Чужой среди своих (СИ) - Панфилов Василий "Маленький Диванный Тигр" - Страница 13

Полистав дневник за минувший учебный год, обнаружил многочисленные замечания и весьма неровные оценки.

— Ну, русский у меня тоже плохо шёл, — усмехнулся я, заканчивая на этом обыск в собственном закутке, — а вот литература… странно! Судя по количеству книг, читал он… читал я немало, и классику в том числе. Собственное мнение посмел иметь? Или всё проще, и плохие оценки из-за банальной лени и плохого поведения? Чёрт его знает…

Сказать, что обыскивать вещи родителей было неловко, это не сказать ничего! Все эти поношенные лифчики, дырявые мужские трусы, заношенные кальсоны… А когда я наткнулся на начатую упаковку ваты, и память услужливо подсказала мне, что женщины сейчас пользуются ватой вместо тампонов, стало жарко…

— Какого чёрта… — беспомощно сказал я, наблюдая перед зеркалом, как медленно сходит багровый румянец смущения с лица, — я же ветеринар! Опытный! Мне в деревне роды у женщин принимать приходилось! Какого чёрта?!

Но вопрос, естественно, остался без ответа… Постановив, что в новом теле мне досталось много старых реакций, естественных для подростка, я пожал плечами, мрачно приняв информацию к сведению.

— А с другой стороны, Михаил Иванович, чего ты хотел? — негромко поинтересовался я у отражения, — Родителей этих как своих принял… да что там как своих!? Никогда у меня таких тёплых отношений не было… Родные они, и всё тут! Роднее не бывает. А, ладно…

Махнув рукой на то, что всё равно не могу исправить, продолжил обыск, добравшись до документов.

— Так-как… Савелова Людмила Львовна, уроженка Винницкой области, и судя по школьному аттестату, Белкина в девичестве. Диплом бухгалтера… о, парикмахер? Нормально. С такими специальностями, как я понимаю, она в любой дыре востребована будет.

— А это… — я взял стопку документов отца, — Савелов Иван Аркадьевич, уроженец Ростова и…

… справка об освобождении?!

… осуждён за уч. в а/с террор. орг.

… по отбытию срока наказания…

Не знаю, сколько я так сидел, но кажется, долго…

— Может, его тогда и не укачало, — задумчиво постановил я, перебирая воспоминания о совместной поездке в «Буханке», — а просто не мог спокойно слушать все эти бесконечные «Сталина на вас нет». Н-да… ситуация.

— Ну-ка! — я оживился и снова закопался в документы, — А где тут справка о реабилитации? Ведь должна быть…

… но её не было.

Хуже к отцу я относиться на стал. Было, не было… не знаю! Он мой отец, да и судить, не попытавшись влезть в шкуру человека, не слишком умно.

Реалиями СССР, а тем более сталинского, я пока не проникся, но уже начинаю смутно понимать, что если бы на отца было что-то серьёзное, то срок, да и статья, были бы, вернее всего, совсем другими.

Постановив для себя, когда-нибудь потом расспросить его о молодости и о былом, я прекратил обыск. Потом ещё посмотрю… может быть.

Не зная, чем себя занять, от скуки взялся было листать учебники, думая проверить уровень знаний по истории, русскому и литературе, но быстро плюнул. Мысли скакали в черепной коробке, как малышня в аквапарке. Не в силах сосредоточится, я попытался было почитать, но тело, взбудораженное мыслями, требовало куда-то идти, что-то делать, и вообще, хоть как-то занять его!

— Лучше разминка без тренировки, чем тренировка без разминки, — пробурчал я, вставая с топчана. Несмотря на клокочущую во мне энергию, разминаюсь осторожно, помня как о деревянном теле, так и о проблемах с головой.

Минут через пятнадцать, несколько вспотев, я решил всё-таки прогуляться по посёлку.

— Или к дяде Вите зайти? — вслух задумался я, и, не откладывая долго, постучался к нему.

— К Вите? — высунулась из кухни тетя Зина, — А он в больничку ушёл! Ты не проголодался ещё, Мишенька? Я в пять минут спроворю!

— Нет, тёть Зин… — ответил я, охваченный внезапной застенчивостью, — потом!

Постыдно сбежав к себе в комнату, обулся, накинул на плечи брезентовую куртку, выцветшую от времени и стирок, и выскочил прочь, злясь на себя самого. Все эти реакции подросткового тела… чёрт бы их побрал!

В прошлой жизни мне все эти тёти Зины на один зуб! А сейчас как представлю, что сижу на кухне, давлюсь, а она ласково-назойливо лезет ко мне в душу… так до дрожи!

Сунув руки в карманы, я пошёл, не особо глядя по сторонам…

… и как оказалось, зря!

— Чёрт… — не без труда вытянув сапог из жидкой глины, я на одной ноге отпрыгал в сторонку, и, отряхнув, как мог, ногу, обул его, — действительно, полигон танковый!

— А, Мишенька… — ласково заулыбался мне проходящая мимо немолодая тётка, — здравствуй, дорогой! Как здоровье?

— Э… здрасте! Да нормально всё… — тело перехватило контроль над разумом, став косноязычным и застенчивым.

— Это хорошо… — закивала она, — Да! Ты матери передай, что я вечером зайду! Мне племянница прислала выкройки из «Бурды», так я занесу посмотреть. Может, Людочка себе такие захочет.

— А… да, передам! — отчаянно закивав, я быстро смылся, даже не зная, а кто, собственно, эта тётка? Ну хотя бы как зовут?! Чёрт…

— Мишка, подь сюды! — услышал я, не успев пройти и полусотни метров. Немолодой, пожеванный жизнью абориген, сидящий на брёвнышке в компании двух приятелей и бутылки спиртного, приветливо машет мне рукой, подзывая.

— Здорово, Мишаня! — искренне поприветствовал он меня, протягивая корявую руку, по твёрдости мало уступающая выдержанной древесине.

— Перерыв у нас, вот и решили на солнышке пообедать, — зачем-то пояснил он, нимало не смущаясь наличием в обеденном меню водки, — погода-то какая, а?!

Его коллеги, подав мне руки, солидными кивками подтвердили, что погода — да! Выглядят они такими же пожеванными пенсионерами, но… память, внезапно проснувшись, подсказала, что этого радостного события им ещё работать много лет.

— Сам-то как? — участливо поинтересовался дядя Коля, чьё имя я узнал по обмолвке коллеги

— Да нормально, дядь Коль, — пожимаю плечами, и раз уж предложили, присаживаюсь на брёвнышко напротив, — подлечили.

— Это конечно да… — сочувственно протянул один из работяг, — но падучая, она ж, зараза, сильно жизнь портит! Теперь тебе ни механиком, ни права получить…

— Да ничево, — перебил его дядя Коля, — Мишка, ён парень головастый, по науке пойдёт! Учителем станет, иль ещё кем… А там, глядишь, и в Партию вступит, а там — ого! Все дороги!

— Да может и не эпилепсия, — пожал я плечами, — в больнице сказали, что это эпилептический припадок…

Сделав вид, что не могу вспомнить подробностей, пожал плечами и сделал аккуратный вброс:

— Такое бывает, когда по башке крепко получишь. Не обязательно, что потом припадки повторятся будут. А так… последствия травмы.

— А ты чё? — с любопытством поинтересовался один из работяг, — Получил?

— Ну… да. Случайно! Пацанов разнимали, и Колька мне локтем в висок здорово засадил! Так что может и не будет больше припадков.

— Ну… дай-то Бог, — пожелал мне дядя Коля, и кивнул, отпуская. Попрощавшись, я пошёл дальше, оставив мужиков с водкой, сухарями и копчёной рыбиной.

« — Так-то, Коленька… — мстительно подумал я, — Порченый, говоришь? Ну-ну…»

— Чёрт… — едва распрощавшись с очередным жалельщиком, я решительно свернул в сторону штабелей с брёвнами, не желая видеть людей, — клеёночку мне стелить под простынку… Сука старая! Советчица!

Нет, большинство нормальные… Жалость в глазах, с примешивающейся у многих брезгливостью и отношением, как к инвалиду с психическим заболеванием, это тяжело, но можно вытерпеть.

А вот когда какая-нибудь бабка в возрасте маразма, начинает нести этакое, про клеёнки и про мою несчастную мать, которую теперь всю оставшуюся жизнь с инвалидом мучиться…

Да громко всё, чтоб люди слышали! Она ж старая, она ж жизнь повидала! Она добра желает! А в глазах и на лице — нескрываемое наслаждение от того, что она может вот так вот — гадить, не опасаясь ответных слов…

Табу! Нельзя старым людям перечить, да и старшим вообще! Они жизнь повидали… ну и далее по списку. Старость надо уважать!