СПИРИТ III (СИ) - Гудвин Макс - Страница 23

— Сотня! — произнес он в голосовую связь.

— Внимаем! — донеслось из-за его спины.

Самые отъявленные командиры были уже рядом с ним и сами отправились на зачистку оставив более молодых охранять рубку, и потому Укус продолжил.

— Больше живых на «Разящем» нет, а среди нас одни пилоты. Кто-то должен стать жрецом и навсегда отложить оружие. Я не могу просить сделать это кого-то из вас, так как каждый, кто пришёл со мной — это воин с кожаных колыбелей. Воинами были ваши отцы и деды, отцы дедов и прадедов… Я знаю, насколько важно для каждого из вас сражаться, но, видит Великая Шестерка, нам нужно войти в этот зал любой ценой.

— Ты нам брат, Укус, — прохрипели сзади.

— И останешься им, даже если мы изберем тебя верховным жрецом военного времени! Ты не родишь детей, но каждому третьему из наших сыновей мы дадим твоё второе имя! Иди же, Верховный жрец военного времени, и делай, что должен, — поддержал Укуса командир тридцатки, возрастной седой тэварец на голову выше и крупнее его, в оскале которого красовались имплантированные золотые клыки.

Укус кивнул. Это было непростое решение, и в его лысой голове мелькнула предательская мысль: «А вдруг я ошибся? Вдруг жрецы там, внутри, и тогда я буду вместе с ними петь хвалебные песни и совершать жертвоприношения?» Но сказать и не сделать, даже если сказал, не очень подумав, означало больше, чем потерю жизни — потерю статуса и уважения не только воинов, но и всего живого, что родилось на Тэваре. Ибо лгать могут, как известно, лишь рабы и трусы…

Пальцы сотника нащупали застёжки на плечах, и пласты облегченной брони костюма пилотов медленно начали сползать вниз, пока он не остался полностью обнаженным. Его крепкое тело покрывали ритуальные шрамы и узорчатые татуировки, каждая из которых рассказывала о различных событиях его жизни. Изображенное на животе копье с головой молодого волка — первый его поединок, первый убитый враг; десять шрамов на груди, семь из которых перечеркнуты — десять братьев по крови, семь из которых уже уснули вечным сном, уйдя в пещеры Йертрасса; рисунок звездолета на его плече и цифры ниже — количество сбитых в воздушных боях противников, которых насчитывалось аж восемьдесят шесть.

Теперь же на его чело будет нанесен жреческий шрам-обруч, означающий, что старая жизнь закончилась и каста воинов более не может указывать ему, ибо он переходит грань, доступную лишь для жрецов.

Укус приложил ладонь к панели замка, и дверь разъехалась в разные стороны, уйдя в стены. Мельком он увидел, как все, кто был рядом, зажмурились, чтобы не накликать на себя гнев Баг-тру. Сотник шагнул вперед, и дверь за его спиной с жужжанием сомкнулась.

Тут было темно. Ритуальные факелы не горели, зато воняло так, словно что-то гнило, и запах почему-то уходил из помещения посредством вытяжек. Однако дышалось на удивление нормально, и пройдя с десяток шагов, Укус позвал — неумело, как помнил урывками услышанные песни жрецов:

— Баг-тру, сын Груумша и Лу-тик, я взываю к тебе…

— Кто, что⁈ — тут же отозвался из темноты звонкий голос.

«Неужели я зря вошел и потерял статус воина? Неужели кто-то из жрецов сейчас тут?» — промелькнула мысль.

— Кто ты? — позвал сотник. — Назови себя!

— Я Меч, но друзья-дебилы называют меня Мяч. Я тебя не вижу и потому не могу точно сказать, умён ты или нет. Если ты покажешься, то разговор пойдет куда толковее, — ответил тэварцу голос.

— Ты жрец? — насупился Укус.

— Я больше нюхатель, жрец совсем мало. Мне, знаешь ли, за фигурой надо следить! Покажись, обладатель хриплого баса, я тебя не вижу, — снова проговорили из темноты.

— Ну так тут темно, поэтому и не видишь, — пожал плечами Укус.

— Нет, не темно. Я всё вижу: голову зелёного великана, кости его… А вот тебя — нет!

— Какого еще великана? Ты враг или жрец? — воскликнул сотник.

— Ну я не понял еще. Мне тут сказали, что я теперь типа бог, прикинь, хриплый странный голос из ниоткуда!

— Ты бог? — усомнился Укус. — И что ты делаешь в жреческом зале Неспящего?

