Живи и ошибайся 3 (СИ) - Соловей Дмитрий "Dmitr_Nightingale" - Страница 31

Почти сразу решили разделиться на две группы. Священники с Фёдором и Иваном Тырановым поплывут на пароходе. Дед, естественно, за капитана, ну и Куроедов в качестве советчика. Мы с Лешкой взяли карету, четыре повозки, которые загрузили продовольствием, полезными вещами вроде палаток, и отправились сухопутным путём.

Отцу Нестору я перечислил ориентиры. Наш маршрут будет такой же, как в прошлое путешествие: Самара, Казань, Владимир, Москва. Не думаю, что батюшку повезут другим путём. Где-то мы должны пересечься. Наши тяжеловозы более выносливые. Догоним.

Другой вопрос, что отбить и перехватить старца у военных не получится, да и смысла нет. Что-то решать будем уже в столице. Паломники, находившиеся в Перовке, намеревались идти с челобитной к государю. Мол, нельзя «народное достояние» вот так от народа отрывать да ещё под конвоем увозить.

Деду я рекомендовал двигаться без остановок. В Казани можно задействовать священников и попросить отправить сообщение Московскому патриарху. Или как-то по-другому взбаламутить именно церковников. Поможет или нет, никто не знал, но решили, что все средства хороши.

На переправе через реку Самарку мне пришлось долго убеждать религиозных фанатиков пропустить нас вперёд. И в Самаре мы были первыми, кто сообщил горестную весть об «изъятии» старца.

— Кажется, я понимаю, как начинались крестьянские бунты, — опасливо оглядывал Алексей стихийное движение народных масс.

А я его предупреждал, что не стоит выступать и выкрикивать лозунги. Тётки, торговавшие пирогами на обжорных рядах, не приезжали к нам и лично не видели отца Нестора. Слышать, конечно, слышали. Наверняка пересказывали друг другу о деяниях старца и сплетничали о чудесах исцеления. История про то, что на старца спустилась благодать и он начал лечить (по распространённой версии всех без разбора и от любой болезни) давно дошла до Самары.

Обычные горожанки неожиданно и как-то все разом превратились в клонов Жанны д’ Арк. Им вторили мужчины, вытаскивавшие из закромов всё, что более или менее напоминало оружие.

— Лёшка, нужно было вначале узнать, куда поехал отряд и был ли он здесь, прежде чем речь толкать, — попенял я другу.

Для своих выступлений он выбрал именно Александровскую площадь, разумно рассудив, что в первой половине дня здесь будет больше всего народа. У переправы мы оказались на рассвете. Специально не стали вечером перебираться на эту сторону, чтобы успеть решить больше вопросов с утра. Алексею пришла в голову идея, как ускорить процесс получения подорожных документов у чиновников и заранее сформировать общественное мнение. Спустя полчаса идея с оповещением народных масс уже не казалась нам удачной.

Собственно, обсудить и продумать линию нашего поведения не получилось. Я совершенно не представлял, как можно вернуть отца Нестора обратно. Приказу императора мы ничего противопоставить не сможем. Понятно, что старец начнет в столице демонстрировать своё негодование, проявит актёрские способности, но не факт, что у него получится вырваться из горячих объятий государя.

Николай I бывало проявлял себя не совсем адекватно. Вдруг осерчает на старца да велит запереть в казематах? Это у Лёшки была такая идея фикс. По этой причине он и решил выступить в обжорных рядах. Кто же мог подумать, что народные массы так легко всколыхнуть?

Вначале всё было тихо и пристойно. Подошли мы обозом к площади, встали в сторонке. Возницы торбочки с овсом коняшкам достали, поскольку я сообщил, что немного задержимся, оформляя подорожные бумаги.

На тяжеловозов сразу обратили внимание. Не так часто мы выезжали за пределы наших земель, да и не всякий помещик мог позволить себе подобную роскошь. Кто-то остановился узнать, по какой мы надобности. Продаём или покупаем? Чем именно торгуем?

И тут Лёшка полез на козлы, чтобы с них, как с трибуны, начать вещать. Выходец из двадцать первого века манипулировать людьми посредством слова умел виртуозно.

— О простом люде молился старец, о простых людях заботился. Днями и ночами молился! — громко ораторствовал Алексей. — Прослышали о святости на наших землях чужестранцы, подговорили государя батюшку, чтобы он забрал святого. Но злыдни иностранные повернули всё иначе. Выслали отряды военных. Саблями и плетьми сподвижников старца разогнали. Надели кандалы на божьего человека и увезли, — самозабвенно врал Лёшка.

По всему получалось, что куда увезли, мы вроде как и не знаем, но клич по землям русским бросим.

Алексей ещё только спустился, чтобы водичкой пересохшее горло смочить, а с площади в разные стороны побежали люди. Мы даже немного огорчились, подумав, что пламенная речь не возымела действия. Я скомандовал подать карету, а остальным ждать, но неожиданно понял, что народ возвращется обратно и все выходы с Александровской площади перекрыты.

— Разворачивай повозки. Делаем ограждение, — сориентировался я, когда сообразил, что те, первые, прослушавшие речь, сбегали и быстренько собрали народ. — Лёшка, снова выступай и мотивируй, чтобы до властей города новость дошла.

— Ща-а-ас, — плотоядно оглядел Алексей публику.

Толпа гомонила и шумела ровно до того момента, пока он не хлопнул в ладоши, привлекая к себе внимание.

Второе выступление получилось чуть длиннее, религиозная тематика перемешалась с политическими отступлениями, лозунгами отмены крепостного права и денежной реформы, которая вообще-то уже шла и без нашего участия. Ну и как обычно, «Остапа понесло».

— Вперёд, братья и сёстры! Пойдём, православные, за старцем святым! — завершил Лёшка речь и жестом, словно «Ленин на трибуне», показал народу куда идти.

— Не переборщил ли ты? — озадачился я, наблюдая наметившееся движение.

— Если батюшку отобьём, сразу его на пароход посадим и в сторону Камы отправим, — успокаивал меня Алексей. — Так что эти народные массы сами собой притухнут. У крестьян сенокос. Потом уборочная пора. Не до бунтов и выступлений.

— Дай бог, чтобы так и было, — не до конца успокоился я.

Объективности ради скажу, что поводов для недовольства у населения как раз таки хватало и без нас, а засушливое лето усугубило проблемы. Цены почти на всё взлетели вверх, зато ассигнации и вслед за ними кредитные билеты продолжали обесцениваться. Конечно, я тоже заметил девальвацию бумажных денег, но для нас это не стало глобальной проблемой.

Дед пытался объяснить мне, не финансисту, эти нюансы. Не всё я понял, но суть уловил. У государства не было достаточно металлических рублей, чтобы обеспечить бумажные. А курс золотых и серебряных монет регулировало государство, а не закон рыночной экономики. По этой причине многие купцы предпочитали бартер.

Николай I тупо дал отмашку печатать банкноты, не озаботившись их обеспечением. И, собственно, получил всем понятные проблемы. Чтобы выбраться из этой финансовой ямы, он же издал манифест, что все сделки в России должны исчисляться в серебре. Серебряный рубль становился гарантом, а бумажные ассигнации этого же достоинства соответствовали трём с половиной рублям.

Также банки принимали вклады серебром и выдавали Депозитные билеты на эквивалентные суммы. И всё бы ничего, но в 1840 году в средней полосе России случился очередной неурожай. Вкладчики дружно кинулись изымать свои деньги из банков, подводя эти учреждения к краху. Чтобы как-то притормозить панику и обеспечить гарантии, было принято решение об эмиссии кредитных билетов, которые стали свободно обмениваться на серебряные монеты.

Итого, с начала 1841 года в России, помимо металлических денег, вращались аж три вида бумажных! Экономическая сущность ассигнаций, депозитных и кредитных билетов были различными. Естественно, что всё равно ниже, чем «живые» металлические деньги. Мне самому непросто было вычислять выгоду той или иной денежной операции. Что уж говорить о простом народе?

Безусловно, крестьян, собирающих для налога медные копейки, это всё не особо затронуло. Зато мещане из числа горожан уже на собственной шкуре испытали все сложности финансовой реформы.