Авиатор: назад в СССР 4 (СИ) - Дорин Михаил - Страница 17

На заднем дворе в это время стоял возле мусорки человек. Это был штатный водитель мусоровоза, который два-три раза в неделю вывозил отходы из баков. Передвигался этот парень, выглядевший старше Швабрина, скованно и очень сильно хромал. А правая рука у него почти не двигалась. Даже не представляю, как ему тяжело управлять автомобилем с такими недугами.

— Знаешь это кто? Веня Смиренко, учился на три года старше меня. Мог бы стать лётчиком. Грезил службой в испытателях. Теперь видишь где он? — спросил Фёдорович, придвинув голову Кости к стеклу. — Чего молчишь?

— О чём мне вся это история должна сказать? — продолжал дерзко разговаривать Бардин.

— Веня, на четвёртом курсе, решил вместо полёта на средней высоте, в зоне на предельно-малой покуролесить. На спор! Крутился так, что потерял управление. Еле-еле посадил его в поле, но совсем неудачно, как видишь.

Дерзкое выражение лица Кости сменилось растерянностью. Не ожидал он такой пример увидеть перед собой.

— Тебе уже говорили, что небо ошибок не прощает? Веня — это яркий пример этого. Одна ошибка и всё закончится, — сказал Швабрин, отпуская Бардина. — Подумай над тем, что ты сегодня сделал.

Иван Фёдорович взглянул на меня и направился на выход, оставляя нас одних. Молчаливая пауза продолжалась около минуты. За это время Костя ни на секунду не отвлёкся от окна. Как только послышался звук закрытия двери машины, Бардин повернулся ко мне со слегка бледным лицом.

— Я думал, что уже могу. Серый, ты всё ещё считаешь, что это было зря? — спросил Костян, присаживаясь за парту.

— Абсолютно уверен. В лучшем случае, тебя бы обвинили в разрушении самолёта, если бы он разбился. А если бы ты не успел катапультироваться?

Костян поведал мне весь ход события, что происходило в кабине.

— Изначально хотел выключить двигатель в зоне, но тогда всё отразится в объективном контроле. Поэтому, идею забросил.

Уже после выхода из первой атаки, на высоте 4500, скорость была 850, и Костян решил, что в заднюю полусферу выйдет сразу из атаки, когда выполнит условные пуски.

— Но мысль пришла в голову сразу, как только увидел спутный след.

— И твой мозг начал работать по непонятной программе, смоделировав ситуацию с его использованием? — спросил я, на что Костя смиренно кивнул.

Бардин решил, что выключать двигатель, просто так, в зоне было не разумно. Но если загнать самолёт в рамки случайного попадания в спутную струю, можно списать всё на незначительную ошибку при выходе из атаки.

— И ты принялся подстраиваться к нам сзади в надежде цепануть поток?

Вот может ведь у него голова работать хорошо! Но только не в том направлении.

В общем, подходит в полёте к нам Костя ближе, а двигатель всё равно работает устойчиво. Уже в непосредственной близости от хвоста, выбрасывает самолёт Кости оттуда.

— Я смотрю, вы обороты добавляете. Думаю, мол, спалили мои намерения. Отворачиваю от хвоста и тут же рычаг управления двигателем на «Малый газ», а затем и на «Стоп».

Думал в тот момент Костя, что всё у него под контролем. Полная тишина не настала. Есть ощущение, что самолёт в плотном воздушном потоке.

— Обороты авторотации, сколько были? — спросил я.

— На роторе низкого давления вроде 70 %. Высокого давления показывал и того выше. Сейчас уже не упомню.

А дальше мой друг действовал как по инструкции. Тумблер «Запуск в воздухе» включил, рычаг управления двигателем на «Малый газ». Пошёл звук запуска…

15 секунд и ничего. Затем ещё раз и снова неудачно.

— Где-то через секунд 35 только запустился двигатель. Я уж думал всё, если честно…

— Тебя не смутило, что «свечи» запуска могли сгореть, если бы ты «Запуск в воздухе» не отключил через 40 секунд? — снова спросил я.

— Серый, тебя там не было. Ты откуда это всё знаешь, что и как делать? Сам-то запускал в полёте? — снова съехидничал Костя.

— В моём случае мой двигатель на «элочке» атаковала птица. У тебя же всему виной твоё личное желание самоутвердиться…

— Ты вот только не читай мне нотации.

— Кто, если не я тебе скажу, что ты не прав.

После этих слов Костян призадумался. Я же не стал ждать его ответа и направился к двери.

— Серый, что мне будет за это? — спросил он.

Хотелось его нацелить, что санкции от начальства в этом деле не самое важное. Главное, чтобы он понял свою ошибку. Думаю, что до этого он сам дойдёт.

— Предполагаю, что Фёдорович сам разберётся.

После этого я вышел в коридор и направился в стартовый домик, ожидая окончания полётов. В голове ещё не улеглись рассуждения по поводу сегодняшних событий, а новые уже начинались.

Как раз я проходил мимо кабинета командира полка.

— Что вы этим хотите сказать? — донесся из-за дверей Доброва до меня знакомый голос нашего командира эскадрильи.

Тон у Реброва был не совсем уважительный. Вряд ли он так будет разговаривать с Геннадием Павловичем.

— Вольфрамыч, успокойся, — сказал Добров. — Я не понимаю, товарищ подполковник сути ваших обвинений.

— Во-первых, товарищ Ребров не провёл в должном объёме разбирательства по событиям той самой субботы…, — это говорил Брусков.

Совсем недавно, его назначили замполитом училища. Он даже не успел ещё полковника получить, а как развернул сразу бурную деятельность! Теперь решил припомнить Реброву все косяки третьей «пьющей».

— Я тебя забыл спросить, что мне делать с моими подчинёнными, ты конч… — рыкнул комэска.

— Гелий Вольфрамович! — остановил реплику Реброва Добров. — Остынь!

— Нет, что вы, товарищ полковник, — слегка усмехнувшись, сказал Брусков. — Пускай говорит, если ему погоны жмут…

— Ах ты тварь! Квадратный мешок с фекалиями! Сейчас я тебя…

В кабинете послышался шум падающей мебели и призывы остановиться. Затем очередные угрозы, выражение эмоций и несколько ёмких фраз от Реброва.

— Вам, Гелий Вольфрамович, пора на пенсию. И я её вам устрою, — сказал Брусков.

За дверью послышались шаги, которые возвестили о том, что мне пора ретироваться. Сделав несколько шагов к лестнице, я затихорился за углом. В этот момент спускался Костя, которого я затянул за собой.

— Тихо, — шепнул я.

Дверь кабинета командира открылась, и кто-то вышел в коридор, проклиная фамилию Реброва.

— Брусок? — спросил шёпотом Костян, на что я, молча, кивнул. — Чего это он?

— На Реброва наехал. Многое ему припомнил, — прошептал я.

Как только шаги замполита стихли, мы продолжили своё движение. Да только не далеко. Открылась дверь кабинета командира, из которого вышел Ребров, дыша как бык во время схватки с матадором.

— Так, Родин и Бардин. Чего мы не в стартовом домике? — спросил комэска.

— Лётные книжки относили, товарищ командир, — сказал я.

— Отнесли?

— Так точно.

— Обороты «Максимал» и на своё законное место, — сказал Гелий Вольфрамович, пройдя мимо нас.

В казарме своей четвёркой мы обсудили произошедшее в кабинете у командира полка. Артём, который знал чуть больше о разговорах в самом училище от своего тестя, рассказал о разговорах в кулуарах среди начальства.

— Новый замполит начал бурную деятельность. Вот ему и нужна жертва.

— И выбрал он Вольфрамовича? — спросил я.

— На это дело, как сказал тесть, он получил добро от самого Борщёва и с особистом согласовал, — сказал Артём.

— И чего делать? — поинтересовался Макс.

— А ты ничего не сделаешь. С него теперь не слезут. Либо уволят, либо понизят в должности или сошлют куда-нибудь.

Жаль, что так получается в жизни нашего комэска. И ведь пострадал из-за нас, оболтусов. Вот она, нелёгкая доля командира.

Лётная практика подошла к концу, и нам в очередной раз пришлось расставаться со своим учебным полком. Также, для нас это крайнее построение перед штабом эскадрильи по итогам завершения обучения.

Кому-то выпадет вернуться сюда после выпуска и стать инструктором. А там и пойти по карьерной лестнице дальше.

Ну а кто-то прощается со, ставшим родным, аэродромом и людьми, работавшими над твоим становлением как лётчика.