Выбери любимый жанр

1924 год. Старовер - Тюрин Виктор Иванович - Страница 8


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

8

– Дурья башка! Да старовер он! В больничке лежал! – возмутился какой-то мужчина. – Я сродственника там навещал, он мне его и показал.

– Эй, Трофилов, это кто?! Старовер или бандит?! – выкрикнул еще кто-то из местных жителей.

– Тебе знать не положено! – ответил как отрезал милиционер.

Спустя десять минут меня затолкали в камеру. Эти помещения остались властям по наследству от царского режима; как мне потом сказали, здесь в те времена был полицейский участок. Меня втолкнули в крайнюю камеру, где уже сидел молодой долговязый парень, который с напряженным интересом стал меня разглядывать. Не обращая на него внимания, кинул взгляд по сторонам. Два топчана да ведро с крышкой, которое изображало отхожее место – вот и вся меблировка этого места. Стоило двери закрыться за мной, как меня сразу облепила душная сырость с запахом дерьма и вонючих портянок. Я присел на свободный топчан.

– Ты кто? – спросил меня сиделец.

Очень хотелось ответить ему: «Конь в пальто», но вместо этого сказал:

– Человек божий. Зовут меня Иваном.

– Это ты из раскольников?

– Старовер я. Ушел из скита. Решил мир увидеть, – привычно соврал я.

– Из Дубининского, что ли?

Отвечать не стал, а вместо этого тихо забормотал молитву. Верзила хмыкнул, какое-то время молчал, разглядывая меня, потом спросил:

– А чего одет как пугало?

– Долго шел, вот одежа и истрепалась, а та, что на мне, добрыми людьми дадена.

– Ихняя доброта через дырки в твоих штанах видна. – И парень заржал.

Я сделал постное лицо и наставительно произнес:

– Все, что ни сделано, то божий промысел.

– Божий… промысел? Ну-ну. Слышал о тебе краем уха. Меня Федором зовут. Еще прозвище есть. Оглобля, – он думал, что мне будет интересно, откуда оно взялось, но, к его разочарованию, я промолчал, состроив постное лицо. – На прошлогоднюю Пасху драка была. Мне тогда хорошо в ухо дали. Встал с земли, забежал в свой двор, схватил оглоблю и на них! Эх, хорошо мы тогда помахали кулаками. А вот сейчас за что взяли, никак в толк не возьму! А тебя за что?

Коротко рассказал, что вышел из лесу, весь из себя раненый, а меня, вместо того чтобы как следует лечить, в казематы тюремные упекли. Естественно, что при этом не упомянул ни о тюрьме, ни о побеге. Оглобля о чем-то задумался, а я не торопился продолжать разговор.

Тут щелкнул замок, дверь распахнулась, на пороге стояли двое: тюремщик и незнакомый мне милиционер.

– Микишин, на выход!

Мы сначала поднимались по лестнице наверх, затем шли по коридору, пока не остановились перед одной из дверей. Милиционер постучал, затем открыл дверь и отрапортовал:

– Арестованный Микишин доставлен!

– Давай его сюда, а сам жди за дверью.

– Давай, топай, – буркнул милиционер, а для ускорения ткнул кулаком в спину.

Перешагнув порог, я огляделся. Кирпичные стены с сырыми потеками, окно, забранное частой решеткой и снабженное внешними ставнями, массивный стол на ножках, настольная лампа, чернильница, перьевая ручка и пара папок, лежащих перед хозяином кабинета. Это был крупный мужчина с толстой шеей и массивными кулаками. Кивнув мне головой на табурет, стоящий перед его столом, буркнул:

– Садись.

Мельком отметил, что табурет прикреплен к полу. Сел.

– Имя. Фамилия. Место проживания.

После короткого опроса он спросил меня, каким образом был осуществлен побег.

– Я не знаю. Мы просто ушли.

– Ладно. Это не мое дело. Лучше скажи, чего тебе там не сиделось?

– Это место – сонм неприкаянных, жестокосердных людей. От них у меня вся душа исцарапана и кровоточит. Там царит безнадежная тоска, и душу пронизывает насквозь беспросветность, – с плачущим выражением лица забормотал я. – У меня даже мысли появились о смертоубийстве. Да, грех неизбывный…

– Ай-я-яй! Грех-то какой, – поддразнил меня следователь. – Твой грех, сектант, в том, что ты поднял руку на представителей советской власти! Советская власть не сажает трудовой пролетариат в тюрьму без причины! Раз и навсегда это запомни! А ты – контра! И место таким, как ты, в тюрьме, святоша!

– Не хочу в тюрьму! Не хочу, не хочу, – забубнил я, изображая испуганного и забитого парня.

На лице следователя отразились брезгливость и раздражение.

– Тьфу на тебя, дерьмо ангельское! Говорить с тобой, что воду решетом черпать. Эй! Дежурный! – Дверь открылась, на пороге стоял милиционер. – Давай сюда Сурикова!

Я сидел спиной к двери, сжавшись, и бормотал молитву, когда Суриков зашел в кабинет. Следователь, выходя, бросил негромко, но я услышал:

– Василий, ты с ним помягче.

– Да понял я, понял, – прогудел здоровяк, становясь передо мной.

При виде его я внутренне содрогнулся: у него руки были толщиной, что мои ноги.

– Ну что, поговорим?

У нас с ним, видно, были разные понятия о том, как вести разговор, потому что в его исполнении он начался с удара мне в ухо. К слову сказать, хотя это и было больно, но при этом мне ничего из внутренних органов не повредил, а значит, был неплохим специалистом в своем деле. Я падал с табурета, сжимался в комок и громко хныкал, совсем как маленький ребенок.

Он давал мне полежать на полу ровно столько времени, чтобы выкурить папиросу, потом с гадливостью в глазах поднимал меня, чуть ли не за шиворот и продолжал экзекуцию.

Через полчаса снова пришел следователь. В этот момент я снова лежал на полу и хныкал.

– Ну что?

– Да дерьмо это, а не человек, – с прямотой истинного пролетария высказался Суриков. – Как еще не обосрался, не понимаю.

– Свободен.

Когда дверь за моим мучителем закрылась, следователь сел за стол, потом сказал:

– Подымайся. Он уже ушел.

– Мне больно-о-о. У-у-у!

Сделать страдальческое лицо и стонать мне было несложно, так как палач хорошо знал свое дело. Следователь сидел и смотрел со скучающим лицом, как я, стеная, забрался на табурет, а затем вдруг неожиданно спросил:

– Хочешь пряника?

– Пряник? – я натурально удивился и только сейчас заметил какой-то кулек у него на столе.

– У меня и чай есть. Хочешь чаю? Я сейчас скажу, и нам кипяточка принесут. Ты как?

– Не знаю, – недоверчиво ответил я, уж больно был неожиданным поворот.

– А что так? – следователь улыбнулся щедро, в полный рот. – Я от всей души предлагаю.

Когда разговаривал с Оглоблей, я одновременно пытался понять, что происходит. Мой арест в больничке выглядел, как дешевое представление.

«Теперь и сейчас идет продолжение этого спектакля. В последнем акте мне, скорее всего, скажут, что им от меня надо», – так я думал, глядя на следователя, заодно автоматически прикидывая, что я могу с ним сделать, если мы с ним не найдем общего языка. Даже при моей физической немощи воткнуть ручку в глаз или горло своему палачу не составит труда, затем убить дежурного и завладеть наганом. Вот только что дальше? Думается мне, что я даже до окраины села не доберусь. При такой рекламе, что мне создали, меня просто шлепнут местные жители, тем более что они здесь все охотники. Нет, был бы я в полной силе, такой вариант еще можно было рассмотреть, а так – нет! Именно поэтому я сел со следователем пить чай с пряниками. Слушая его пустой треп о том, как хорошо на свободе и как плохо сидеть в тюрьме, время от времени я менял выражение лица, подыгрывая ему. После того, как я доел последний пряник, он закончил свои убеждения, затем мягко спросил меня:

– Значит, не хочешь в домзак?

– Нет! Лучше умереть! Это преддверье ада! Там правят жестокосердные, нераскаянные грешники, слуги Антихриста! – я придал истерики своему голосу.

Следователь скривился, затем подождал, пока я закончу стенать, после чего сказал мягко и вкрадчиво:

– Знаешь, а я тебе почему-то верю. Вот только даже хорошие люди совершают ошибки, которые им приходится исправлять. А их обязательно надо исправлять! Ты со мной согласен?

– Да. Только человек изначально грешен и по-другому никак не может. Правда, можно покаяться и замолить свой грех или…

8
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело