Чужой (СИ) - Кощиенко Андрей Геннадьевич - Страница 28

Начальница озадаченно смотрит на меня.

— Тебе настолько просто придумывать книжные сюжеты? — удивляется она.

— Просто такое устройство головы досталось. — отвечаю ей, желая принизить себя в её глазах. — Кто-то хорошо играет в баскетбол, кто-то придумает сценарии к кинофильмам или отличный рассказчик, а у меня в голове слова удачно друг с другом складываются.

— Но сценарии, это ведь тоже, можно сказать, — книги?

— С кинематографом лучше не связываться. Там слишком много вовлечённых сторон. Невозможно предугадать, сколько придётся ждать, пока какой-нибудь режиссёр захочет воплотить написанное. Всё это время — денег не будет. В этом плане с литературными произведениями проще. Только автор и издатель. Полгода на работу, сроки не сорваны — получите деньги.

— А ты сможешь уложиться в полгода?

— Всё зависит от условий работы. Если не отвлекать, то… думаю, можно и быстрее. Как по мне, так в одиночном заключении — абсолютно рабочая обстановка. Сиди, твори, концентрируясь на одном деле. Скажу честно, — весьма раздражают «прыжки» между разными занятиями. В агентстве меня этим просто утомили.

— Хочешь и дальше находиться в одиночной камере?

— Одно из условий улучшения и ускорения процесса, госпожа. Всё-таки, будем откровенны, в этих стенах собраны со всей страны одни отрицательные девиантки, не сумевшие встроиться в общество. Заводить среди них подруг нет никакого желания. Да и вовсе неинтересно. Между нами слишком разный уровень.

— «Отрицательные девиантки»?

— Бывают и положительные. Как, например, — я. Но таких тоже не любят, поскольку их поведение также не соответствует общепринятым ценностям и нормам. Однако, подобных порою терпят, поскольку они способны делать деньги. Предлагаю вам заняться именно этим.

Начальница иронично хмыкает.

— «Терпеть»?

— И делать деньги. — добавляю я и выкладываю ещё один козырной аргумент. — Уверена, — без вашей доброй воли ничего не выйдет. Поэтому, планирую так и написать на первой странице книги, — «С искренней благодарностью госпоже Ким НаБом. Без её поддержки — это произведение никогда бы не увидело свет». Или какую-нибудь более крутую фразу, которую пока не придумала. Посвящение, как музе.

НаБом, которой внезапно предложили стать богиней вдохновения, несколько раз изумлённо моргает в ответ.

— К тому же… — говорю я, вспомнив Остапа Бендера и решив добавить красочности. —… Произведения, получившие мировое признание, — навсегда остаются в сокровищнице человеческой мысли. Через сто лет, или через двести, если вдруг захотите, вот, пожалуйста, — произведения древних греков. Или, — авторов Туманного Альбиона, или, — брызжущих солнцем и жизнерадостностью итальянцев, или, — «Цветы для Элджернона» корейской писательницы Пак ЮнМи. Или, — её книга, пока ещё не написанная, с дарственной надписью: «Госпоже Ким НаБом». А возле ворот «Анян» — прикрепят на стене скромную бронзовую табличку, в которой будет написано, что «Здесь, с 2016 по такой-то год, творила известная корейская писательница Пак ЮнМи». Во времена вашего руководства организацией. Сюда же будут экскурсии водить, госпожа!

« Гнилые стены коннозаводского гнезда рухнули, и вместо них в голубое небо ушёл стеклянный тридцатитрехэтажный дворец шахматной мысли…» — глядя на выражение лица собеседницы, вспомнилось мне из «Двенадцати стульев». Но аджума оказалась крепче васюкинских любителей шахматной игры. Спустя пять секунд дурман рассеялся.

— ЮнМи, если бы я не знала о твоих успехах, то подумала, что ты — авантюристка. — помолчав, произнесла охмуряемая начальница. — Но поскольку они известны, то скажи: ты — посланница ада, ввергающая в соблазн?

— Ничуть не приукрасила последствия, госпожа. — недовольно, но стараясь не подавать виду, отвечаю я. — Единственным слабым звеном во всём выше сказанным является одно — понравится ли книга читателям?

— Мне кажется, — это как раз самое главное. — иронично замечает собеседница.

В ответ пожимаю плечами.

— Здесь как на бирже. — говорю я. — Ничего точно не ясно, пока не откроешь позицию.

— Теперь мне доподлинно известно, кто уговорил свою онни заняться финансовыми спекуляциями…

Молча гляжу в ответ, думая, — следует ли рассказывать о жадных завистниках? Прихожу к выводу о бессмысленности сего действа.

Сижу, закрыв рот. Пауза затягивается.

— У меня никогда ещё не было в подопечных столь неординарной личности. — нарушая тишину, признаётся НаБом. — «Яркие» были, но все — с «отрицательной девиацией». Очень интересно пообщаться с человеком противоположного знака. Мне кажется, это единственный шанс в моей жизни…

Профессионал со стажем оценивающе смотрит на меня. Я поощрительно улыбаюсь в ответ, поняв, что «наживка проглочена».

— Итак, чего же ты хочешь? — спрашивают меня.

— Отдельную камеру, возможности для творчества и для занятий танцами. Мне нужно будет держать себя в хорошей физической форме, чтобы голова соображала. И ещё. Сделайте так, чтобы ко мне никто не лез. Во избежание эксцессов.

— Достаточно скромно. — одобрительно кивает «договаривающая сторона». — Я думала, — запросов будет больше.

— Но вам же не удастся организовать мне занятия с преподавателем вокала?

НаБом пожимает плечами.

— Не знаю. — признаётся она. — Наверное, возможно будет расширить список доступных для обучения курсов и организовать группу занимающихся…

С большим интересом смотрю в ответ на столь заманчивое предложение. Это ж целых два года можно с пользой провести! Из пяти лет… Пять лет жизни! Какие же они сволочи, упрятавшие меня на такой срок!

— Тогда, если согласие достигнуто, то для выбора книгоиздательства мне требуется предоставление доступа к сети Интернет.

Начальница отрицательно качает головой.

— Сначала будет комиссия. — говорит она. — Которая определит степень твоей вины за учинённую драку. Может быть, предстоит судебное разбирательство. Затем тебе назначат наказание. И вот после этого, можно будет уже приступить к осуществлению твоей задумки.

Вот те раз!

— Это же долго! — протестую я.

— ЮнМи, здесь не музыкальное агентство и не инкубатор юных литературных дарований. Здесь учреждение, занимающееся решением специфических задач, и в котором главенствуют нормы законов Республики Корея. Всё остальное — после.

— Но за это время можно набросать примерный план произведения. — продолжаю упорствовать я. — Мне только нужно уяснить, какой жанр коммерчески популярен в данный момент на рынке. И я начну думать, пока идёт разбирательство и определяются с наказанием. Вполне возможно, что ко времени, когда всё закончится, в голове у меня уже будет готов черновик, который останется перенести в файл и сделать правки. И взяться за новую книгу.

НаБом озадаченно смотрит на меня.

— Остановись. — просит она. — Ещё нет первой, а ты уже готова приступить ко второй. Тебя, похоже, совсем не волнует ни предстоящая комиссия, ни расследование. Я права?

— «Всё преходяще, а музыка вечна», госпожа. — отвечаю я ещё одной неизвестной здесь цитатой. — Как и любое другое творчество. Ведь только оно оставляет свой след в истории и в душах людей.

— Ещё война. — подумав, говорит собеседница.

— Да. — киваю я. — Она и высокое искусство.

— Кстати, а почему именно тридцать процентов? — интересуются, переходя к конкретике. — Разве пятьдесят процентов это… не наилучшая пропорция?

— В моей семье сейчас фактически деньги получаю только я. — коротко в ответ обрисовываю состояние своих финансов. — Ещё есть семья дяди, который после смерти оставил кучу долгов. Там тоже помогать нужно. А моё бывшее агентство не желает выплачивать мне роялти за исполненные произведения. Поэтому, тридцать процентов — тот максимум, который могу предложить. В качестве компенсации обещаю работать быстро и много. Думаю, за год я смогу написать четыре — пять книг. Это примерно полмиллиона долларов.

— Не забывай о налогах.

— Пожертвования, кажется, облагаются по минимальной ставке или вообще — по нулевой.