Корпоратка. Искушения Мередит Стаут (СИ) - Каргин Андрей Геннадьевич - Страница 53

— Вообще-то, — с улыбкой возразила Александрия, — социальная справедливость подразумевает распределение средств. Ознакомьтесь с матчастью что ли…

— Ну отобрали вы у меня мои деньги, раздали всем по центу, дальше что? Где еще взять, когда кончатся? Второй-то раз меня уже не ограбить, у меня уже ничего не будет. Но, вообще, я понимаю, о чем вы, мисс Даллас. За все хорошее, против всего плохого, каждому по миллиону эдди, по вилле в Норт-Оуке, и по личной шлюхе, которая сосет. И лучше не задаваться вопросом, кто будет сосать, ведь у каждого и так вилла и миллион. Я же популизмом не занимаюсь и иллюзиями людей не кормлю. Я говорю открыто: мир несовершенен. Мир вообще говно!

Мередит выдержала короткую паузу, слушая резко усилившиеся щелчки фотокамер и наслаждаясь сотней объективов, прикованных к ней, а не к Александрии.

— Мой же сизифов труд в этой проклятой вселенной — подавать руку тем, кто находит в себе смелость спастись, а не гнить на дне, ожидая манны небесной. Рабочие люди, плоть Америки. Те, кто хочет трудиться, сделать из себя человека. Вы только говорите, что защищаете их. А я защищаю их по-настоящему, и делаю это молча. Они — плоть. А вы — жир. Ожирение. Люблю это слово. Оно очень точно отражает бесполезность, бестолковость и ненужность. Ваша удоль — мешать организму жить.

Публика тихо роптала. Но не кричала. Они переговаривались между собой, переглядывались. Каждый находил логику в словах Мередит. Логику, которая им была противна, но понятна. Это была не просто победа — триумф. Мередит еще не сломила воинство Александрии, но уже сделала к этому серьезный шаг.

— Потрясающая речь, Стаут. — сказала Александрия с показным пренебрежением. — Вы почти увильнули от того факта, что вашим оружием убивают людей в Джапан-Тауне.

— Моим оружием? Увильнула? Александрия, не смешите. Если я виновна в том, что моим оружием кого-то убивают, и вы этим так обеспокоены, то я вам подскажу направление. Сразу как убьете меня, отправляйтесь в Евробанк, там, на самом верху, сидит человек, который управляет выпуском евродолларов, за которые все дерутся. Вы же ищете главаря, а не исполнителей? Я вас просвещу, я в этой «криминальной» схеме — только продавец мороженого. Давайте уж сразу закроем производства молока и холодильников? Работяги ведь всегда в восторге от закрытия производств. Что касается организованной преступности — что я могу сделать? У меня связаны руки. Милитех готов предоставить любой объем услуг охраны правопорядка, но в эту игру нужно играть вдвоем, требуется официальный договор с властями. Раз уж вы спросили, я выбью вам скидку в двадцать… Даже двадцать пять процентов. Передайте мое предложение мэру.

— Вы сейчас озвучили предложение продать вам город?

Мередит невинно пожала плечами:

— Давайте поговорим конкретно, Александрия. Объясните мне суть вашего протеста.

— А что именно вам не понятно?

— Я — рабочий человек. Ваш электорат. Убедите меня.

— Вы? — Александрия рассмеялась, и публика тоже поддержала ее. — Да что вы говорите? Если вы — рабочий человек, то я — японская императрица.

Публика громко расхохоталась, Александрия сорвала аплодисменты. Но Мередит не волновало мнение ангажированной толпы:

— Выходит, ваше величество, что женщина, проработавшая всю жизнь, начиная с шестнадцати лет, отчего-то вашего покровительства не заслуживает? С самого низа, год за годом, вкалывая сутками. Но коммунисты мной все еще недовольны.

Разговор происходил под прицелом десятков видеокамер, многие из которых транслировали все в прямой эфир. Теперь, как и Мередит, Александрия была заложницей положения. Ей нужно было тщательно подбирать слова, чтобы выбраться из этой ловушки. Но она была слишком неопытна, чтобы избежать столкновения с айсбергом. Она решила атаковать, а не обороняться.

— Вы — корпоратка, Стаут. Вы не имеете ничего общего с рабочим человеком.

— Ничего, кроме всей моей жизни на работе, наверное? Где вы работаете?

— Вы не работаете, вы эксплуатируете труд людей.

Мередит усмехнулась. Александрия шпарила по методичке и заходила на территорию, где неверно оценивала свои силы.

Я тоже умею кидаться говном, подружка. Только ты не обижайся, если в тебя прилетит шлепок размером со слона.

— Мисс Даллас, я даю двадцать пять тысяч рабочих мест в Найт-Сити. Двадцать пять тысяч человек получают отличные средства к существованию и процветанию. Я не стану спрашивать, сколько рабочих мест даете вы — это было бы нечестно. Я только хочу спросить, сколько вы, лично, проработали за свою жизнь?

Мередит мило улыбнулась оппонентке:

— Вы ведь получили образование в Нью-Йорке, не так ли? В университете Рокфеллера, по специальности экономика. Восемьдесят тысяч за семестр, здорово, должно быть, вы зарабатывали, чтобы учебу оплачивать. Немногий работяга себе такое позволит. Или по стипендии учились? По стипендии какого-то фонда из Японии… Что вы забыли в нашей глуши? Вам бы работать на Уолл-стрит, а не у нас тут, на Диком Западе. Потому что тут считать умеют. Эдди за эдди, бумажка за бумажкой, слюнявят палец и отсчитывают. У нас знают цену деньгам. Вот чем я и занимаюсь: даю людям деньги за их честную работу. Но у вас же есть кое-что получше, не так ли? Обещания денег.

Толпа молчала, слегка потрясенная. Многим не были известны эти факты из биографии Александрии Даллас. А пусть и были известны — Мередит преподнесла их так, что они все равно заставляли задуматься.

— Я понимаю, это работает с вами, янки, — продолжала она. — Но с нами, южанами, такое не прокатывает. У нас все по-старому, порядки дикие, перед тем, как сделку заключить, сначала в ладонь плюют — знак доверия, почти клятва. Никто не поклянется вам в честности, Александрия, пока вы не начнете играть в открытую. Давайте же, объясните мне, за что вы боретесь?

Больше Даллас не пыталась атаковать. Она перешла в глухую оборону. Вот так всегда. Поскреби сильного политика из Нью-Йорка, и обнаружишь доходягу:

— Не смешите, Мередит. Какой мне смысл сотрясать воздух перед закоренелой корпораткой?

Мередит на это рассмеялась.

— Вот это да. Александрия, да что же вы за коммунистка такая?! Каких успехов достиг бы Ленин в России, если бы агитировал как вы? Представьте, залезает, такой, на броневик, и декламирует на толпу, сжав кепку в кулаке: да хуй ли толку вам объяснять, все равно вы все — царские подстилки, и нихуя не поймете! Это только я один, в белом пальто, истинный смысл коммунизма разумею!

В толпе уже начали посмеиваться. В основном журналисты, не фанаты Александрии — те испытывали ярость. Они же обыкновенные люди, неподготовленные к по-настоящему кровавым политическим дуэлям. Саму Александрию выпад Мередит тоже поддел, по ее лицу было видно, что она не знает, как выкрутиться из этого положения. Закрываться — значит отдать очки, залезть на броневик — значит поддаться на уловку соперницы. Мередит потянула несколько мгновений, наслаждаясь молчанием Александрии — нужно было убедиться, что на это обратят внимание все. Это было унизительно, ох как унизительно. Но Александрии все-таки хватало самообладания, чтобы не мычать «ы-ы-ы», «э-э-э», она просто молча копила силы на ответный удар. Мередит не могла позволить ей нанести его.

— Теперь, если это все, что вы хотели обсудить, мисс Даллас…

В этот момент Мередит заметила движение в толпе. Из нее на их дуэльную «утоптанную землю» вырвался хиппарь в дреддах, голый по пояс, с пистолетом-пулеметом в вытянутой руке.

— СДОХНИ ЕБАНАЯ ФАШИСТКА!

На последнем мгновении перед выстрелом его вдруг покривило, ноги подкосились, запястье неестественно вывернулось. Прогремела очередь — вся ушла в стенку КПП. А через миг грянули уже по-взрослому винтовки снайперов с позиций на крыше и верхних этажах офиса. Нападавшего энергией пуль впечатало в асфальт. Еще три или четыре попадания пришлись уже в мертвое тело, превращая его в кусок мяса.

Началась суматоха, паника, визг. Мередит схватили крепкие руки и повалили на асфальт — Тайрон накрыл ее своим телом, пока оперативники создавали живую стену. В это время она кричала в рацию на запястье: