Кандидат (СИ) - Корнеев Роман - Страница 12

Истребитель содрогнулся. Случайный осколок лишь слегка царапнул по внешнему силовому конусу, однако даже этого шального касания при скоростях сближения в десятки километров в секунду хватило, чтобы от «атакующей цели» осталось лишь разреженное облако ионизированного перегретого газа, а цвета индикаторов перегрузки рванули в красный спектр.

Воздух в кабине сделался почти физически ощутимым столбом жидкости, стискивающим каждую клеточку его тела, а кости впились в основание ложемента, с хрустом выворачиваясь из суставных сумок. Завыл где-то в глубине сознания сигнал тревоги, сквозь каменное молчание разрываемых барабанных перепонок и стон насилуемых нервов. Сердце бухнуло раз и затихло, сдаваясь.

Мельтешили перед невидящим взглядом какие-то отрывочные образы — траектории, запросы, команды, аварийные отчёты. Пилот пытался вернуть себе контроль, хоть как-то ответить на весь этот хаос, прекратить никак не заканчивающуюся пытку…

Следовая начинка всё-таки сумела удержать его распадающееся сознание на грани окончательного коллапса. Что-то словно провело невидимой ладонью по призрачному миру пилотажного транса, разом сделав его до предела чётким, холодным, потускневшим и успокоившимся. Принялся мерцать, отключённый, коммутатор центрального интерфейса управления. Корабль перестало швырять, и послушные сервоприводы экзоскелетных актуаторов тут же принялись собирать воедино страдающий от перегрузок организм. Армированные кремнийорганикой связки расслабились, а пальцы снова легли в сенсорные области.

Теперь принятие решений оставалось за ним одним. И довольно.

Очень необычное ощущение. Будто это не ты сам сидишь, погружённый в недра «кокона», в то время как твой загруженный адреналином мозг пытается из глубин пилотажной эйфории принять правильное решение, а на самом деле — сам ты где-то очень далеко, и оттого все эти вымышленные руки-кисти-пальцы так медлительны, так неловки, а это тело всё — как чужое, ненастоящее, а сам ты больше, куда больше всего этого, тебя бы хватило на сотню таких кораблей, на сотню таких пилотов.

И решение. Оно было таким простым, будто жило с ним уже давно, его нужно было лишь просто увидеть.

Истребитель всей своей мощью упёрся в пространство, вставая на дыбы поверх сминаемого в складки и борозды взнузданного континуума.

Дебрис дождём осколков брызнул во все стороны, очищая окружающее пространство силой отдачи ходовых генераторов. Приходящая в себя система наведения прочертила с десяток траекторий ближайших тел опасной величины, но все они шли стороной, никак не мешая замершему в недрах метеоритного роя человеческому боевому кораблю.

Пространство гремящего вокруг огневого контакта стремительно выворачивалось наизнанку, сменяя острые углы атак-схождений пространственными координатам плавно изгибающегося внешнего гравитационного поля, волокущего рой куда-то вдаль, по гигантскому кольцу диаметром в одну десятую парсека. Гигантское, находящееся в самом расцвете отведённых ему возможностей светило этой Системы потоком своих высокоионизированных частиц миллиард лет назад вымело из этих областей все лёгкие элементы, превратив радиус в грохочущую мешанину слипающихся и разлетающихся вдребезги скал, пронизанных электромагнитными полями.

Металл здесь был повсюду — расплавленный в зеркальные лужи на поверхности медлительных тяжёлых космических мегалитов, ощетинившийся кристаллическими лезвиями обломков, ползущий белёсыми лентами намагниченной пыли вдоль силовых линий изгибающегося вместе с потоком электромагнитного поля.

Эхо сканирующих сигналов систем навигации тут дробилось и дрожало, огибая несущиеся с космическими скоростями рои обломков. Силовые экраны мерцали проникающим излучением скопившихся в ядрах крупных астероидных скоплений трансуранов и сверкали ярким дождём звёздного ветра от центрального светила. Фермионные поля сканеров давали ясное представление о динамике и гравитационных возмущениях от ближайших целей, но тоже тонули, вязли в мешанине вещества-энергии-поля, разворачивающей на гигаметры вокруг бесконечную борьбу с самой собой, которая не остановится до тех пор, пока не иссякнет питающий рой источник бездумно растрачиваемой звёздной энергии и пока всё это безумие не смёрзнется одним чудовищным кольцом медленно бредущей в никуда мёртвой материи.

Так будет тогда, когда уже и сами следы пребывания человечества в этой Вселенной растворятся, переплавленные в яростных вспышках сверхновых и безумной топке аккреционных дисков коллапсаров, пожирающих материю без остатка только лишь затем, чтобы потом, когда-нибудь, родить из неё другие миры.

А пока хаотичный танец астероидного роя оставался смертельно опасным для обоих противников, ввязавшихся в огневой контакт в столь плотном пространстве. Рвались на тактических проекциях конуса залпов, сферы детонаций, бежали реверсные веера ходовых и навигационных факельных зон.

Весь этот безумный мир, эта неживая ойкумена сделалась для пилота одним большим уравнением, задачей с миллиардами неизвестных, которое следовало решить, и решить быстро, ведь где-то там, внутри этого уравнения, жили люди, другие пилоты, каждый из которых сейчас решал такую же задачу. И гибнет, так и не найдя решения.

Пилот наблюдал за пространством холодно и отстранённо, бросив всякие попытки вобрать его в себя, проникнуть за пределы тактических панелей туда, в этот кипящий хаос. Тот раз за разом его обманывал, не давая к себе подступиться, оставаясь холодным и отстранённым. Это простой мир, очень простой. Он требует только одного — решения.

Тактика послушно свернулась обратно к субъективным координатам, унося границы роя за край доступного пространства, искажая звёздное небо, выхолащивая его до реперных триангуляционных точек координатной сетки. Этот мир не нуждался в красоте, он был груб и механистичен.

Продавленное гравитацией полотнище пространства. И точки на нём, холодно-пассивные и агрессивно-живые.

Команда к началу манёвра, дублирующий сигнал секции наведения, ходовым генераторам, орудийным вычислителям. Красные маркеры перегрузки, наваливающая темнота.

Церебр тут же подтвердил получение команды.

Истребитель одной размашистой спиралью ринулся в самую гущу огневого контакта, короткими залпами разрывая пространство боя. Силовой экран дрожал и деформировался, отражая град мелких осколков, но гладко изгибающаяся плеть курсограммы продолжала виться между силикато-металлическими колоссами, успешно прикрываясь их тушами от запоздалых контратак.

Одиночный бой в плотном пространстве прост и безыскусен. Прямое попадание гарантирует искажение курсограммы, перенормирование силовых экранов, провал мощностей генераторов и первый же встреченный обломок превращает противника в облако металлического газа.

Противник не обладал кинетопоглащающими н-фазными технологиями и рассчитывал скорее на быстроту первой атаки, нежели на стойкость собственной брони. В подобном месиве пилот не давал противнику шанса. Решённая им задача — не давала. Холодная уверенность в собственных силах просчитать каждый этот элемент головоломки предшествовала в холодной же способности проделать этот механический набор команд и манёвров, которая и порождала искомое.

Пилот не тратил ни миллисекунды предельно сжатого субъективного времени, точно удерживая истребитель у самого край тонкой грани между пределом возможностей и быстрой смертью в недрах термоядерного взрыва.

Грохотали пусковые шахты, роняя в недра роя остатки наличных запасов — активные бакены наведения могли прожить в таком плотном потоке лишь считанные секунды, но даже той скромной информации, что от них успевала поступать, хватало, чтобы повысить допуски систем управления при очередных коррекциях курса.

Расходящаяся воротка виртуальных траекторий на мгновение фокусировалась у далёкой цели, превращаясь из облака — в натянутую до предела, колеблющуюся на высоких частотах струну, и уже в следующее мгновение истребитель срывался с места, гладко и бесстрашно скользя по этой путеводной нити в недра перенаселённого пространства.