Жена без срока годности (СИ) - Горышина Ольга - Страница 12

— Это ты, знаешь ли, променял нас на место под дядиным крылышком. И даже не поинтересовался, заработала я на крышу над головой твоему сыну или нет. А плевать! После этого, извини меня, о каком таком браке может идти речь?

— Полторы штуки тебе было мало? Мы платили тысячу двести. Допустим, они подняли цену, но не больше десяти процентов, верно?

— Они не повысили, но садик стоил полторы. Бензин, конечно, тогда был дешевый. Доллар девяносто девять, ты такое еще помнишь? — нервно хмыкнула я. — Ну и есть мы что-то должны были. У меня чистыми три тысячи выходило, под завязку. Ты прекрасно знал, сколько тестеры получают. Особенно в первый год. С математикой проблемы? Или с ответственностью? Или гены? Раз тебя мать вытащила одна, то и я справлюсь!

Он не опускал глаз, а я чувствовала, как сердце все сильнее и сильнее опускается в брюшную полость. Я не хотела говорить с ним о деньгах, не хотела строить из себя святую. Ушел так ушел. Не нужно подливать масла в котел его злорадства.

— Ты прекрасно знаешь, что я уехал с сотней в кармане. Я оставил тебе все, что мы сумели отложить. И ты, конечно же, не знаешь, что такое заработать полторы штуки баксов в Питере. Не знаешь? И мне еще что-то нужно было скопить к твоему возвращению. Я еще верил в него… И если тебе было мало, могла бы позвонить. Вообще могла бы хотя бы сказать, что получила деньги и у вас все хорошо.

— Какие деньги, Андрей?

Вопрос риторический. В том плане, что ответ уже не имел никакого значения. Хотя… Нет, об этом думать не хотелось. Жизнь дважды не прожить. И разве была альтернатива? Разве его подачки заставили бы меня выбросить американскую мечту на помойку истории — конечно же, нет!

В его взгляде тоже замешательство. Собирается с ответом? Или собирается промолчать? Зачем мне его ответ? Вот зачем?!

— Я ничего не получала от тебя. Ты делал перевод через банк? — зачем-то задавала я вопросы, срок ответа на которые давно истек.

— Передавал через Сергея. Я тут давал рубли его родителям, а он должен был передать тебе в долларах ту же сумму, — проскрипел железным голосом Андрей.

— Он передавал от тебя привет. Иногда.

Глаза Андрея сузились. Губы плотнее сжались. Если он и выругался, то про себя. Ну про меня ему же злого слова сказать нельзя.

— И сколько ты ему отдал в итоге?

— Года полтора передавал. Считай, целая машина… Потом он сказал, что у тебя роман на стороне.

— И что? Ребенку есть не надо? — спросила уже с вызовом. — Или с больной головы на здоровую ответственность переложил?

Говорила, вцепившись в карманы — сейчас оторву, нитки уже трещат. Или это так громко гудят наэлектризованные нервы?

— Думал, не передам месяц, ты хоть позвонишь и пошлешь меня прямым текстом… — ответил Андрей уже совсем тихо, почти шепотом.

Так говорить мы больше не могли — не слышно, ничего, кроме собственного сердца в собственных ушах.

— Пошли отсюда! — скомандовала я.

Сделала шаг к вешалке и самостоятельно сдернула с нее пальто. Андрей как-то весь уменьшился, и я даже с локтем его не встретилась.

— Машина направо, — услышала я за спиной, еще не переступив порога кафе.

— Я иду домой.

— Мы не поговорили, — услышала уже сбоку.

— О чем ты хочешь говорить, Андрей? — спешно застегивала я молнию, сунув букет под мышку, а она все не желала закрываться. — Двадцать лет прошло. Даже больше. Я бы все равно не приехала в Питер. Тебе здесь хорошо, мне — там. Так просто. А Леша… Я не запрещала тебе общаться, ты сам так решил.

— И как ты себе это представляла?

Я видела боковым зрением его ходящий ходуном кадык. Кирдык ему, кирдык… Прибавила шагу. В противоположную от машины сторону.

— Придумали бы. Разные ситуации у людей бывают, но люди как-то находят решения, удовлетворяющие интересы обоих родителей. В Библии же сказано: ищите и обрящите. Но ты не искал, ты слинял… От ответственности. Алименты никто не отменял.

— С процентами хочешь взыскать?

Он схватил меня за локоть. Хотел за локоть, а получилось только синтепон поймать, так быстро я шла. Даже вырываться не пришлось. Прикосновения не заметила — его не было. Мелькнуло только кольцо: обычное золотое. Стандартное. Ну… К какому размеру привык…

— Мне твои деньги не были нужны ни тогда, ни, тем более, сейчас. Заплати ты за квартиру, у меня бы не появилось подруги. Настоящей. Впервые за всю жизнь.

Я не стала добавлять, что эта подруга развела меня с ним и выдала за другого. Ну и вообще убеждала, что в одну воду дважды не войдешь. Даже с подачками Андрей не перестал бы быть бывшим. За два года не предпринял же попытки сделать наш брак хотя бы гостевым.

— Я сдала ей комнату, и она присматривала за Лешей…

— Когда ты по свиданкам бегала? — перебил он меня и теперь удачно схватил: за локоть.

Не за горло же взял, и я ответила спокойно:

— Да, а что? Ты же не скажешь, что хранил мне верность два года? Или это другое? Яйца трещали, да? А у баб, знаешь ли, это место тоже чешется…

Я вырвалась и вцепилась в букет обеими руками. Снова прибавила шаг. Десять тысяч шагов не нахожу, так хоть сердцебиение повышу!

— Ни дня не пожалела, да? — дышал он мне в затылок. Идти рядом не получалось из-за толпы.

— О чем жалеть? Сунил был замечательным отцом твоему сыну. И замечательным мужем твоей жене.

— Обо мне не пожалела ни разу? — рычал он снова сбоку.

— Что вообще замуж за тебя вышла, пожалела. Что аборт не сделала, тоже жалела. Надо было посмотреть на тебя в деле — в чужой стране. Но я же наивная была. Верила, что и в горе, и в радости, а не только хвостиком за мужем. Подождал бы годик, как я просила, принесла бы вторую зарплату, стало бы легче.

— Да при чем тут деньги?

Андрей снова попытался схватить меня за локоть, но под моим взглядом передумал. Не стушевался, но начал держать руки при себе. Еще бы и со словами так же себя вел, цены бы ему не было! Как не было цены нашему семейному счастью, а он решил назначить цену в полторы штуки баксов. Дешево так, а теперь удивляется, что я сержусь!

— Ты поехал к дяде за деньгами. Получил? Рад? Доволен? Не велика потеря, первая жена и первый ребенок. Не велика, как вижу… Ни разу не позвонил!

Теперь я остановилась — подняла букет с желание отхлестать его по морде веником. С неистовым таким желанием!

— У меня все хорошо! — проскрежетала я. — У меня все прекрасно! И все, что мне от тебя нужно — российское свидетельство о разводе. И если ты будешь супер-найс ко мне, то договорись в паспортном отделе, чтобы мне за два дня паспорт сделали. Сама я не справлюсь с российской бюрократией.

— Зачем тебе паспорт? — спросил, когда я опустила букет и снова увидела его лицо. — Ты же жить тут не собираешься. Оставь во внутренним фотографию двадцатилетней девушки…

— А мне нравится сорокапятилетняя баба. Представь себе, я себе нравлюсь! Помнишь песенку? Ты нашел моложе, чем я, у тебя другая семья, что же это было, скажи, миражи? — не спела, а всего лишь продекламировала я. — Все обиды прошли, Андрей. Я не хочу ворошить прошлое. Я живу сегодняшним днем. Мы уже вошли в возраст, когда дорога каждая минута.

— И что ты в эту минуту собралась делать? — скривился он.

— Спать. Завтра схожу в музей. Какой-нибудь. И встречусь с тобой ради паспорта.

— И только ради паспорта?

— А ради чего нам встречаться? Денежных претензий я к тебе не имею. А в остальном… Ну бог тебе судья. Надеюсь, ты счастлив.

— А ты? — снова перебил он. — Чего развелась?

— Традиционно, — против воли улыбнулась я. — Не сошлись в выборе местожительства. Но Сунил вырастил дочь. И твоего сына тоже. У меня к нему претензий нет. Он и меня вырастил. Я узнала, что такое уважение, — и добавила: — Чужого выбора и чужих интересов.

— В семье не должно быть чужих интересов.

— Да что ты знаешь про семью! — сорвалась я на крик. На секунду. Но этого оказалось достаточно, чтобы почувствовать на ресницах слезы. — Ты нас с Лешей предал. А раз предатель, всегда предатель, — сказала я это, правда, по-английски, но он понял.