Ротмистр Гордеев - Самойлов Александр - Страница 16

За мной ползёт Лукашин-младший, его ноздри широко раздуваются, он способен почуять человека с большого расстояния. Вот он трогает меня за ногу, и я останавливаюсь, чтобы обернуться. За это время глаза уже привыкли к темноте, поэтому оборотень видит направленный на него взгляд.

– Там, впереди, двое. Недавно ели какую-то дрянь.

– Далеко?

– Шагов семьдесят.

– Берём левее.

Огибаем ночной дозор японцев: вряд ли в этом окопчике сидит офицер, а рядовые начальству не нужны. Пропахиваем на пузе ещё с полкилометра. Если приподнять голову, можно увидеть высокий бруствер окопов – началась основная линия обороны японцев. Они окопались не хуже наших, позиционная война, дери её за ногу.

Соваться в окопы не стоит: даже если часовые нас не заметят, свалимся на головы спящих солдат и поднимем вселенский хай, а оно нам не нужно. Берём ещё левее.

Фёдор принюхивается.

– Кажись, водкой ихней несёт.

– Уверен?

– Я эту гадость ни с чем не спутаю.

Интересно, кто может хлестать ночью водку, не боясь последствий. Кто-то, облечённый властью, то есть офицер.

– Показывай направление.

Короткий бросок – и мы оказываемся возле землянки. Перед ней в окопе расхаживает часовой. Ему холодно, он то и дело останавливается, чтобы попрыгать на месте или похлопать себя по ляжкам. Винтовка с примкнутым штыком висит на ремне.

Провожу ребром ладони по горлу. Лукашин-младший кивает и ныряет вперёд. За долю секунды он оказывается за спиной у часового. Тихий хруст – и тело японца мягко опускается на землю. Оборотень придерживает его, чтобы оно не свалилось кулём.

Прыгаем в окопчик всей толпой, кроме Акиньшина. У того боевая задача – стоять на стрёме. Дёргаю грубо сколоченную дверь в землянке и вихрем влетаю внутрь. И тут же, усмехнувшись, замираю.

Японец в исподнем дрыхнет в положении сидя у стола, уронив голову на руки. Он успел так набраться, что даже не заметил появления незваных гостей. Бросаю взгляд на аккуратно сложенный мундир. Есть! Это тайи, аналог нашего капитана. Довольно крупная птица, ради которой стоило переться через линию фронта.

Полдела сделано, осталась другая половина – дотаранить этого самурая до расположения наших. Лукашин-старший склоняется над стриженой головой японца, что-то шепчет ему на ухо, а потом поднимается. У казака довольный вид.

– Всё, вашбродь, он теперича долго не проснётся. Можно тащить.

За руки и за ноги выволакиваем капитана из землянки. М-да, одно плохо – бельишко на нём светлое, а потому приметное. Быстро пачкаем его «костюм». Уже лучше.

Ползём к нашим. С каждой секундой хочется всё быстрее и быстрее, но этот порыв надо пересилить. Мы слишком близко от вражеских позиций.

На сей раз я замыкаю цепочку, попутно устраивая жителям Страны восходящего солнца разнообразные неприятные сюрпризы. Не зря прихватил с собой несколько гранат: сейчас я творю вещи, с которыми японцы ещё не встречались, – устанавливаю растяжки. Одна, кстати, подстерегает в землянке. Ой как не поздоровится тому, кто первым в неё заглянет и откроет дверь…

Только успеваю подумать об этом, как позади раздаётся громкий бадабум. Сомнений нет, землянку навестили. Ну что ж, на всё воля аллаха!

Поднимаются шум и гам, слышатся чьи-то крики, причём отнюдь не на русском. Пуля вжикает рядом со мной. Вот блин, неужто засекли?!

Замираю, вжавшись каждым сантиметром тела в землю. Я кочка, кочка, кочка, я вовсе не солдат…

Пули щёлкают уже вдали от меня. Хм, похоже, японцы лупят в белый, то есть в чёрный пока свет как в копеечку. На наше счастье, прожекторов нет, так что заметить нас трудно.

Та-дах! Не знаю, что за крики следуют после взрыва, но думаю, это японский мат-перемат. А ведь это вторая моя растяжка… Неужто погоня?

Но после растяжки энтузиазм преследователей резко умножается на ноль, поэтому нам удаётся благополучно доползти до своих и соскользнуть в окоп.

Там уже стоит тот самый молоденький подпоручик.

– К-как всё п-прошло, ш-штабс-ротмистр?

– Как обычно, – устало улыбаюсь я.

Японец по-прежнему лежит без чувств. Надеюсь, Лукашин-старший не перестарался и не отправил «языка» в летаргический сон лет так на десять. Ползти за следующим уже как-то не хочется, да и японцы не поймут.

Сам я в допросе захваченного тайи не участвую. С японским у меня худо. Словарного запаса даже из прошлой жизни – банзай, бонсай, суши, сашими, саке и Фудзияма – для полноценного допроса явно недостаточно. Так что пусть специалисты повыше уровнем работают.

Участникам рейда даю приказ отсыпаться, остальным – тащить службу: наряды, боевое слаживание, тренировки, все дела. И сам заваливаюсь поспать.

Просыпаюсь оттого, что кто-то легонько тормошит за плечо.

– Вашбродь, вашбродь, подъём… Приоткрываю правый глаз. Ага, денщик. Сажусь на постели, растираю ладонями лицо.

– Чего там, Кузьма?

– Приказ явиться к господину подполковнику.

– Срочно или как?

– По мере готовности.

Значит, есть время немного привести себя в порядок. Скоробут помогает умыться и даже побриться. Как не хватает мне тут одноразовых станков, а местная бритва каждый раз напоминает о печальной судьбе Остапа Сулеймана Ибрагима Мария Бендер-бея в финале «Двенадцати стульев».

Ладно, это лирика, попаданческим изобретательством займёмся после войны, а пока пользуемся артефактами местной цивилизации. Отлично выправленное Кузьмой лезвие с тихим шорохом соскребает с лица отросшую за время первого рейда щетинку. Даже и не порезался. Почти.

Персидский принц благодарит от лица службы за успешно проведённую операцию. Японский капитан оказался ценным призом – слил информацию, что японцы готовятся наступать. У нас три дня, чтобы подготовиться и встретить врага во всеоружии. Оборона – это, конечно, хорошо, но и врагу инициативу лучше не отдавать. В голове зреет план. Решаюсь.

– Господин подполковник, разрешите обратиться?

Али Кули Мирза благосклонно кивает. Выкладываю козыри. Если лишить противника боеприпасов, то наступление как минимум замедлится, а то и вовсе отложится.

– Предлагаете накрыть их склады артиллерийским огнём? – загорается он.

– Никак нет, предлагаю уничтожить с помощью диверсии силами моего подразделения.

Подполковник думает.

Чтобы настроить его на нужный лад, развиваю тему:

– Артиллерийский удар – это ж сколько снарядов придётся сжечь, прежде чем будет достигнут нужный результат. К тому же японцы вполне освоили контрбатарейную борьбу. Артиллеристы у них хорошие. Терять орудия в результате артиллерийской дуэли нам ни к чему. К тому же можно добыть новые разведданные.

Этот аргумент действует. Перс интересуется, сколько надо времени на подготовку. Прошу сутки. Надо пополнить поредевший запас гранат. Да и план предстоящей операции не мешает продумать.

Темнота и бесшумность – друзья диверсанта. А с бесшумным оружием в тысяча девятьсот четвёртом году не так чтобы айс. До изобретения глушителя лет тридцать-сорок. Я его конструкцию не помню, я же не инженер ни разу. Так, уверенный пользователь готового продукта. Лук? Учиться бить из него – дело долгое. Арбалет – другое дело. Тем более из фильмов помню: китайцам такая штука должна быть знакома с глубокой древности.

Вызываю к себе братьев Лукашиных. Объясняю, что требуется, и советую опросить местных охотников и кузнеца. Вроде поняли.

Казаки выдвинулись на поиск арбалетов, а я засел за карты. Топографические, если вдруг кто что не так подумал. Нет, склады японских боеприпасов на них не отмечены, но вот подыскать примерный маршрут движения и отхода и подумать о резервных вариантах не мешает.

Кузьма приносит обед от хозяев: супец с пельменями, тушёную свинину с квашеной капустой и местный пончик – длинную полоску хрустящего обжаренного теста. Ну и чай, куда без него?

За чаем меня и застали вернувшиеся братья Лукашины. Пригласил их к столу и «полюбовался» на казачью добычу. М-да… Слабосильные, верёвочная тетива, плечи составные из нескольких слоёв бамбука, приклада нет. Стрелы деревянные, только наконечники из плохого самодельного железа.