Выбери любимый жанр

Исповедь на заданную тему - Ельцин Борис Николаевич - Страница 14


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

14

Но по каким-то Линиям и каналам информация о большом количестве паломников к дому Ипатьевых дошла до Москвы. Не знаю, какие механизмы заработали, чего наши идеологи испугались, какие совещания и заседания проводились, тем не менее скоро получаю секретный пакет из Москвы. Читаю и глазам своим не верю: закрытое постановление Политбюро о сносе дома Ипатьевых в Свердловске. А поскольку постановление секретное, значит, обком партии должен на себя брать всю ответственность за это бессмысленное решение.

Уже на первом же бюро я столкнулся с резкой реакцией людей на команду из Москвы. Не подчиниться секретному постановлению Политбюро было невозможно. И через несколько дней ночью, к дому Ипатьевых подъехала техника, к утру от здания ничего не осталось. Затем это место заасфальтировали.

Ещё один печальный эпизод эпохи застоя. Я хорошо себе представлял, что рано или поздно всем нам будет стыдно за это варварство. Будет стыдно, но ничего исправить уже не удастся.

Кстати говоря, интересно, когда ЦК примет решение о публикации всех постановлений Политбюро — закрытых и открытых? По-моему, время это уже настало. Многое бы приоткрылось тогда и нашло бы объяснение из необъяснимого до сих пор.

Проводили мы в области и активную пропагандистскую работу. Выступая с докладами, я предельно откровенно анализировал сложившуюся ситуацию. Меня спасало то, что до руководства мои выступления не доходили, а куратор Симонов, замечая многое, тихонько откладывал все в архив. У нас на Урале и в помине не было того безумного восхваления Брежнева, которое в тот момент громыхало по стране. Была усмешка, была издёвка, у некоторых — недоумение, а у большинства — просто неприятие всего этого. Видели, конечно, куда идёт страна, и противостоять этому пытались честной, самоотверженной работой на своём месте. В одной из откровенных бесед с Фиделем Кастро, а у меня с ним сложились доверительные отношения, он сказал: «Зря ты себя коришь, терзаешь— просто обстановка ещё не созрела для того, чтобы действовать. Не созрела. Очень сильный центр, как панцирь, удерживает все».

Неплохие были контакты с членами военного совета Уральского военного округа: Сильченко, Тягуновым, Гашковым и другими. Часто ездил по частям, встречался и с рядовым, и командным составом, участвовал в учениях, вместе со мной выезжали члены бюро, они сами водили танки, изучали самолёты. Помогали военным в обустройстве городков, это было необходимо, поскольку условия в некоторых военных городках были просто ужасные. Министерство обороны вообще считает солдат своими вассалами, не имеющими голоса. Когда впервые на одном из собраний в дивизии я спросил, почему нет критики снизу, почему солдаты молчат, неужели им нечего сказать, это вызвало недоумение, дошло, конечно, до верхов, но проглотили. А я эту линию продолжал проводить. И постепенно, хотя бы по комсомольской, партийной линии, началось какое-то реальное движение, комсомольцы слегка расправили плечи, и в конце концов и на партийных собраниях, и на других встречах с военными начали звучать критические выступления в адрес военного руководства. Я считал, что этот процесс необходим.

С областным управлением КГБ у меня тоже сложились нормальные отношения. Начальник управления Ю.И. Корнилов, как кандидат в члены бюро, участвовал в заседаниях бюро. Я часто бывал в его ведомстве, просил информацию о заботе КГБ, изучал систему функционирования комитета, знакомился с каждым отделом. Конечно, я знал, что существовали вопросы, с которыми он меня не знакомил. Но тем не менее структуру, систему КГБ я знал достаточно основательно. Именно поэтому моё выступление на сессии Верховного Совета СССР летом 1989 года при утверждении Крючкова было не случайным, я все-таки знаком с этим закрытым для всех ведомством.

Однажды у нас произошёл трагический случай, связанный с вспышкой заболевания сибирской язвой. Для проверки, выяснения обстоятельств в Свердловск приехал заместитель председателя КГБ В.П.Пирожков. Это было в первые годы моей работы. Сидели у меня втроём — я. Пирожков, Корнилов. Шла спокойная беседа, и Корнилов, между прочим, сказал, что управление КГБ работает дружно с обкомом партии. И вдруг Пирожков рявкнул: «Генерал Корнилов, встать!». Тот вскочил, руки по швам. Я тоже в недоумении. Пирожков, чеканя каждую фразу, произнёс: «Зарубите себе на носу, генерал, во всей своей деятельности вы должны не дружно работать с партийными органами, а вы обязаны работать под их руководством и только». Такая вот забавная воспитательная сцена произошла.

