Любимый незнакомец - Хармон Эми - Страница 1

AMY HARMON

The Unknown Beloved

Перевод с английского Марины Бендет

Оригинальное название: The Unknown Beloved

Text Copyright © 2022 by Amy Sutorius Harmon

This edition is made possible under a license arrangement originating with Amazon

Publishing, www.apub.com in collaboration with Synopsis Literary Agency.

Cover design by Laywan Kwan

© ООО «Клевер-Медиа-Групп», 2023

ЯНВАРЬ 1923 ГОДА

Мама спала, чуть слышно похрапывая, словно в горле у нее что-то тихо вскипало. Дани погладила ее по щеке. Мама устала, потому что они с папочкой ругались всю ночь напролет. Ссорились, обнимались, целовались, дрались, снова ссорились. В последний раз папочка слишком долго не возвращался, и мама тревожилась, без конца мерила шагами комнату и до крови сгрызла кожу вокруг ногтей. Ногти она никогда не грызет. Ногти у нее красивые, она их красит для папочки. И губы тоже. Мама любит папочку. Папочка любит маму. Тетка Зузана говорит, что они слишком любят друг друга. Зато сама тетка Зузана папочку не любит. Она говорит: «Он дурак».

Папа не нравился ни одной из маминых теток. Тетка Ленка говорила, что он слишком красивый, а тетка Вера – что от него одни неприятности. «Бери Даниелу, Анета, и возвращайся в Кливленд», – убеждали они маму. Тетки вырастили маму, и она привыкла их слушаться. Но когда они говорили такие вещи, она лишь мотала головой:

– Я выбрала Джорджа Флэнагана, тэты. Я хочу быть рядом с ним. И я не позволю вам плохо о нем отзываться. Я жена Джорджа. Даниела – дочь Джорджа. – Мама звала ее Даниелой, только когда говорила с тетками.

Тетки сказали, что ребенка нужно назвать в честь прадеда Даниеля, самого первого Коса, осевшего в Кливленде, и мама с папочкой почему-то согласились.

– Даниела Флэнаган – идеальное имя, – любил повторять папочка.

– Я не идеальная, – возражала ему Даниела.

– Совершенно идеальная. Такая же, как твоя мама. У нее тоже идеальное имя.

– Анета – значит жалостливая, – заученно отвечала Дани. Тетушки вечно твердили ей об этом.

– Вот именно. Ты у меня умница. Твоя мать сжалилась надо мной… и вышла за меня замуж.

– Но тетушкам ты пришелся не по душе?

– Да. Тетушкам я пришелся не по душе.

– Я люблю тебя, папочка.

– Я тоже люблю тебя, Дани Флэнаган.

Ей нравилось, как все ходило ходуном, когда папочка возвращался домой. Нравились его тяжелые шаги, его смех, его запах, неспособность тихо себя вести. Папочка все делал громко – кричал, хохотал, топал, храпел.

Мама сейчас тоже похрапывала, но только совсем неслышно. Мама устала.

Дани высвободилась из ее объятий и собрала книги, которые они купили у О’Брайана. Несмотря на усталость, мама весь день пыталась чем-то себя занять. Они сходили в собор Святого Имени и поставили за папочку свечку. Потом заглянули в цветочную лавку Шофилда на другой стороне улицы и понюхали розы, купили у уличного разносчика хот-дог, а под конец зашли в свой самый любимый магазин – в книжный, к О’Брайану. Мама любила книги, но еще больше любила, когда Дани рассказывала ей о них, даже не открывая.

Большая книга в обтрепанной по углам синей матерчатой обложке прежде принадлежала болезненному, сильно кашлявшему мальчику с длинными, тонкими руками. В книге о нем не было ни слова… но он когда-то ее любил. Читая, он тихонько произносил вслух каждое слово, а его голос походил на голос мистера О’Брайана. Мама говорила, что мистер О’Брайан из Ирландии, прямо как папочка… может, мальчик, который читал эту книгу, тоже приехал из Ирландии. А может, ее привез из-за океана в свой чикагский магазин сам мистер О’Брайан.

Другие книги, которые мама купила, никто уже очень давно не читал. Коснувшись одной из них, Дани хихикнула – ее клали под попу непоседливому малышу, потому что иначе он не доставал до обеденного стола. От последней книги, совсем новой, голову Дани заполнил серый туман. Эту книгу еще никто не открывал, не любил, не ненавидел, даже в руках не держал. Ни ткань обложки, ни бумага страниц еще не впитали в себя ничьих историй.

Дани всегда пересказывала маме все, что видела, а мама говорила, что Дани истинная рассказчица. Но рассказчицей Дани не была. Ни одной своей истории она не выдумала. Обычно она не могла придумать даже, что бы нарисовать. Правда, она нарисовала котенка, которого ей хотелось забрать домой. Чарли. У мистера О’Брайана на заднем дворе стояла коробка с котятами – он их раздавал. Дани хотела котенка. Страшно хотела. Она нарисовала с десяток котят, похожих на Чарли, и развесила рисунки по всему дому.

Маме не слишком нравилось, что Дани хочет взять в дом котенка. Но папочка обещал ее уговорить. Пусть Дани подождет, пока он снова вернется домой, и тогда они вместе пойдут и заберут Чарли.

Можно навестить Чарли сейчас, пока мама спит. Мама ни о чем не узнает.

Дани решила вынести башмаки и пальто в прихожую. Если одеваться в комнате, мама услышит, как она возится. Обычно мама спала очень чутко. Но теперь, когда Дани осторожно потянула на себя дверь, мама даже не шелохнулась. Она спала крепким сном.

Дани сунула ноги в башмаки. Уже маловаты. Папочка говорит, что всякий раз, когда его не бывает дома, она умудряется вырасти. Мама отвечает, что ему вообще не стоит от них уезжать. Зато пальто еще впору. И шляпка тоже. Дани потянула за поля, прикрывая уши, чтобы не слишком замерзнуть. На улице уже сгущались сумерки. Если ей хочется поглядеть на котят, нужно спешить. А потом она сразу вернется домой. Но Дани слишком увлеклась возней с Чарли. И напрочь забыла о времени.

Свернув обратно, к своему дому, Дани услышала вой полицейских сирен. Она побежала, решив, что мама уже проснулась, рассердилась, перепугалась. И вызвала полицейских, и теперь они ищут ее, Дани.

Прямо перед их домом улицу перегораживали две полицейские машины. На крышах мелькали сирены, дверцы были распахнуты. Подъехала еще машина, из нее вылезли еще трое. Они двинулись во двор, где уже стояли двое других полицейских. Папочкина машина тоже стояла у дома.

Входная дверь в доме Дани стояла настежь. Соседка, миссис Терстон, разговаривала с полицейскими. Она яростно жестикулировала, ежась от холода.

– О нет! – вскрикнула Дани. Они и правда ищут ее. Теперь мама ни за что не позволит ей взять котенка.

Ее никто не видел. Пока никто. Дани прокралась через соседский двор к задней двери своего дома – той, что вела в кухню. Сейчас мама увидит ее и сразу же велит полицейским уйти.

Но полицейские уже вошли в дом. Один из них стоял в дверях, между гостиной и кухней. На его большой голове красовалась лихо заломленная кепка, длиннополое пальто было расстегнуто, и медные пуговицы двумя ровными рядами сбегали вниз по толстому животу. Из-под лацкана пальто выглядывала золотистая звездочка.

Кто-то включил лампы. Все лампы в доме. И теперь всюду ярко горел свет. Маме не понравится, что горит так много ламп, а входная дверь распахнута настежь. Весь жар от печки уйдет в вечернюю январскую стужу.

Полицейский смотрел вниз, на пол, так что козырек от кепки закрывал ему половину лица. Когда она вошла в кухню, он не поднял головы. Сирены у дома выли так громко, что наверняка оглушили целый район. Где же мама?