Розовая пантера - Егорова Ольга И. - Страница 35

• Предыдущая
• 35/50
• Следующая

— Нет, — ответила Маша со странной усмешкой и покачала головой. — Ошибаетесь. Это не я. Мы просто немного похожи, вот и все. Знаете, такое иногда случается. Люди бывают на кого-то похожи. Говорят, что у каждого из нас на земле есть свой двойник. Разве вы не слышали об этом?

Усмешка застыла на лице маской из глины. Ей ничего не ответили, а может быть, ответили, только она уже ничего не слышала. Повернулась, прошла по залу к выходу. Остановилась на мгновение возле билетной кассы. Спросила, не глядя в окошко:

— Как фамилия этого художника? Услышала издалека:

— Посохин.

Постояла еще немного возле кассы, потом быстро направилась к выходу, внезапно совершенно четко осознав, куда именно ей сейчас нужно идти.

— Следующая остановка — улица Горького, — донеслось из динамиков троллейбуса.

Значит, следующая. На этот раз она не перепутает остановки. Выйдет там, где надо. Пройдет немного вперед — такой знакомый путь, сколько тысяч раз она проходила его мысленно, сколько тысяч раз видела во сне этот дом. Нужно будет повернуть направо и спуститься вниз по лестнице — вот они, эти цифры. Двадцать девять дробь пятьдесят. Все те же цифры, написанные зеленой краской. Вот он, тот самый подъезд. Только не думать. Считать ступеньки на лестнице, не ошибиться. Вообразить, что это исключительно важно, что это вопрос жизни и смерти — подсчитать количество ступенек на шести лестничных пролетах, которые, как ни крути, все же приведут ее на третий этаж. Считать ступеньки и не думать, только не думать… Вот она, дверь.

Обычная дверь, покрытая выцветшим от времени коричневым дерматином. Деревянная дверь — редкость, музейный экспонат, каких в наше время днем с огнем не сыщешь. Кругом только железные двери, деревянных почти совсем не осталось — вот и напротив железная дверь, и вот еще одна — железная… Маша смотрела, не отводя взгляда, на железную дверь с левой стороны лестничной площадки, чтобы не видеть, только не видеть того, как ее рука, приподнявшись, поискав вслепую кнопку звонка на стене, нажимает…

Нажала на кнопку. Услышала только тишину. Снова нажала, отведя взгляд в сторону. Чьи-то шаги — быстрые, торопливые, кто-то бежит, глухо и тяжело ступая по деревянному полу. «Сердце, — отстраненно подумала она, — это же просто сердце мое стучит».

— Кто там? — услышала вдруг чей-то голос.

Незнакомый голос… Сердце перестало стучать.

— Это я, — с трудом выдавила она. — Я.

И больше ничего сказать не сумела. Послышался тихий скрежет ключа в замочной скважине. Открылась дверь, распахнулась шире.

На нее смотрела очень пожилая женщина. Она уже видела ее однажды, только издалека. «Такие же глаза, — промелькнуло в сознании, — значит, мама».

— Здравствуйте, — сказала Маша, мучительно пытаясь сообразить, какие именно слова должны следовать за этим пресловутым «здравствуйте» и сможет ли она вообще хоть что-нибудь сказать, кроме этого «здравствуйте».

Женщина смотрела на нее пристально, долго, молча. Казалось, она так и будет стоять, смотреть на нее и молчать — вечно. Казалось, это никогда не кончится…

— Здравствуйте, Маша. Проходите, — услышала она.

Женщина отступила на шаг, пропуская ее в квартиру. Маша вошла, с трудом пытаясь справиться с нахлынувшим оцепенением. Вошла, закрыла за собой дверь осторожно. Остановилась на пороге, огляделась по сторонам и увидела кошку.

Большую, рыжую и пушистую кошку с белыми пятнами.

— Гелла, — позвала она тихонько, — иди сюда. Кошка таращилась на нее своими огромными желтыми глазами и подходить близко явно не собиралась.

— Она у нас недоверчивая. Так сразу не подойдет, ей сначала нужно будет понаблюдать, обнюхать. Познакомиться, в общем.

— А мы с ней уже знакомы. Были знакомы когда-то давно… Она, наверное, забыла.

— Наверное, — согласилась женщина, не отводя пристального взгляда. — Да вы проходите, Маша.

— Да нет, я… Я просто хотела… Извините, не знаю, как вас зовут.

— Анна Сергеевна, — ответила женщина, не став повторять своего приглашения.

— Анна Сергеевна, — подхватила Маша. — Вы извините меня. Я хотела…

И снова замолчала, потому что даже представить себе не могла, что сказать.

— Нет его сейчас. Он на работе. Вечером приходите, он часов в семь будет уже, — прочитав ее нехитрые мысли, сказала Анна Сергеевна. Сказала как-то просто, как нечто само собой разумеющееся, как будто Маша заходила к ним каждый день, последний раз вот только вчера ушла, а сегодня пришла снова, позабыв о том, что Алексей по субботам работает.

— Он работает по субботам? — спросила она, разозлившись на себя за этот вопрос, который показался ей немыслимо глупым.

— Он по сменам работает. Сегодня его смена. С семи до семи.

— А где… Где он работает?

— Где он только не работает. Сегодня на автомойке.

— На автомойке?

Анна Сергеевна кивнула в ответ. Маша чувствовала ее напряжение — оно сквозило во взгляде, в скованности, почти полном отсутствии движений. Напряжение и недоверчивость. Или, может быть, даже страх…

Хотелось попросить у нее прощения. Хотелось сказать, что она не виновата в том, что случилось тогда, шесть лет назад. Сказала бы, если б могла. Да только кто же еще, кроме нее, виноват? Она опустила глаза.

— Вы меня ведь не видели никогда. Как же узнали?

— Вот, узнала.

Повисло тягостное молчание.

— Я пойду, — тихо сказала Маша.

— Идите, — услышала в ответ почти равнодушное. Кошка продолжала сидеть в дальнем углу прихожей.

— До свидания, — произнесла она и, повернувшись, взялась за ручку двери.

— До свидания.

Открыла дверь. Перешагнула через порог. И вдруг почувствовала, как кто-то легонько коснулся ее плеча. Обернулась. Увидела — все те же, но какие-то другие теперь глаза, и голос услышала — другой, взволнованный, торопливый:

— Маша… знаете, вы можете прямо на работу… Он здесь недалеко, на углу Волжской и Мичурина. Видели, может быть, там на углу… автомойка. Так вы можете прямо туда, если, конечно…

От этого изменившегося за считанные доли секунды взгляда было больно, невыносимо больно. Она почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Маша отвернулась и, быстро пробормотав:

— Спасибо. Спасибо вам большое, Анна Сергеевна, — понеслась вниз, уже не считая количества ступеней. Она и так знала, что их шестьдесят две.

Она шла по улице широкими, размашистыми шагами и видела: листья на дорогах, взмах крыльев, красный глаз светофора, чья-то узкая ладонь с длинными пальцами, прядь волос, откинутая со лба, быстрый взгляд, растворившийся в другом, сменившем его взгляде. «Так вот откуда они берутся, эти сюрреалистические картины», — подумала вдруг, четко осознав, что мир перед ее глазами раздробился на множество составных частей, упорно не желающих связываться в одно целое привычным для восприятия образом. Мир, разрезанный на куски, мир фрагментарный и ускользающий, мир острых углов и плавных линий — вот она, ее картина. Грусть, радость, тоска, тревога — все вместе, асимметрично, на одном огромном холсте.

Она просто поговорит с ним. Спросит, как дела, ведь столько лет прошло, наверняка что-нибудь произошло за это время в его жизни. Спросит про семью — может быть, скорее всего даже, она есть у него, ведь столько лет прошло, — про работу. Поговорит, как со старым приятелем, просто поговорит… «Ведь столько лет прошло, — в третий раз разрядом электрического тока пронзила сознание мысль-молния, и захотелось вдруг провалиться сквозь землю, раствориться в воздухе, отпустить без сожаления душу в облака, потому что не вернешь уже этих прошедших лет, не изменишь ничего, не исправишь. Просто поговорить. Увидеть глаза, улыбку, услышать голос. Пять минут — и уйти, не обернувшись, только не оборачиваться, уж это было бы совсем глупо. Хотелось вернуться домой, включить телевизор и жить дальше. Пять минут…

Она, оказывается, на самом деле знала это место. Длинный металлический гараж, протянувшийся метров на пятьдесят вдоль улицы Мичурина, с большой пластиковой табличкой «Автомойка» над входом. Вдоль улицы — троллейбусная линия. Она не часто, но все же пользовалась этим маршрутом. Видела, сто раз уже видела эту табличку и этот длинный серый гараж. Машины, столпившиеся у въезда. Если бы знала…

• Предыдущая
• 35/50
• Следующая