Президентский марафон - Ельцин Борис Николаевич - Страница 56

• Предыдущая
• 56/90
• Следующая

Мои помощники не раз указывали мне на противоречивость его слов, на то, как неохотно он говорит о будущей политической ситуации, как не хочет раскрывать свои планы. Конечно, это могла быть привычка, приобретённая им за годы работы в разведке и МИДе. Так хотелось думать.

Ещё в январе и феврале в администрации начались ожесточённые споры: пойдёт ли Примаков на президентские выборы?

Да, Примаков сумеет консолидировать вокруг себя ту часть элиты, которая продолжает мечтать о политическом реванше, о возврате к старым порядкам. И пожалуй, это не только и не столько коммунисты, хотя и они тоже. Это и «пятая колонна» коммунистов в спецслужбах, и часть губернаторов, и те, кого принято называть «крепкими хозяйственниками». Для широких слоёв населения России Примаков — также довольно обнадёживающая фигура. Он обещает порядок, стабильность, отсутствие любых перемен и реформ, которые после осеннего кризиса 98-го воспринимаются в обществе только как угроза, как негатив.

И я начал чувствовать всю опасность сложившейся ситуации. Я понял: близкий, по-человечески понятный Евгений Максимович объективно, почти помимо своей воли, становится тяжёлой политической альтернативой моему курсу, моему плану развития страны.

…Был в моей жизни один неприметный эпизод. Внук Боря попробовал объяснить мне принцип действия какой-то компьютерной программы. Я долго его слушал и вдруг понял, что не так-то это просто…

Я смотрел на мерцающий монитор и думал: я обязан, просто обязан сделать так, чтобы в России в третьем тысячелетии управляли люди с другими мозгами, с другой головой. Пусть новый президент публично укажет на все мои ошибки, провалы, на неудачи наших реформ. Но пусть он будет созидателем. Да, молодость не панацея. И среди сорокалетних может быть человек тоталитарного склада. Можно работать за компьютером и быть в душе питекантропом. Не в этом дело. Человек, идущий мне на смену, должен выйти в иное духовное пространство. Должен мыслить другими категориями, нежели поколение тех политиков, которые прошли через полосу разрушения коммунизма и политических кризисов новой России. Он, как в более сложной компьютерной игре, должен уже не «стрелять врагов», не «проходить лабиринты», а создавать свою цивилизацию. А для этого новый лидер должен хорошо понимать язык той общемировой цивилизации, нового мира, в котором предстоит жить… в том числе моим внукам и правнукам.

Не хочется даже начинать эту главу.

Никто и никогда не мог заставить меня играть по чужим правилам. Но Юрию Скуратову удалось втянуть и меня, и Совет Федерации, и страну в свой мелкий, грязный скандал.

«Тихий прокурор» сумел выставить на всеобщее обозрение свой собственный стыд и позор и представить все так, что это — не его стыд, не его позор.

И тем не менее писать о нем надо.

Говорят, что России не везёт на генеральных прокуроров. Степанков, Казанник, Ильюшенко — это предшественники Скуратова. Степанков ушёл в тень во время событий 93-го года, Казанник досрочно выпустил из тюрьмы организаторов путча и с треском хлопнул дверью, Ильюшенко (по инициативе того же Скуратова, своего преемника) сам угодил в Лефортово. Каждый прокурор уходил со скандалом. Каждый оставлял за собой шлейф нераскрытых дел.

Впрочем, разве только России не везёт? Везде бывают честные прокуроры и нечестные. Дураки в прокурорских мундирах и нормальные люди. Но у нас, где вся система отношений в обществе подверглась мощному слому, появилась благодатная почва для втягивания прокуроров в политику. На этом (совершенно по-разному!) и «погорели» три предыдущих прокурора.

В сущности, генпрокурор — только государственный чиновник. Политического кругозора от него не требуется. Больше того, на прокурорском посту это несомненное достоинство мгновенно превращается в недостаток. Задача прокурора — быть врагом всякого беззакония.

