Не бойся, я кусаюсь (СИ) - Лартер Элли - Страница 26

– Почему?

– Девчачий какой-то напиток.

– Что за гендерные стереотипы? – возмущается Кир. – Что же я тогда должен пить, по-твоему?

– Американо, – тут же заявляю я. – Без молока и без сахара.

– Черный, как моя душа? – он смеется.

– Да, и очень крепкий.

– И горячий.

– Точно.

Ягодное пирожное и вправду оказывается безумно вкусным: хрустящая вафля, нежный сливочный крем и свежие ягоды. Я съедаю свое, а потом лезу ложкой в соседнюю тарелочку. Кир снова смеется и большим пальцем вытирает сливки, оставшиеся у меня на нижней губе:

– Сладко тебе, Каштанка?

– Это восхитительно! – громко восторгаюсь я.

– Я рад, что тебе понравилось, – улыбается мужчина, а потом поднимается с места и берет недопитый стаканчик кофе: – А теперь идем.

– Идем! – я послушно следую его примеру, и мы выходим обратно в уютную и прохладную летнюю ночь.

Он рассказывает мне о своих родителях. Отец – финансовый аналитик, как и он сам. Мать – врач-хирург в областном онкологическом центре. Вырезает опухоли, спасает жизни. Младшая сестра Лея только что доучилась на журналиста и переехала в Санкт-Петербург строить карьеру.

– Мне кажется, в Москве больше возможностей, – хмыкаю я.

– Смотря в какой сфере, – возражает Кир. – Она собирается писать об искусстве: кино, театр, выставки. Болеет, грезит всем этим. А в Питере культурная жизнь богаче и разнообразнее. К тому же, у нее там жених. Зимой планируют пожениться, вроде бы... точно не знаю, если честно. Дату еще не объявляли, по крайней мере.

– Ого! – я почему-то удивляюсь. – А сколько ей лет вообще?

– Двадцать пять.

– А Лея – это в честь принцессы из «Звездных войн»?

– Ага, – Кир смеется. – Мама фанатела от них, когда была беременна мелкой. А когда была беременна мной – думала только о токсикозе и о том, как страшно рожать. Первая беременность тяжело протекала, я выстраданный ребенок. А с Леей она порхала, как бабочка. Может, потому и Лея. Воздушное, легкое имя. Впрочем, понятия не имею, зачем тебе вообще вся эта информация...

– Нет, мне правда интересно! – уверяю я и перехватываю его ладонь. – А про собаку что можешь рассказать?

– Что это ирландский сеттер и что ее зовут Дина, – Кир пожимает плечами и добавляет: – Ей три года. Отец взял ее в племенном питомнике и таскает по выставкам. Вроде бы, даже медали и кубки имеются. Что тут еще скажешь? Я вас как-нибудь обязательно познакомлю.

Он и вправду знакомит нас – уже через неделю. И с родителями тоже. Это получается случайно: они просят его приехать помочь с покупками ровно в тот момент, когда мы гуляем неподалеку.

– Поедешь со мной? – спрашивает Кир.

– Ну... – я смотрю на него растерянно. – Если можно...

– Конечно, можно! Мама вечно готовит что-нибудь вкусненькое, я и сам буду рад остаться у них поужинать. Никакая ресторанная еда не заменит мамин суп... ну или что она там сегодня сделала.

– Это точно, – я соглашаюсь, хотя затея и кажется мне странной. Я снова задаюсь своими извечными сакральными вопросами: какие у нас с ним отношения? кто мы друг другу? друзья? любовники? пара?

 Нет, последний вариант – точно нет.

Хотя мы вот уже неделю видимся ежедневно, гуляем, ходим в кино и занимаемся сексом у него дома – без всяких наручников и плеток.

В клубе начались какие-то кадровые перестановки – нас попросили немного подождать с возобновлением съемок рекламных роликов.

И мы терпеливо ждем.

И едем к родителям Кира. С ума сойти можно.

Его мама и папа оказываются чудесными людьми, вот только когда разговор заходит обо мне, Кир старательно пресекает все материнские попытки узнать о наших отношениях, а меня представляет близкой подругой. Мы ужинаем и очень мило и непринужденно общаемся, а потом Кир вызывается проводить меня домой.

– Значит, близкая подруга? – хмыкаю я, когда мы с ним выходим из квартиры в подъезд и начинаем спускаться по лестнице вниз.

