Розовая пантера - Егорова Ольга И. - Страница 18

• Предыдущая
• 18/50
• Следующая

«Часа два ночи, наверное», — прикинул он время. Оглянулся, проверяя, не расстелила ли какая-нибудь добрая душа мягкий коврик на лестничных ступеньках. Хотя бы тряпочку… Нет, не расстелила. А жаль. Он ведь не лошадь, чтобы спать стоя. Жаль, что не лошадь, — жить было бы проще, по крайней мере проблем с ночлегом уж точно бы не существовало. Он снова заложил руки в карманы, поочередно в правый и левый, затем в левый и в правый — ключи не появились. И как он теперь объяснит матери свое ночное вторжение? Скажет, что у него нет ключей и что он не лошадь? Поймет ли мама?

«Мама на то и мама, чтобы все понимать», — заверил он себя и нажал осторожно на кнопку звонка. Через какое-то время послышались торопливые шаги.

— Леша?

«Кто же еще, больше некому, один такой идиот на свете».

— Я, мам.

— Ах ты, Господи. Что случилось-то?

Она распахнула дверь, смотрела так тревожно, что у него сердце сжалось.

— Да все в порядке, мама. Я цел и невредим. Просто ключи свои у приятеля случайно оставил. Извини, что разбудил.

— У приятеля?

— У приятеля…

Холодная волна прокатилась по телу — он вспомнил, в каком состоянии пребывал, когда одевался. Нет никаких гарантий, что джемпер не наизнанку и не задом наперед, как и джинсы, — впрочем, нет, с джинсами все должно быть в порядке, он же ширинку впереди застегивал, не сзади, это точно. Изнаночных швов, торчащих на рукавах, он тоже не обнаружил. Зона отсутствующих на рубашке пуговиц была недосягаема для материнского взгляда. С этим, значит, все в порядке, слава Богу…

— У приятеля, — снова подтвердил он, теперь уже с уверенностью в голосе, и сочинил на ходу: — Собирался заночевать, да только ему в час ночи с работы позвонили, сказали, чтобы срочно приехал. Пришлось идти домой — не оставаться же с его женой в квартире ночью…

— Нуда, конечно, — медленно проговорила мать. — А что же это за работа такая у твоего приятеля, что его в час ночи…

— Он врач. Хирург, — отрапортовал Алексей не краснея: назвался груздем — значит, полезай…

— Хирург? Это что ж за приятель такой? Не знаю такого…

— Мама, — вздохнул Алексей, поняв, что его талант писателя-фантаста окончательно иссяк, — ты же не можешь знать всех моих приятелей. Не переживай — я здесь, живой и голодный. Иди спать, а я сейчас пару бутербродов с колбасой в желудок закину и тоже лягу.

— Голодный, — оживилась, как и положено, мать, услышав волшебные слова. — Что же это, жена-то у твоего приятеля… '

— Современные женщины, мама, все эмансипированные. Не пристало им кормить ленивых мужиков.

— Да что же это за жена такая? — повторила мать.

— Понятия не имею, — совершенно искренне, в первый раз с начала не слишком приятной беседы, ответил Алексей. — И не нужно мне ничего разогревать. Я вообще неголодный.

— Сам же сказал, что голодный.

— Я пошутил. Уж и пошутить нельзя в самом деле. Я ел.

— Что ты ел?

— Сыр, — ответил Алексей, поскольку говорить правду оказалось гораздо приятнее. — Я ел сыр. Очень много сыра съел, так что давай спать, мама.

— Сыр…

Из комнаты вышла кошка — она-то его и спасла, приняв огонь на себя.

— Проснулась, моя красавица?

— Вот и кошку разбудили. Сейчас еще отец проснется, а за ним и все соседи. Спокойной ночи, мама. — Он привлек мать к себе, чмокнул в макушку с редкой проседью. — Ты у меня совсем еще молодая. Почти ни одного седого волоса.

— Скажешь тоже — молодая…

Когда за стеной послышался трезвон будильника, Алексей подумал: может быть, именно для этого он и лежал весь остаток ночи не сомкнув глаз, чтобы не пропустить эти чудесные трели? Тут же послышалось шарканье тапочек по старому паркету, звук льющейся из крана воды — отец собирался на утреннюю смену.

«Компот, — пронеслось в голове, — компот из крепко забродивших Евиных райских яблочек, как сказал Иржи Грошек, вот что она такое».