Надо сказать, за все десять лет, что я работал первым секретарём, ни одного шпиона не нашли, как ни старались. Корнилов по этому поводу сильно сокрушался, мол, плохо работаем:. В такой области хоть бы один шпион попался, а тут — ни одного»

Случались и экстремальные ситуации. Например, авария на Белоярской атомной станции в ночь с 31 декабря на 1 января 1979 года, когда у нас морозы достигли 57 градусов. По области произошло сразу несколько крупных аварий. На Белоярской атомной станции не выдержали металлоконструкции в машзале. И падая, выбили искру, загорелось масло, начался пожар. Пожарные проявили колоссальный героизм и мужество. За несколько часов пригнали из Свердловска все свои силы, работать можно было только в противогазах, поскольку горел пластик, выделялся чёрный едкий дым, дышать невозможно. И нельзя было допустить, чтобы огонь перекинулся в реакторный зал. Подготовили уже сотни автобусов для эвакуации населения из посёлка, но все-таки пожарные вместе с другими специалистами выиграли этот на стоящий бой, спасли станцию, а главное, людей… А то могли произойти самые катастрофические последствия. Область насыщена оборонными предприятиями.

Во время войны сюда было эвакуировано 437 крупных заводов с территорий, оккупированных фашистами. Буквально на фундамент, без стен и без крыши, ставили станки, пускали их в работу, чтобы немедленно давать продукцию для фронта.

А людей селили в землянки и бараки. Потому у нас в области оказалось чуть ли не самое большое количество бараков.

О своём отношении к этим ветхим, продуваемым отовсюду лачугам я уже рассказывал. Поскольку прожил в них почти десять лет жизни, до сих пор воспоминания о деревянных домиках на 10-15-20 семей вызывают тяжёлые чувства. Так человек в двадцатом веке жить не может. И когда я пришёл руководить областью, в Свердловске несколько тысяч семей ютилось в бараках. В скором времени в стране приняли постановление о ликвидации бараков в течение десяти лет. Мне было ясно, что такие сроки никто не выдержит, мы должны с этим делом покончить раньше, раз и навсегда.

Попросил, чтобы мне сделали расчёты. Выяснилось, что в городе необходимо построить около двух миллионов квадратных метров жилья, только тогда удастся переселить людей из бараков. Два миллиона — это невозможно. Вся область в год строит два миллиона, а ведь в очереди за жильём стоят инвалиды, многодетные семьи, ветераны, очередники.

Не раз в жизни руководителя мне приходилось принимать тяжёлое решение, когда и так вроде не очень хорошо, и так — плохо. Что важнее — вытащить людей из бараков и заморозить на год все очереди за жильём, или ещё в течение десяти лет мучить людей в нечеловеческих условиях, но при этом очередникам жильё давать?

Все же решили на бюро — заморозили очереди на жильё, ни один человек за год квартиру не получит — только те, кто живут в бараках. Люди должны понять, что сейчас надо помочь тем, кто живёт хуже всех. И действительно, в основном народ понял, хотя, конечно, приходилось к кому-то идти, объяснять, рассказывать, опять объяснять. Но зато взвились директора предприятий. Для них это был серьёзный удар. Мы использовали их мощности, их строительную силу, взамен они ничего не получали. Разговоры на моральные темы их не трогали. Самое главное, я их понимал. Я сам был хозяйственником, отлично знал, что такое новый дом для коллектива, как его ждут.

А тут этот дом надо отдать кому-то чужому. Тяжело.

И чтобы спасти положение, я предпринял отчаянную поездку в Москву. Побывал у Кириленко, объяснял ситуацию, сказал: если будут жалобы, проклятья в мой адрес из-за жилья, год потерпите, складывайте их в ящик, надо с бараками заканчивать. Он согласился. Затем я пошёл к Косыгину. Тоже рассказал о ситуации и опять объяснил, что ничего не прошу — ни стройматериалов дополнительных, ни мощностей, просто нужна моральная поддержка. Алексей Николаевич согласился со мной, договорились, что Совмин нас поддержит.

14
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело