Новая жизнь 7 (СИ) - Хонихоев Виталий - Страница 53

….

Когда я открываю глаза, то сперва не могу понять, что я тут делаю и почему у меня так болит в груди. Глотка сухая, будто ее наждаком натирали изнутри. Слабость… я падаю на колено. Где-то далеко — звучит сирена, не то скорой помощи, не то полицейская.

Я с трудом разжимаю руку и на землю падает обломок меча. Что-то сжато во второй руке. Какой-то темный, тяжелый и склизкий комок. Подношу его к глазам и медленно разжимаю пальцы. Комок сизый, местами — красный. С алыми прожилками. Сердце. У меня в руке — чье-то сердце. Сил на то, чтобы отбросить его в сторону уже нет и я просто опускаю руку вниз. Комок плоти падает рядом со мной. Я обвожу взглядом все вокруг, пытаясь понять, что тут происходит. Вокруг меня на траве — лежат тела в черных костюмах. Зеленая трава, аккуратно подстриженная в лучших европейских традициях — залита кровью. Где-то на лужайке срабатывает механизм, и струя воды начинает прыскать вверх и вбок, поворачиваясь против часовой стрелки.

Что я тут делаю и кто эти люди? — толкает в виски первая мысль и я морщусь от ударивших в голову ответов. Да, это люди Кумы. Я же у него в поместье и все было хорошо, ровно до того момента, как Темный не вырвался наружу. Как обычно — я потерял над ним контроль и как обычно — он натворил дел. И еще… как обычно теперь у меня нет сил даже для того, чтобы встать на ноги и уйти отсюда… а уходить надо. Сомневаюсь, что я всех убил, кто-то побежал за подмогой, кто-то за гранатометом, а кто-то дурной мог и в полицию позвонить.

Надо вставать на ноги, там за воротами — ждут Бьянка с Сорой… я специально начал атаку сразу же, чтобы сделать все до того, как они начнут свой спектакль… но сейчас надо уходить, иначе с этих инициативных станется начать меня искать. И вообще надо уходить… даже если они останутся на месте. Не дело тут валяться на травке, поливаемым водочкой, пусть даже это так приятно… просто лежать и не думать ни о чем, чувствуя, как капли воды стекают по лицу… или это слезы?

— Вот ты где! — раздается голос и я поднимаю голову. Сора. Она стоит у ворот в сад и капли крови стекают по лезвию ее меча. Капли воды — по ее лицу. Она даже не моргает, не морщится, когда струя воды окатывает ее. Она обводит взглядом внутренний дворик, и я не вижу на ее лице ужаса или неприятия этой сцены. Дочь самурая больше самурай чем сам самурай?

Сора вкладывает меч в ножны и как-то внезапно оказывается рядом со мной, заглядывает в глаза, проводит руками по телу, осматривая.

— Жить будешь — кивает она удовлетворенно: — серьезных ранений нет… переломов вроде тоже. Встать можешь? — она дает мне руку, и я с удивлением вижу, что ее ладонь — подрагивает. Поднимаю на нее взгляд. Лихорадочный румянец, чуть прикушена губа, прерывистое дыхание… но сейчас не время. Потом об этом подумаю.

Я подаю ей руку, и она помогает мне встать на ноги. Чертовы приступы. После того, как пустишь Темного порезвиться — мне обычно отлежаться надо денек-другой. Все болит, как будто через мясорубку пропустили. Горло как наждачная бумага, Темный любит орать… и привкус во рту… что это?

— Тьфу! — я выплевываю на дорожку какой-то склизкий комок, застрявший в глотке. Некоторое время мы с Сорой тупо глядим на этот комочек, в котором все же можно узнать чей-то глаз. Она поспешно отводит взгляд в сторону. Поддерживает меня. Хорошо, думаю я, мы не будем об этом говорить. Ни сейчас, ни потом.

— Ты специально все подстроил — говорит Сора: — хотел все сделать сам, да? Скотина ты Кента-кун, вот ты кто.

— Я… — в глотке саднит и потому говорю я с трудом: — это…

— Потом поговорим — говорит Сора: — все потом. Поехали домой.

— Однажды ты допросишься. — говорит Сора-тян, поддерживая мою руку у себя на плече: — однажды ты переберешь свой лимит и тогда я тебя убью. Клянусь Аматэрасу я тебя убью. Лично, вот этими вот руками. Потому что ты совершенно невозможный, эгоистичный, самонадеянный, лицемерный и невыносимый … из всех, кого я знаю, а я знаю достаточное количество самонадеянных эгоистов.

— Я тоже тебя очень люблю — откликаюсь я: — ты классная.

— Вот даже не пытайся сейчас ко мне подлизаться — откликается Сора, пока мы медленно идем к выходу из внутреннего дворика: — тебе не уйти от возмездия. Ты шовинист, настоящий мужской шовинист, вот ты кто! Оставил нас у ворот ждать! «Часик подождите», ага, ну конечно. Тебе не стыдно?

— Стыдно — киваю я, переставляя ноги: — очень. Был неправ. Сожалею.

— Не стыдно — констатирует она: — глаза у тебя бесстыжие. Давай, шевели ногами, пока нас тут не замели… выстрелы, наверное, полгорода слышало…

— Угу — я сосредотачиваюсь на том, чтобы быстрей перебирать ногами. Темный изрядно подсадил мне организм, он никогда ничего не жалеет, порвать связки или бить кого-нибудь уже сломанной рукой ему за здрасьте, вот у кого нет сожалений. Прислушиваюсь к себе. Тишина. Он ушел на дно и сейчас спит, довольный и сытый… в кои то веки дали разгуляться. Ничего, надо только дать себе отдохнуть, полежать… выспаться и поесть. И через денек-другой я буду как огурчик… если в камеру не попаду.

— Давай я помогу — рядом оказывается Бьянка, она подхватывает мою вторую руку, девушки почти несут меня, и мы довольно быстро оказываемся рядом с фургончиком, меня бесцеремонно (быстрей, быстрей!) заталкивают внутрь, ревет мотор, меня прижимает к спинке кресла от ускорения и пылающее поместье оказывается позади. Пылающее? Я ворочаю шеей, пытаясь осмотреться.

— Это ты поместье подожгла? — спрашиваю я у сидящей рядом Шизуки и та мотает головой.

— Само загорелось — отвечает мне Сора, которая напряженно вглядывается в далекое пламя: — я думала это ты огоньку подпустил.

— Puddin’! — поворачивается ко мне Бьянка, продолжая крутить баранку: — я тебя обожаю! Столько трупов! Пятьдесят два, если быть точной! Ты один! Нет, я конечно…

— За дорогой следи… — ворчу я: — разобьемся же… обидно будет после всего.

— Не разобьемся — к моему ужасу, она еще и руку отрывает от баранки и машет ей в воздухе, пренебрежительно: — все под контролем. Я на тебя зла, что ты сам все решил сделать, но я тебя прощаю. Потому что ты — восхитителен! Давай еще кого-нибудь убьем?

— За дорогой следи, маньячка… — отвечаю, откидываясь на спинку кресла. Пытаюсь найти клапан кармана на поясе, но пальцы не слушаются меня. Шизука, глядя на мои попытки — закатывает глаза и расстегивает карман, достает оттуда упаковку таблеток.

— Это сработает? — спрашиваю я у Бьянки, пока Шизука открывает упаковку и достает пластиковую бутылку с водой — запить.

— Лично разрабатывала. Ничего такого, просто стимуляторы, витамины, глюкоза… тебе как раз зайдет — бросает Бьянка в ответ, к моему изрядному облегчению — все же повернувшись к рулю и управлению автомобилем: — я тебя понимаю. Слишком много радости — тоже плохо. А это у тебя от жадности, все решил сам… даже Соре-тян почти никого не досталось.

— Я ему уже все высказала — замечает Сора: — он у меня еще допросится. Клянусь Аматэрасу, Светлой Богиней, я ему отрежу выступающие части тела, если он продолжит так делать!

— Не надо пожалуйста — серьезно говорит Бьянка: — я его можно сказать за выступающие части тела и люблю. Не надо отрезать ничего. Но ты можешь его изнасиловать. Вместе с Шизукой, пока он беспомощен. Сейчас приедем и свяжем его…

— Протестую — откликаюсь я. Язык вяло ворочается во рту и больше всего охота закрыть глаза и заснуть: — я это не специально. Они меня заметили и накинулись и …

— Врешь же? — заглядывает мне в глаза Сора и кивает: — врет. Как есть врет. Он все так и задумал, скотина шовинистическая. Он нас, девушек, воспринимает как красивые вещи, дескать место нам на кухне и в постели, наелась я такого.

— Ээ… неправда. Я… — мне становится плохо и я замолкаю. Мир вокруг темнеет и надо мной склоняется обеспокоенная Сора.

— Кента?! — говорит она и все вокруг гаснет, словно бы нажали на выключатель.