Княжич Соколов. Том 2 (СИ) - Саваровский Роман - Страница 10

Однако и хваленные в книжках дяди в белых халатах, гордо именующие себя врачи, не обратили никакого внимания на мальчика, умоляющего помочь детям из его приюта.

«Весь мир плохой», — внес корректив в свое заключение мальчик и набил полные карманы лекарств.

Подслушанные разговоры пациентов помогли выбрать самые горькие, а значит, самые действенные таблетки и без всяких зазрений совести мальчик отправился в обратный путь.

Но найти родные кирпичные стены приюта, выкрашенные квадратами в разные оттенки бежевого цвета, мальчику было не суждено.

Уже значительно позже он узнал, что все дети пошли на поправку, как только мальчик покинул стены приюта. Мальчик порадовался этому, но недолго. Ведь о нем никто так и не вспомнил. Его никто не искал. Словно и не существовало его вовсе.

Так мальчик вновь вспомнил что такое быть брошенным и эта рана, пробившая его сердце насквозь, болела до сих пор.

Одиночество словно бездна, поглощало его изнутри.

Убедившись, что весь мир вокруг плохой, мальчик стал относиться к нему точно так, как мир того заслуживает.

Безразлично.

Мальчик брал что хотел, делал что хотел и скитался в вечном поиске того, чем можно заполнить дыру одиночества в сердце, которая с каждым годом становилась только больше.

Мальчик ходил в самую элитную школу, спал в самых шикарных домах, ел самую изысканную пищу и менял одежду чаще, чем светские модники.

Смена образа помогала мальчику внести в свою серую и одинокую жизнь хоть какие-то краски. А в сердце робким огоньком горела надежда, что яркая и необычная одежда сможет привлечь внимание хоть кого-нибудь.

Кого-угодно.

Мальчик так долго ни с кем не разговаривал, что начал забывать, как звучит его собственный голос.

Так продолжалось бесчисленное количество дней, пока однажды с мальчиком в парке не заговорил старик с забавной тростью с навершием черепахи.

— А вы не хотите заплатить за это мороженное, молодой человек? — спросил мальчика старик и пломбир в стаканчике упал на асфальтовую дорожку, а на глазах ребенка навернулись слезы.

— Вы… вы… меня видите? — спросил ребенок робко, словно боясь спугнуть первого за три года собеседника.

— Я еще не настолько стар чтобы жаловаться на зрение, — с усмешкой ответил ему старик и протянул бумажную купюру, — на, отдай мороженщику. Каждый труд должен быть оплачен, а то его могут уволить за воровство.

— Я для него не существую, — с обидой буркнул мальчик, — почему я должен за него переживать?

— Потому что его можно использовать, — с хитрецой в глазах ответил ему старик, — если уволят мороженщика, то здесь не будет мороженного, понимаешь?

— Купят другого, — убежденно заявил мальчик.

— Наймут, — добродушным голосом поправил старик, — но это если мороженое было одно. Но ты вырастешь, и в тебя начнет влезать целая коробка.

— Правда? — загорелись глаза мальчишки, который отчетливо представил, как ест мороженное целыми вагонами и живот после этого не болит и не требует «настоящей» еды, — кайф!

— Так вот, — улыбнувшись продолжил старик, — когда ты возьмешь коробку. Уволят уже не мороженщика, уволят всю маленькую компанию, для которой производство мороженного станет убыточным. А без компании, в этом районе не станет мороженого. Понимаешь, о чем я говорю?

— Да, — кивнул мальчик, — вы тоже любите мороженое и будете плакать если его перестанут продавать.

— Почти, — засмеялся старик и с пронзительной серьезной всезнающего человека заявил, — только ведь ты берешь не только мороженое?

На миг мальчик потупил глаза и отвел взгляд.

— Не только, — стыдливо ответил ребенок.

— Сейчас ты еще мал и твои деяния не влияют на мир вокруг, но если ты продолжишь делать также, то мир вокруг тебя начнется меняться в худшую сторону. Причем больше всего будут страдать именно те вещи, которые ты любишь, которые тебе важны.

— И магазины одежды? — вдруг испугался мальчик и сложил руки в карманы ярко-желтой толстовки, которую стянул с манекена час назад, — но ведь… но ведь меня тогда никто не увидит!

— Я же увидел, — не согласился старик.

— Так это потому что вам черепаха на кофте понравилась! — убежденно заявил мальчик, — прошлый свитер с дельфином был слишком тусклым и неприметным.

— Я увидел тебя не из-за цвета одежды, — мягко ответил старик и указал тростью на мороженщика, который закончил свой рабочий день и начал сворачивать зонт.

— Ой, — опасливо подорвался мальчик и, с благодарностью взяв купюру, побежал платить мороженщику, от которого оказывается зависит весь мир.

С тех самых пор жизнь мальчика изменилась.

Добродушный старик отвез его в место, где мальчик хоть и очень редко, но встречал новых друзей. Место, где едкое и поглощающее чувство одиночества всегда можно было отогнать беседой с мудрым стариком.

В каждом из этих ночных разговоров мальчик узнавал что-то новое и удивительное о мире вокруг и о том, как в нем, оказывается, нужно и можно жить. Даже такому как он.

Там мальчик и определил для себя главные ценности в своей жизни.

Друзей, которые вопреки злому и несправедливому миру готовы признать существование мальчика и спасти его от одиночества.

Каждого такого друга мальчик ценил больше собственной жизни и за то, что именно здесь он встречал новых друзей, он полюбил это место.

Место, где мальчик остался жить.

Гулкие визжащие звуки сирены заставили Алекса открыть глаза. Сонливость не желала отступать и безжалостно давила на веки. Но вернуться обратно в сладкий сон с извергающейся банановым мороженным горой Фудзи не было никакой возможности.

Уж точно не под испуганные женские визги и громкие призывы к спокойствию.

«Громкие друзья — это такая морока» — подумал парень, но лицо его не покидала улыбка.

У него есть друзья.

Алекс лениво поднял голову и увидел, как со скрипом отворяется грузовой люк, открывая вид на несущуюся со скоростью в пять сотен километров в час водную гладь.

Глухой удар, сопровождающийся взрывом где-то совсем рядом, дернул в сторону летающую старую посудину и потонул в обреченном девичьем визге новообретенной подруги Эмилии.

Другая подруга по имени Анна, на высоких каблуках и в деловом костюме умудрялась перекричать своим командным и яростным голосом сирену и некоторые используемые ей слова Алексу были не знакомы, но смысл интуитивно угадывался.

— И чего они так паникуют, — искренне удивился Алекс вслух, — Артем ведь сказал, что все будет хорошо. А обещаниям своих друзей нужно доверять.

— МЫ ВСЕ УМРЕМ! — донесся до моего сознания излишне панический девичий визг справа и тут же потонул в пронзительном вое сирены.

Я медленно открыл глаза и увидел перед собой вжавшуюся в кресло хрупкую девушку с уже пристегнутым парашютным набором.

Уронив перепуганное личико на колени, Эмилия плотно обхватила свои ноги и замерла в таком медитативном положении, старательно пытаясь обернуть свое хрупкое тело в защитный покров.

Пока, к слову, безуспешно.

Но, закрыв глаза и покачиваясь, Эмилия не прекращала попытки сконцентрироваться в окружающей смертельной обстановке.

Хлипкое кресло подо мной натужно скрипело в такт непрекращающейся вибрации всего грузового отсека, словно мы не летели в воздухе на самолете, а мчали по колдобинам на телеге без амортизаторов.

В воздухе витал аромат тревоги и оседал на губах стальным привкусом безысходности. Даже родной Веер вспомнился.

Отогнав приятные ностальгические вспышки в памяти, я поднялся на ноги и сладко потянулся.

— Эти бля*ские скоты подняли истребители! — прорычал знакомый яростный голос Анны Зверевой и тут же сменился скрипом опускающейся рампы, — эй, неженка аэрофобная!

— Ты мне? — замер с оскорбленной миной на лице Феликс.

Массивная фигура горе-гвардейца и, по совместительству, моего напарника по отряду «Дамокл», величественно возвышалась по центру самолета. И совсем не величественно тряслись его могучие колени и сутулилась широкая спина.