Ротмистр Гордеев - Самойлов Александр - Страница 51

– Я планировал использовать отряд штабс-ротмистра для разведрейда в ближайших вражеских тылах.

– Можно совместить, господа, – встреваю я в разговор, который напрямую касается меня и моих людей. – Если совместить атаку с последующим пересечением линии фронта. По-иному нам тачанки на ту сторону не перетащить.

– Хотите взять такое мощное огневое средство в обычный разведрейд? Не будет ли это как из пушки по воробьям? – любопытствует Маннергейм.

– А если совместить разведку с диверсиями? Глубокий рейд по японским тылам. Тут тачанки будут в самый раз. И лошадей можно будет взять с собой для остальных бойцов.

– Нам будут потребны оперативные данные о расположении укреплений противника и сосредоточении их частей в прифронтовой полосе, – недовольно морщится наш комполка. – Если вы уйдёте в дальний рейд, какой смысл от вашей разведки, Николай Михалыч?

– Можно использовать почтовых голубей.

– Ближайшая голубиная станция в Порт-Артуре, но тамошние голуби натренированы доставлять сообщения в Леоянь и Чифу. К тому же все они задействованы для связи с осаждённым городом.

– Местный купец Цянь использует голубей для связи со своими приказчиками в соседних уездах. Полагаю, будет несложно договориться с ним об использовании его птиц.

Ванновский переглядывается с Али Кули Мирзой. Прямо вижу, как шевелятся извилины под их фуражками.

– А как вы намереваетесь преодолеть линию вражеских окопов с этими своими пулемётными телегами? – подпускает сарказма Вержбицкий.

– Использую переносные деревянные мостки – три доски, сколоченные между собой поперечными планками. Двух довольно для преодоления подобного препятствия для одной тачанки.

– И у вас они, разумеется, уже имеются в полном комплекте?

Чувствую скрытый подвох в новом вопросе поляка.

– Нет. Но их изготовление не займёт много времени.

– Сколько понадобится времени на подготовку, Николай Михалыч? – спрашивает Ванновский.

– Три дня, – прикидываю я.

– Вы же говорили, что изготовление этих ваших мостков не потребует много времени? – корчит недовольную физиономию Вержбицкий.

– Потребуется время на слаживание взаимодействия бойцов при пересечении линии окопов. Да и договориться с китайским купцом о его почтовых голубях тоже потребует времени, – излагаю я.

Маннергейм поворачивается к Али Кули Мирзе.

– Могу я напроситься в рейд с господином штабс-ротмистром?

– Мне бы тоже хотелось испробовать себя в настоящем деле, – неожиданно встревает в разговор Вержбицкий.

– Это, господа, уж как господин Гордеев решит, – разводит руками персидский принц.

Если компании тролля я искренне рад, то присутствие в рейде зловредного поляка энтузиазма во мне не вызывает – ну никакого.

– Господа, я не против. Но в рейде у отряда один командир, остальные беспрекословно выполняют его распоряжения и приказы вне зависимости от чинов.

– Согласен. – Маннергейм жмёт мою ладонь своею ручищей.

– Не имею возражений. – Вержбицкий пижонски щёлкает каблуками, сопровождая движение коротким кивком.

– Тогда возражений не имею.

А что остаётся?

Мостки сколотить успели – по три комплекта на каждую тачанку. С купцом о голубях договорились, на время рейда непосредственную заботу о пернатых эсэмэсках взял на себя мой ординарец: домовой неплохо умеет договариваться с мелкой домашней живностью. Правда, цену купец Цянов, как он сам себя именует на русский манер, запросил неимоверную – сто рублей золотом. Сам бы я не потянул, но тут платит казна, так что можно не переживать.

От ежедневных многочасовых занятий, к которым я не без удовольствия привлёк в качестве новобранцев Маннергейма и Вержбицкого, осталось даже немного времени, чтобы встретиться с местным кожевником и обрисовать ему задачу изготовления противопульной брони для тачанок и лошадей по принципу кожаного ламеллярного доспеха.

Признаюсь, Вержбицкий меня несколько удивил. От его обычного ехидства и сарказма почти не осталось следа. Штабс-капитан тянул тренировки наряду со всеми остальными и даже согласился переодеться на время рейда в наши «маскхалаты» по типу «леший».

И вот мы готовы к выступлению. Тачанки хоть сейчас в бой: рессоры проверены, ступицы смазаны, пулемётные ленты набиты патронами. Бойцы вооружены до зубов: у каждого помимо карабина ещё и по револьверу (для увеличения огневой мощи), у всех запас ручных гранат. Все в маскировочных накидках, рожи размалёваны почище чем у некоторых демонов.

Шведско-финский тролль и Вержбицкий не выделяются из общей массы. В глазах Маннергейма искрится азарт. Да и у саркастичного поляка проглядывает искреннее любопытство.

Смотрю на карманные часы. В японских окопах, не ожидая дурного, кашевары разносят самураям пайки: рис, маринованные сливы, консервы, зелёный чай. Японцы орудуют своими хаси (палочками), поглощая отпущенное им императорским правительством пищевое довольствие.

Время! С нашей стороны пушки грохнули первым неожиданным залпом. Второй залп. Третий. Дальше беглым огнём по заранее намеченным целям. Пятнадцатиминутная артподготовка с закрытых позиций.

Секундная стрелка довершила последний круг, суматошно дёргаясь. Рухнула неожиданная после грохота и давящая тишина.

Пора! Пехота, которая должна прикрывать наш прорыв, с криками «ура!» поднимается в атаку. Перебрасываем через наши окопы заранее приготовленные мостки. По команде Будённого тачанки (а за ними и мы) устремляются следом за пехотой в атаку на японские позиции.

Не сразу, но японцы всё-таки очухиваются. Стучат нам навстречу выстрелы их «арисак». Поздно. Лавину нашего наступления не остановить.

Тачанки подлетают почти к линии японских окопов, делают резкий поворот и, двигаясь вдоль них, поливают свинцовым дождём всё живое. Японские позиции прикрыты «колючкой» – спиралями Бруно. Поверх них наступающая пехота кидает мостки, преодолевая это препятствие, и обрушивается в японские окопы. Выстрелы, крики ярости, удары штыками, саблями – ярость и круговерть рукопашной. Так хочется принять в этом участие, но у нас другая задача.

Поперёк японских окопов, где всё ещё идёт рукопашная, мои бойцы перекидывают ставшие штатными мостки, по которым линию окопов пересекают тачанки и наша конная группа. Мостки собраны, приторочены к тачанкам, и наша охотничья команда устремляется вглубь занятой японцами территории, оставляя за спиной резню в захваченных нашей пехотой японских траншеях. Фактор неожиданности сделал своё дело: японцы начинают сдаваться. Кто-то бежит, выскакивая из схватки, кто-то поднимает руки вверх, надеясь на милосердие русского солдата.

Плотной группой мой отряд выскакивает на дорогу, движемся рысью. Две тачанки в авангарде, две тачанки в арьергарде, передовой дозор, боковые дозоры – всё как положено. Торопимся. Надо уйти как можно дальше, а затем скрыться в ближайших лесах и начать дальнейшее разведывательно-диверсионное веселье.

Спасибо передовому дозору: успеваем укрыться в лесу до того, как на дороге показывается спешно марширующий к месту нашего прорыва японский полк. Отдыхаем, а ночью возвращаемся на дорогу. Риск столкнуться с японцами в ночное время минимален: здесь и сейчас ночью воевать не принято, равно как и совершать манёвры. Тем не менее движемся осторожно, с соблюдением необходимых мер предосторожности.

Следующий день проводим в лесу. Надо ж осмотреться, что тут вокруг нас происходит. В разных направлениях уходят разведтройки – идут пешими за сведениями и языками. Сеть раскидываю широко, в лагере остаётся примерно половина нашего отряда.

За обедом ко мне подсаживаются Вержбицкий и Маннергейм. Могу их понять: я им ровня, хотя со стороны нравы в нашем отряде могли бы показаться едва ли не анархической вольницей. Однако каждый знает свой манёвр и место в бою при любом (ну или почти любом) развитии ситуации. Всё многократно обговорено и отработано на учениях и в предыдущих боевых выходах.

– Николай Михалыч, – начинает Вержбицкий, – приношу вам свои извинения. До последнего момента считал, что эти ваши «художества» – опасная фантазия и попрание всех основ тактики. Однако убедился: ваши придумки эффектны и эффективны. Мир?