Запретные чувства (СИ) - Драч Маша - Страница 51

Но единственное, что я так и не сумела предугадать, внесло в мой новый стройный распорядок жизни свои существенные коррективы. Выискивая взглядом в салоне самолёта свое место, я даже не подозревала о том, что после гастролей меня пригласят в новый проект. Затем в еще один и еще. Будут слёзы. Много слёз, вызванных изнеможением. Будет ошеломительный успех и противостояние жесткой конкуренции. Будут новые знакомства, новые города и покорённые вершины. Руслан переживет ни одно судебное заседание и далеко ни один грязный скандал. Но в конечном итоге он всё же защитит свое имя и отвоюет сына. Мы оба станем духовно намного старше, чем сейчас.   

Когда я рассматривала небо с высоты птичьего полёта, уж точно не думала о том, что вернусь в эту точку своей жизни лишь спустя годы. Спустя целый десяток лет. Где-то там, на земле, непременно всё еще стоял Руслан. Он стопроцентно глядел в небо и возможно даже видел мой самолет, что вскоре превратился в крошечную точку. Но несмотря на огромную высоту, я всё равно чувствовала его улыбку. Чувствовала так ярко и полно, словно Руслан всё еще находился рядом со мной.

— Здесь всё очень изменилось, — заметила я, рассматривая холл театра, в котором когда-то впервые выступала.

— Благодаря нашему прошлому городскому голове, — ответил директор. — У нас были серьезные проблемы с крышей. Да и всё здание уже давно нуждалось в капитальном ремонте. Руслан Владимирович добился для нас финансирования. Даже каждый плинтус в холле поменяли. Раньше мы о таком и мечтать не могли. Крыша, проводка, канализация — всё заменили. Гримёрные у нас теперь очень тёплые и комфортные. Столько лет прошло, а я никак нарадоваться не могу.

Когда мы вошли в гримёрную, подготовленную специально для меня, я со странной щемящей тоской в сердце поймала себя на мысли, что здесь не осталось даже эха от прошлого. Директор ничуть не приукрасил те кардинальные изменения, которые произошли с моей творческой колыбелью. Время шло, всё менялось и оставалось лишь на страницах прожитой юности.

Моя личная визажистка тут же принялась раскладывать свои вещи, пока я рассматривала просторную светлую гримёрную. Директор откланялся, ассистентка отправилась на поиски горячего зелёного чая для меня.

— Лия Альбертовна, через пару минут будем начинать, — отозвалась визажистка, вынимая из отдельного специального чехла кисти.

Она работала со мной только второй месяц и всё еще обращалась ко мне на «вы», хотя между нами разница всего лишь в четыре года.

— Хорошо, — я кивнула и неторопливо подошла к окну.

После перелёта у меня было только два часа на отдых, поэтому ноги еще гудели, но я всё равно опустила руки на подоконник и посмотрела на улицу.

— Здесь раньше не было газона, — зачем-то озвучила вслух свои наблюдения.

— А что было? — спросила Жанна.

— Ничего. Просто асфальт. Помню, как я выпрыгнула прямо из окна и счесала себе колено и ладонь.

Я посмотрела на свою ладонь. На ней не осталось ни единого следа, что мог бы послужить доказательством того сумасшедшего случая. А вот на колене, если хорошо присмотреться, были заметны две бледные узкие полоски шрама.

— И зачем же вы прыгнули?

— Потому что в гримёрке заперли, а у меня репетиция была, — с улыбкой ответила я. — Пришлось прыгать.

— А вас не так-то и просто застать врасплох, — Жанна улыбнулась мне и пригласила взглядом сесть перед зеркалом.

Я села и взглянула на свое отражение. На меня смотрела женщина, с гордо расправленными плечами. В карих глазах, в которые я заглядывала каждый день утром и вечером, затаились усталость, сдержанность и абсолютная уверенность в себе. Эту профессиональную уверенность я оттачивала долго и кропотливо, чтобы она ни в коем случае не превратилась в САМОуверенность.

Еще десять лет назад я была уверена, что в тридцать четыре женщина обязательно должна познать какие-нибудь сакральные тайны бытия. Но на самом деле, тридцать четыре — это еще почти совсем детский возраст, несмотря на то, сколько за данный период я успела пережить.

Я чувствовала внутреннюю усталость, но внешне находилась на самом ярком пике своей женственности. Наблюдая за аккуратными манипуляциями рук Жанны, я вдруг подумала о том, а насколько сильно Руслан успел измениться за десять лет?

В суете и водовороте повседневности в какой-то момент, который сложно теперь было определить, наши пути окончательно разошлись. Тот тонкий узелок, что связывал нас, сначала превратился в ниточку, а она, в свою очередь, со временем совсем истончилась. Исчезла.

Я всегда положительно удивлялась прогрессу, который позволял людям оставаться на связи друг с другом. Но этот прогресс всё еще не сумел достичь той идеальности, чтобы предотвратить потерю. И я, и Руслан сошли с орбит друг друга и ушли в свой отдельный космос. Но как странно, я не ощущала этой горькой потерянности. Он всё равно оставался для меня близким человеком, пусть я и не слышала его голос больше трёх лет.

Я вверила себя в руки искусству, оставаясь преданной Руслану. Это был мой выбор, который ничего не требовал взамен. И теперь, вернувшись в исходную точку своей жизни, замкнув условный круг, я чувствовала себя так, словно вот-вот должно случиться чудо. Удивительно, как я сумела сохранить в себе эту почти детскую надежду на лучшее.

Снова и снова осматривая гримёрную и прокручивая в голове слова директора театра, я чувствовала, как трепетно сжималось мое сердце. Всё это Руслан сделал для меня. Даже газон… Такая незначительная мелочь, о которой можно было с лёгкостью забыть уже на следующий день, всё равно нашла свое место.

Руслан никогда мне не говорил о том, что взял под контроль проблему с финансированием театра. Вероятно, это случилось уже после того, как мы потерялись.

— Твой чай, — в гримёрную вошла моя ассистентка — Кристина — и вручила совсем еще горячую чашку. — Забрали пластиковый стаканчик и отдали чашку, — засмеялась она. — Не переживай, всё чисто.

— Спасибо.

— Костюмы сейчас уже привезут. Машину после концерта я организовала. Работников театра предупредила, что после выступления к тебе никого не приводили. Ты сама выйдешь.

— Кристин, у тебя, как всегда, всё под контролем, — я благодарно ей улыбнулась и отпила немного чая, пока Жанна еще не накрасила мои губы.

Я выходила на сцену бессчётное количество раз, но почему-то именно первая в моей жизни сцена подняла со дна души давно позабытый пласт волнения. Мне самой до конца не было понято, из-за чего именно я волновалась.

Вероятно, меня волновала потенциально возможная встреча с Русланом. У меня не было его нового номера телефона. Социальные сети после истории с Верой он перестал вести. Волновало то, как именно теперь устроилась жизнь Руслана. Я не исключала варианта, что он снова женился.

Мы не виделись много лет. За этот период Руслан мог встретить другую женщину, которую полюбил и впоследствии назвал своей женой. Мужчины по своей природе не моногамны и вряд ли сознательно согласились бы хранить верность той единственной, которая давно уже растворилась за горизонтом. Да и я не простила бы себе своего эгоизма, решив, что Руслан, как трофей должен лежать у моих ног. Лежать ровно до тех пор, пока я не реализую себя и не соизволю снова обратить на него свое внимание.

Видимо, именно в этом и заключалась та уникальная, самая настоящая, ничем не искаженная и не опошленная любовь. Мы не запретили друг другу жить.

Гул аплодисментов не стихал еще очень и очень долго. Зал был полон зрителей. Яркие блестящие обёртки букетов отдельными светлячками вспыхивали то тут, то там.

Мой взгляд упрямо всматривался в лица зрителей, которые поднимались на сцену, чтобы передать мне цветы. Я искала-искала и ничего не могла найти, испытывая горькую досаду, которую совсем не хотела испытывать.

— Благодарю за возможность услышать вживую ваш чудесный голос, — вдруг донесся до меня голос совсем еще молодого парня.