– Это оптимальный вариант, – Кир кивает. – Ты ведь не против?

– Нет, конечно.

– Мы сами еще не знаем толком, что между нами, а мама уже ждет не дождется, когда я наконец женюсь и заведу детей, – он шутливо закатывает глаза, но я понимаю, что эта тема по-настоящему его беспокоит. – Не хочу обнадеживать ее раньше времени, а то она, глазом моргнуть не успеешь, начнет подготовку к нашей свадьбе.

– Ого! – я смеюсь. Если он мне об этом рассказывает – между нами и вправду все серьезнее, чем можно бы было подумать? Или... наоборот?

– Такие дела.

– А с Никой твои родители знакомы? – спрашиваю я.

– Нет, – мужчина морщится. – Зачем это?

– Вы с ней были близки.

– Только физически... ну, то есть, не только, но... как господин и его нижняя, не более. Мы общались только в пределах клуба.

– А что отличает меня от Ники? – спрашиваю я вдруг. – Мы ведь... мы ближе, или мне только кажется?

– Ближе, – мужчина без промедления кивает. – Это был глупый вопрос.

– Прости, – я смущаюсь. – Но... можно я спрошу?

– Конечно.

– Почему я ближе? Чем я зацепила тебя? – ответ на этот вопрос волнует меня не меньше, чем на тот, кто мы друг другу. В этот раз Кир задумывается, а потом отвечает:

– Потому что ты далека от Темы, но в то же время ты пришла в клуб, точно зная, что тебе нужно. Это было восхитительно. И ты... ты не зависишь от меня, как все – ну, окей, почти все! – девчонки, приходящие в клуб с целью уложить меня на лопатки. Твой интерес – искренний. Это не азарт БДСМ-тусовки. Это подкупает. С тобой ново и необычно.

– Ладно, – я киваю, примерно понимая суть.

– Но с Никой мне все равно еще предстоит разобраться... через месяц ее выпишут – и она вернется со всеми своими приколами и угрозами...

КИР

Первого июля нам наконец дают добро на возобновление съемок рекламного ролика для клубного сайта. Я снова достаю с полок, раскладываю на красных шелковых простынях и тщательно осматриваю необходимые для новой сессии инструменты: анальные и вагинальные бусы, хорошо регулируемый электрошокер, плеть с колючими бусинами и маленького серебристого «аиста». Яснорада такая хрупкая, что я заранее предвкушаю и одновременно переживаю за ее тонкую нежную кожу: от «аиста» непременно останутся синяки, а от моей жаркой страсти – крепкие багровые засосы.

Я соскучился, истосковался по ней и по тому, что я делал с ее восхитительным телом... Да, все эти дни мы занимались сексом в моей квартире – там тоже есть игровая комната, но мы пока ни разу туда не заходили, – вот только все это было так мило и нежно, а мне просто жизненно необходимо разбавлять это азартом и болью. Я дышу этим, это почти так же важно, как кислород для легких. И Каштанке тоже: в глубине души она такая же повернутая, ей точно так же необходимы опасность и страх в крови... Я – прирожденный садист, а она – моя мазохистка. Сегодня мы оторвемся по полной программе, я истерзаю ее до изнеможения, но она будет просить еще, и еще, и еще...

Мы уже по обыкновению встречаемся у барной стойки – и я сразу притягиваю Каштанку за талию собственническим жестом, чтобы тут же крепко поцеловать в губы.

– Тили-тили-тесто, – насмешливо говорит нам кто-то из сотрудников клубного бара, но в ответ получает показанный средний палец:

– Заткнись.

– Вы чертовски сладко смотритесь вместе.

– Не твое дело, – фыркаю я, но если честно, это замечание мне приятно. Да я и сам знаю, что мы с Каштанкой красивая пара.

– Сегодня наша сессия точно не сорвется? – тихо спрашивает Яснорада.

– А ты хочешь, чтобы сорвалась? – улыбаюсь я ей в губы.

– Не знаю... Скорее нет.

– Ты боишься? – уточняю я осторожно, при этом чувствуя, как поднимается снизу жаркое возбуждение.

– Немного, – признается девушка, и я нежно чмокаю ее в лоб:

– Все будет хорошо.

– Угу, – Каштанка кивает и смотрит мне прямо в глаза, а я по-прежнему крепко держу ее в объятиях: