Розовая пантера - Егорова Ольга И. - Страница 23
- Предыдущая
- 23/50
- Следующая
Последние гневные слова были обращены к Алексею. Слова эти его просто ошарашили. «Рассказала — что?»
— Что? — Брови отца сдвинулись. Тревога на лице будто бы рассеялась совсем, уступив место крайнему возмущению: в этот момент он ни секунды не сомневался в том, что человек, стоящий перед ним, просто лжет. Откровенно и гнусно лжёт, только зачем понадобилась ему ложь, было совершенно непонятно.
— То, что слышали. Я, собственно, за этим сюда и пришел, чтобы просто предупредить. Мог бы нанять крепких парней, они бы отмордовали тебя так, что и мать родная не узнала бы… Только не стал я этого делать.
— Премного благодарен.
Алексей, как это случалось с ним почти всегда в минуты крайнего волнения, попытался призвать на помощь сарказм. Но этот случай был неподходящим, совсем неподходящим, это был не тот случай, и Алексей это понимал, но ничего не мог с собой поделать…
— И наверное, напрасно. — Мужчина прищурился. Было заметно, как напряглись мускулы на лице.
«Сейчас ударит», — мелькнула мысль.
— Я бы врезал тебе, только руки марать не хочется. Дрянь…
— Это правда? — услышал Алексей голос отца. Не хотел оборачиваться, не хотел смотреть в глаза, но — пришлось… — Правда — то, что он говорит?
— Не совсем…
— То есть как это — не совсем? Это что вообще означает — не совсем?
— Я… Я тебе все объясню, пап. Я тебе все потом объясню… Да не волнуйся ты так…
— То есть… То есть как это — не волнуйся?
— Ладно, вы тут сами разбирайтесь. Я просто предупредить тебя пришел. Увижу или услышу от кого-нибудь, что ты к ней приближался, — плохо тебе придется. Запомнил?
— Да ведь вы…
— Я все сказал. Меня шофер внизу ждет, мне некогда тут у вас… — Он повернул уже ручку двери, но на пороге снова обернулся: — Эх и мразь… Ведь ей всего-то шестнадцать. Вот только исполнилось. Ведь девчонка же совсем еще… Мразь!
Хлопнула дверь — как удар ладони по лицу. Алексей даже почувствовал эту пощечину, расплывающуюся алым пятном. Лицо горело, как от удара.
— Мама… Успокойся, мама…
— Так это правда?
— Это неправда. То, что он говорил… Это все не так было! — Алексей чувствовал, что задыхается от собственного бессилия что-либо объяснить. От того, что нельзя все это высказать в двух словах, коротко и просто, поставить точку, успокоиться самому и успокоить родителей. — Да что мы тут стоим в прихожей, как будто не у себя дома. Да успокойтесь вы… Господи, да что вы на меня так смотрите!
— Это и есть те самые неприятности, которые у тебя на работе?
— Да все не так было. Отец, мама… Я объясню сейчас…
— Да объясняй наконец, что ты все мямлишь! — закричал вдруг отец. Закричал громко и стукнул побелевшими пальцами, стиснутыми в кулак, об стену. — Объясняй! Да ты…
Он вдруг схватился рукой за грудь. Лицо в считанные мгновения стало полностью белым. Белым как полотно, как зимний снег…
— Коля! — Мать всплеснула руками и едва успела подхватить мужа. — Леша, «скорую»! «Скорую», быстрее! Господи, да что же это!
— Сейчас… Я сейчас, мама!
Алексей подбежал, обхватил отца с другой стороны и помог матери дотащить его до дивана. Обмякшее тело казалось очень тяжелым. Страх матери тотчас передался и ему. Противный комок внутри разрастался с каждой секундой, грозя выплеснуться наружу и заполонить собой все окружающее пространство.
Алексей помчался к аптечке, попутно схватив с базы трубку и набирая негнущимися пальцами «03». Высыпал на ладонь горсть таблеток нитроглицерина, выдавил белое круглое колесо валидола, прихватил корвалол и снова побежал в комнату.
— Возьми, мама… Алло!
Голос на том конце показался, как это часто случается, слишком равнодушным. И от этого равнодушия стало еще страшнее.
— Пожалуйста, срочно… Сердце… Да, уже был инфаркт… Шестьдесят два года…
Алексей назвал адрес, отложил в сторону трубку. Теперь оставалось только одно — ждать.
Не было ни времени, ни пространства. Только узкие стены и низкий потолок — черный квадрат, внутри которого — насмешка судьбы — он был заключен, как в клетке. Он почему-то не помнил, как оказался здесь. Смотрел сквозь густой и душный полумрак по сторонам, пытаясь прийти в себя, сконцентрировать мысли, осознать наконец, что же с ним случилось. Что-то шевельнулось в противоположном углу, он повернул голову, пытаясь проследить взглядом и определить источник движения, и сразу же, в ту же секунду услышал голос:
— Алеша… Алеша, проснись…
С усилием разлепив глаза, он увидел перед собой лицо матери. С трудом повернув голову, осмотрелся вокруг. Напротив увидел окно — большое, вытянутое и длинное, разделенное железной решеткой на разных размеров квадраты. «Зачем… Зачем в больнице решетки на окнах? Кто-нибудь может отсюда убежать?» — невнятная мысль промелькнула в голове и исчезла. В окне — кусок неба, распластавшийся, как кусок теста на столе, почти такого же цвета. По-осеннему лысые макушки деревьев, разделенные решеткой на оси абсцисс и ординат, заключенные в графы странной таблицы. Их движение, вызываемое порывами ветра, совсем не соответствовало математическим законам — постоянных координат установить было невозможно. Лысые ветки перескакивали из одного раздела таблицы в другой, на миг замирали, но, чувствуя, видимо, неудобство, принимались искать новые координаты — снова и снова. Полный абсурд — кому придет в голову рисовать пейзажи на миллиметровке?
Попытавшись подняться, он почувствовал, как затекло тело. Ощущение кошмара не проходило. И все же это был сон. Всего лишь сон, обыкновенный ночной кошмар, который может присниться каждому, и не стоит возводить этот глупый сон в какое бы то ни было предзнаменование.
— Мама…
Сам не заметил, как заснул.
Алексей сидел в деревянном кресле в больничном коридоре. Он посмотрел на часы: двадцать минут седьмого. Оказалось, что, прислонившись спиной к холодной стене, покрытой кафелем, он проспал целых полтора часа. Напротив окна была расположена дверь реанимации. За прошедшие с момента поступления двенадцать часов она несколько раз открывалась, но никаких изменений в состоянии отца пока не было. Ни положительных, ни отрицательных.
— Все по-прежнему?
— Все по-прежнему. Состояние критическое. Они ничего не обещают.
Он никогда еще не слышал такого голоса у матери. Вмиг постаревшие глаза, чужие, далекие, как будто она смотрела на него сейчас чуть ли не с другой планеты. Обращалась к нему, но не видела и не чувствовала, что он здесь, рядом…
— Все будет нормально. Все будет хорошо, мама. Слышишь, я тебе обещаю, вот увидишь…
— Да, да. Конечно. Ты иди, Леша. И так всю ночь промаялся. Иди домой, поспи пару часов, потом приходи снова. Я посижу, покараулю…
— Я не уйду, мам. Никуда я не уйду. Вот увидишь… В этот момент дверь реанимации приоткрылась. Оба они как по команде бросились вперед и застыли на месте в один и тот же миг, заметив, что врач смотрит куда-то мимо.
— Все будет нормально… Вот увидишь, — прошептал Алексей совсем беззвучно и прикоснулся ладонью к холодным пальцам матери. — Доктор…
Врач бросил на них короткий взгляд, покачал головой и произнес всего лишь несколько слов:
— Мы ничего не смогли сделать. — Вздохнул и добавил совсем тихо: — К сожалению…
Алексей шел не разбирая дороги. Казалось, земля горит под ногами. Шел, не думая, но в то же время смутно осознавая, куда идет.
Он чувствовал: ему нужно ее увидеть. Просто увидеть и сказать, что случилось. Посмотреть в ее глаза и понять наконец: она ни в чем не виновата. Справиться с этим кошмаром, с этой подступающей к горлу и настойчиво пытающейся задушить ненавистью. Ненавистью к человеку, который еще вчера казался самым дорогим. К девчонке, которая не может быть ни в чем виновата. Не виновата…
«Не виновата. Один ты во всем виноват. Только ты один…»
Время от времени он останавливался. Пытался убедить себя, что сейчас не время. Потом, когда-нибудь потом, когда пройдет первая и самая острая боль утраты, он во всем разберется. Разберется в своих чувствах к ней и будет продолжать любить, если это любовь, или ненавидеть, если это ненависть. Потом, не сейчас…
- Предыдущая
- 23/50
- Следующая
