозрением в голосе поинтересовался он, чувствуя себя, наверное, как прокурор на судебном процессе, произносящий обвинительную речь: вот сейчас то он все про нее и узнает, и эта челка, и эти пальцы, смазывающие челку…

— Нет, не читала…

«Обвинительная речь» с треском провалилась.

• Предыдущая
• 11/50
• Следующая