Сын Петра. Том 1. Бесенок (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич - Страница 9

— Я окажу помощь. Если ты не против.

— Я буду премного благодарна. — ответила царица, с трудом сдерживая раздражение. После чего в помещение на какое-то время наступила неловкая пауза. Которую довольно скоро разбил царевич.

— Тетя, — спросил Алексей, — а могу я погостить у тебя? А то очень скучно сидеть на одном месте.

— Можешь, конечно. — улыбнувшись, ответила Наталья Алексеевна. Ей стало любопытно понаблюдать за этим ребенком поближе. Слишком вся эта история выглядела интригующе и провокационно.

— Я… — хотела что-то произнести Евдокия Федоровна, но встретилась со взглядом Натальи Алексеевны и осеклась. Отказывать ей в текущей ситуации было опасно. Она же могла царю написать совсем не причесанную версию событий, а по-простому — как есть. Ведь она прекрасно поняла, что царица явно препятствовала учебе сына. Во всяком случае той, которая видела благоприятной самим Петром. Это было бы концом, так как царь, искавший поводы порвать с Евдокией, охотно бы ухватился за эту возможность. Посему, царица чуть помедлила, и завершила свою фразу совсем иначе, нежели хотела изначально. — Я не против. Конечно. Пусть погостит. Только наставник его отправиться с ним. Учеба не должна нарушаться. Это самое главное.

— Разумеется, — кивнула тетя.

— И кормилица, — попросил Алексей. — Я привык к ней. Хорошая служанка…

Наталья Алексеевна с царевичем и его небольшой свитой удалились. После чего Евдокия чуть ли не бегом бросилась к патриарху Адриану.

— Беда! Владыко! Беда! — с порога чуть ли не крикнула она.

— Что случилось? — встревоженно произнес он, махнув рукой, чтобы входила и прикрыла дверь за собой.

— Наташка то сына забрала.

— Это еще как? — удивился Адриан.

— Он у нее теперь живет. Вроде как гостит. Но мню — до возвращения мужа там сидеть и будет. В этом вертепе разврата.

— И как это произошло?

Царица пересказала. Насколько можно было произошедшее описать хоть сколь-либо беспристрастно, находясь едва ли не в панике.

— И что ты от меня хочешь? — растерянно спросил Адриан.

— Чтобы ты поспособствовал его возвращению. Чем скорее, тем лучше. Потому как мы его теряем. Самое страшное мое опасение сбывается. Он и так тянулся к бесовским забавам. Невольно. Теперь же, попав в этот вертеп, совершенно отстранится от всего доброго и светлого. Помяни мое слово — этим же годом увидим его по Кукую^[8] гуляющем.

— Отчего же? Он же просто отправился погостить к тетке.

— Ты же понимаешь, не хуже меня, добром это все не окончится!

— Ступай к себе. Я сделаю все, что в моих силах.

— Ты его вернешь?

— Постараюсь. Но, увы, я не всесилен. Если Наталья заартачится, то придется ему у нее немного пожить-погостить. Что же в том дурного? Тетя родная.

— Но…

— Петр Алексеевич это только одобрит. Ему не нравилось, что вы с Натальей не общались. А тут вот — повод и тебе с ней чаще встречаться. Разве нет?..

Евдокия Федоровна ушла. Встревоженная и накрученная.

Адриан же, удостоверившись, что ее люди также убрались восвояси, отправился в Славяно-греко-латинскую академию устраивать вопросы с учебой царевича. Лично. Ибо почувствовал, что ступил на слишком тонкий лед, который отчаянно затрещал под его ногами. Ну и распорядился вызвать к себе духовника Алексея, дабы прояснить — что же там на самом деле произошло. Да и с Натальей было бы недурно поговорить…

Глава 5

1696 год, май, 15–16. Москва

Переезд царевича Алексея к своей тетке не остался не замеченным широкой публикой Москвы. Да, Лопухины старательно выдавали это обычный гостевой визит. Но сие мало кого убеждало. Слишком странным это оказалось. Люди довольно скоро пришли к выводу, что произошло какое-то неизвестное им событие, если Евдокия, на дух не переносящая Наталью, от правила своего единственного сына к ней погостить. В иной ситуации — и леший бы с ним. Всякое бывает. Но царица же как квочка опекала ребенка и боялась того, что он лишний шаг ступит без ее контроля.

Парень же осваивался.

Тетушка выделила ему вполне подходящие покои. Да и Вяземского с кормилицей Ариной не обделила. Более того — уже на следующий день патриарх лично привел учителей.

Всех необходимых.

Да еще и на выбор, чтобы царевич мог носом поводить.

Играть в игры он был готов до определенного предела и глупо подставляться не видел смысла. Тем более, что все указывало на то, что это именно он присоветовал царице сдерживание обучения Алексея. И ему требовалось как можно скорее от этого открестится, выйдя из подозрения. Ну и, само собой, в случае вопросов со стороны царя, все отрицать. Это подставит царицу под удар. Ну и черт с ней. Все равно она не игрок теперь.

Так что учеба царевича возобновилась и очень бурная. Впрочем, не учебой одной он занимался. Жизнь у тети в корне отличалась от того, как царевич коротал дни у матери. И, в первую очередь из-за того, что у Натальи Алексеевны имелся своего рода салон. Если выражаться в стилистике XIX века. Если же мерить все в формате XXI века, то у нее «на квартире» постоянно собирались разные компании и что-то обсуждали.

Ясно дело — площади выходили куда более просторные, чем кухни советских панелек. И компании многочисленнее. А разговоры увлекательнее. Впрочем, политики не касались. Во всяком случае Алексей таких разговоров не замечал у тети.

Это был не единственный «салон» Москвы тех лет. Подобные точек для собраться и поболтать хватало. На любой повод и вкус. Собственно, кулуарная жизнь столицы била ключом и отличалась изрядной насыщенностью. Конкретно у Натальи собирались люди, увлекающиеся искусством и культурой.

Не самый лучший контингент для Алексея.

Но другого не имелось. И требовалось работать с теми людьми, которые были под рукой. Так что, посещая такие встречи, он внимательно слушал. И мотал на ус. Виртуальный. Думая о том, как дополнительно заработать очков репутации. В конце концов какое влияние тетя оказывается на отца он знал отлично. И ее хорошее отношение было крайне важно. Этакая подстраховка.

Слушал он. Слушал.

А тут взял и решил показать себя.

Выставил табурет с мягким верхом. Взобрался на него под удивленными взглядами гостей Натальи Алексеевны. И начал декламировать стихотворение. С максимальным выражением, на которое он был способен.

— У Лукоморья дуб зеленый. Златая цепь на дубе том. И днем, и ночью кот ученый все ходит по цени кругом…

Никто не перебивал.

Никто не возмущался.

Просто слушали.

Внимательно.

А потом, когда царевич замолчал, закончив свое выступление, тетя спросила:

— А дальше? — причем с таким видом, что Алексей даже как-то растерялся. В какой-то момент ему даже показалось, будто бы Наталья Алексеевна тоже гость из будущего.

— Все.

— Как все?

— Вот так, — развел руками Алексей.

— И где ты сей вирш занятный прочитал?

— Сам выдумал.

— Сам?

И тут завертелось.

Посыпалось масса вопросов, на которые даже и отвечать не требовалось. Присутствующая компания в этом не нуждалась. Во всяком случае не сейчас. Но главное — это не форма стихотворения, а содержание. Гости тети к нему прицепились словно блохи к псине и стали «обсасывать».

Внезапно для Алексея выяснилось, что Лукоморье — это старинное название побережье моря. У реки. И таким словом разные места называли. Но, учитывая указание на дуб, локализовали Северным Причерноморьем. Сам же дуб — опознали как достаточно известное старинное дерево Запорожской Сечи. То самое, под которым казаки писали знаменитое письмо турецкому султану. Ни того, ни другого царевич разумеется не знал.

Дальше больше.

Припомнили всякие байки и сказки о колдунах и о том, что будто бы Сеч заговорена. Оттого ни ляхи, ни татары, ни сами османы порушить ее не могу. И не из-за недостатка сил, а от того, что вечно есть причины этого не делать. Каждый раз не понос так золотуха. Словно черти их от нее отваживают. Хотя всем она давно поперек горла.