— Не-не-не, тут не сплю только я, все остальные мертвы или невидимые, как ты.

— Я не верю! — рявкнул Укус.

— Ну вот, донюхался: мне не верит невидимый голос! Ну-ка, появись! — рявкнуло в ответ, отозвавшись эхом от стен.

Мяч топнул о каменное сиденье трона, и в его зале без окон и дверей, как по команде, появился зеленокожий двухметровый лысый примат с торчащими из нижней челюсти клыками. В отличие от фурри-приматов он был татуирован и покрыт шрамами от шеи до самых ступней. Казалось, что свободным от тату и рубцов на зеленокожем мускулистом теле было лишь одно место, однако Мяч не знал, что это лишь потому, что Укус так и не успел сделать предложение своей пассии.

— Почему ты голый? Ты невидимый полтергей? Если ты за этим самым, то я не по оркам! — покачал головой Мяч, наконец узнавая в примате обычного тэварца.

— Каким оркам? Что ты несёшь, квинланец? — вскипел Укус, но тут его взгляд наконец увидел голову поверженного Баг-тру.

— Я не квинланец, я Меч, но, судя по нашему разговору, ты можешь называть меня Мяч. Раз мы тут теперь вдвоем застряли… — пожал плечами кот.

— Ты убил Баг-тру? Ты, наверное, великий и бесстрашный воин, что не опасается мести Шестерых?

— Каких шестерых? Тут где-то еще есть шесть таких же голых, как ты? Смотри, у меня есть меч и я умею им рубить! — Кот положил руку на рукоять катаны, лежавшей перед ним на троне.

— Он — один из Шестерых… — произнес Укус, подходя и склоняясь над огромной головой.

— С математикой у вас на Тэваре, я смотрю, не очень… — покачал головой Мяч. — Давай учить тогда: ше-сть минус о-дин будет пя-ть…

— Ты убил его и даже не знаешь, что тебя ждёт… — прохрипел сотник, выпрямляясь.

— Скука, судя по тому, какого собеседника мне подарила судьба…

— Ты избавил наш пантеон Богов от слабой крови, и теперь по праву победителя поединка ты — наш бог, пока тебя не убьют, — произнёс Укус и, опустившись на левое колено, склонил голову.

— Вы кто такие вообще? Миньоны не максималках? Вы меня ненавидеть должны: я ж вашего бога завалил! — привстал пораженный такими традициями кот, разведя лапами.

— Всё верно, Меч. Ненавидеть, бояться, уважать, приносить яства и жертвы! — кивнул тэварец.

— О, яства — это хорошо! Несите, а то у меня тут всё ненастоящее. А ты-то сам кто?

— Я Укус из рода Меткострелов, бывший командир разведсотни истребителей, а теперь, получается, твой жрец.

— Не, я сам свой жрец! Запомни, орчара, каждый сам за себя жрец, а то если кто-то за кого-то будет жрец, так и с голоду самому можно погибнуть…

Укус вышел из зала жрецов спустя некоторое время с более чем озадаченным лицом. Его ждали. На него смотрели все, кто пришёл с ним, и наконец старший из тэварцев нарушил тишину:

— Ну, Укус, не томи, что там?

— Есть две новости: Бог не принял меня в жрецы, и у нас теперь новый Бог… — Укус поднял взгляд, в котором читалось облегчение и замешательство. — Его зовут Меч. Он убил Неспящего и повелел собрать всё на «Разящем» и ускорить полет в сторону Терры.

— Как он выглядит, этот новый Бог? — спросил кто-то.

— Как квинлан, только белый и маленький. Мне по пупок.

— Зачем квинланский Бог пришёл и убил Баг-тру, а главное, как?

— Убил мечом. Зовут так же. Достойное имя для Бога. А главное, мне не надо быть жрецом. А зачем… — Несколько мгновений Укус помедлил, будто раздумывая, затем добавил: — Еще он сказал, что он из касты нюхателей. Я не понял, что это означает, но не стал переспрашивать, потому как отсечённую голову Баг-тру я видел так же, как вижу вас…

Я говорил, а Чак создавал и менял пространство и материю вокруг, привлекая энергию Спирита на благо божественного проекта или даже богоугодного дела, поскольку нам предстояло угадать, что было близко одному-единственному конкретному богу. Комнату-алтарь создали прямо на Ганимеде из бывшей столовой. Ею Странники всё равно больше не пользовались, предпочитая есть во время переговоров в комнате отдыха или в своих каютах.