Первое время после назначения Скуратова мне казалось, что такого прокурора мы наконец нашли. Мы регулярно встречались. Юрий Ильич информировал меня о ходе расследования наиболее громких убийств: священника Александра Меня, телеведущего Влада Листьева, журналиста Дмитрия Холодова, бизнесмена Ивана Кивилиди. То, что убийства эти из года в год остаются нераскрытыми, меня очень волновало. Я не раз говорил об этом Скуратову.

Он своим тихим, нарочито бесцветным голосом объяснял: идут следственные действия, очерчен круг подозреваемых, отрабатываем одну версию, другую версию…

Но я видел — на самом деле ничего не происходит. Бесконечная монотонность скуратовских отговорок стала раздражать.

Другим свойством Скуратова, которое на первых порах внушало оптимизм, была его нарочитая аполитичность. Но как выяснилось, у Генпрокуратуры появился «духовный лидер» — депутат Виктор Илюхин. Тот самый Илюхин, который когда-то пытался начать уголовное преследование Михаила Горбачёва по статье «измена Родине», меня — по поводу «геноцида русского народа», Илюхин — автор всех законопроектов о неспособности Ельцина управлять страной.

Именно этот депутат, как писали газеты, когда-то тоже работавший в прокурорской системе по линии КГБ, стал вхож в любую, самую высокую прокурорскую дверь. Вот тебе и аполитичный Скуратов!

Теперь я понимаю, почему же так произошло. Юрий Скуратов, обладавший рядом незаменимых для прокурора качеств — исполнительностью, цепкой памятью, упорством, не обладал главным — волей, мужским характером, верой в себя, в свои силы, оказался в каком-то смысле пустоцветом. И эту пустоту необходимо было срочно заполнить ярким, актуальным содержанием. Вот здесь-то ему и пригодился Илюхин.

Я понял, что Скуратов поддавался влиянию тех, кто подсказывал ему наиболее лёгкий путь, путь громких «политических» дел.

Среди банкиров и бизнесменов были люди, так или иначе принимавшие личное участие в судьбе Юрия Ильича. Как выяснилось, это были «друзья», довольно глубоко постигшие податливую прокурорскую натуру.

Первым о порнографической плёнке с участием генпрокурора узнал Николай Бордюжа. Военный человек, настоящий пограничник, нетерпимый к любого рода распущенности, он был буквально в шоке. Мне про этот кошмар глава администрации решил пока ничего не говорить. При встрече со Скуратовым Бордюжа сухо сказал ему: в такой ситуации долго думать не стоит.

Скуратов покорно написал прошение об отставке:

Однако на следующее утро он снова появился у Бордюжи, стал просить: «Нельзя допускать, чтобы плёнка всплыла. Давайте забудем про это. Забудем про то, что вы видели. А я готов выполнять все ваши указания».

Бордюжа ответил: «Во-первых, ваше заявление уже у президента, ему принимать решение. И к тому же вы, как человек, обладающий хоть каплей здравого смысла, должны понимать: если есть одна копия, есть и пятьдесят других».

Тогда Скуратов умолял, просил. Потом, спустя месяц, вдруг резко изменил позицию: «Плёнка сфальсифицирована, на плёнке — не я».

Не каждый может легко пережить такой позор. Скуратов, скорее всего действительно по медицинским показаниям, слёг в ЦКБ. Заседание Совета Федерации, на котором сенаторы должны были рассмотреть его заявление, планировалось на 17 марта.

В ночь на 17 марта плёнка была показана по Российскому телевидению. А утром следующего дня сенаторы почти единогласно проголосовали против отставки. Накал политической борьбы в Совете Федерации достиг критической отметки.

Егор Строев сказал примерно так в своём телеинтервью: «Что тут обсуждать? Беда случилась с человеком!»

До скандального голосования по делу Скуратова я о порнографической плёнке ничего не знал. Ни Николай Бордюжа, ни другие помощники ничего о плёнке мне не говорили. Прочитав заявление Скуратова об уходе по болезни, я, честно говоря, просто испытал чувство большого облегчения. Слабый, бесцветный прокурор уходит сам. Не нужно заставлять, не нужно прилагать лишних усилий.

• Предыдущая
• 56/90
• Следующая