Алексей вздохнул и перевернулся на другой бок — в результате долгих ночных раздумий ему все же удалось сделать хоть какой-то вывод. Хоть какой-то. Может, теперь поспать? Или встать, совершить утреннюю пробежку, как в армии, облиться холодной водой, а потом… Что потом? Долбануть стакан водки натощак? Повеситься? Сыграть собачий вальс на старом фортепьяно? Начать учить немецкий?..

Вариантов было множество. Нужно было просто сосредоточиться, отогнать все посторонние мысли и выбрать. Он снова повернулся на другой бок — в это время в поле зрения оказалась дверь. Она слегка приоткрылась, и в образовавшейся щели почти на уровне пола показалась рыжая кошачья морда.

— Гелла, — позвал он, — иди сюда. Тебе тоже не спится?

Кошка неторопливо двигалась по направлению к дивану. Подошла почти вплотную, задрала морду и принялась таращиться на него своими огромными голубыми и детскими глазами. Он слегка похлопал ладонью по дивану:

— Иди сюда. Иди.

Она запрыгнула, уцепилась когтями, повисла.

— Ну надо же, — удивился Алексей и помог ей забраться. — Как собака.

Кошка залезла ему на грудь, свернулась клубком, замурлыкала — слишком громко, как ему показалось. Уснула почти моментально.

— Куда уходит детство? — печально пробормотал Алексей, погладил кошку и закрыл глаза, почувствовав наконец, что сон сейчас заберет его в свои объятия.

Он проснулся, услышав, как в соседней комнате звонит телефон. Вскочил, скинув на кровать обалдевшую и перепуганную кошку, помчался в одних плавках в комнату, больно задев плечом за дверной косяк, двумя прыжками одолел трехметровое пространство, отделяющее его от продолжающего звонить аппарата, схватил трубку:

— Алло!

— Здравствуй, Лешенька. Маму пригласи, пожалуйста, к телефону.

— Здравствуйте, тёть Катя. Сейчас.

Он оглянулся: мать стояла рядом и смотрела на него округлившимися глазами.

— Тебя.

Он протянул ей трубку и поплелся обратно в свою комнату.

«Придурок. Она не может тебе позвонить, она просто не знает твоего номера телефона. Его и в справочнике нет. Она и фамилию не знает, и адрес не знает», — отчитал он себя по полной программе и снова улегся в постель, не обратив внимания на кошку, с опаской поглядывающую на него из дальнего угла комнаты. Натянул одеяло до самого подбородка и уставился в потолок. Минут через пять дверь тихонько приоткрылась.

— Можно к тебе?

— Можно, — хмуро ответил Алексей.

Анна Сергеевна вошла, присела на краешек дивана и принялась смотреть на него, не говоря ни слова. Долго смотрела и молчала, а потом, вздохнув, проговорила:

— Ну взял бы и сам ей позвонил.

Алексей сперва удивился, но потом подумал: не нужно быть экстрасенсом, чтобы понять, что с ним происходит. Картина его утренней пробежки была, видимо, весьма впечатляющей и не требовала дополнительных пояснений, несмотря на то что написана была в стиле неоимпрессионизма. И все-таки откуда она узнала…

— Как я ей позвоню? Я же номер ее телефона не знаю.

— Как не знаешь, у нее что, номер поменялся?

— Мам, ты…

Он не договорил, наконец поняв, в чем дело: мама сейчас говорила с ним о Людмиле. Конечно же, о Людмиле, потому что откуда ей знать про Машку, она про нее знать ничего не может, он и сам-то про нее ничего не знает. Ничего, совсем ничего, даже номера ее телефона тоже не знает.

— Леша, ты какой-то странный в последнее время. Не пойму, что с тобой происходит.

«Может, ты беременный», — вспомнил он фразу, ехидно брошенную ему в укор Людмилой. А может, и правда, подумал с усмешкой, ведь растет же оно — что-то внутри, без названия, растет, разрастается, спать по ночам не дает, кислород поглощает. Растет, черт его побери, выросло за прошедшую ночь еще сильнее, и нет от него покоя…

— В последнее время — это когда?

— Дня три, наверное…

Ох уж это материнское сердце! Потребуй он сейчас, она, наверное, с точностью до минуты вычислит срок его «беременности» без всяких там ультразвуковых исследований…

— Да брось ты, мама, все нормально. Ничего со мной не происходит.

• Предыдущая
• 18/50
• Следующая