Четвертый ледниковый период - Абэ Кобо - Страница 22

• Предыдущая
• 22/43
• Следующая

В следующих двух бассейнах тоже были крысы. А в четвертом находились зайцы. Не в пример крысам они безжизненными мешками, покрытыми слипшейся шерстью, неподвижно висели в воде у самого дна. Господин Ямамото щелкнул ногтем по стеклу и сказал: «С травоядными пока получается плохо. Слишком специфичен способ ассимиляции энергии… Первое поколение еще как-то удается вырастить, а вот начиная со второго все идет прахом».

Мы поднялись по железному трапу и оказались перед подвешенной к потолку камерой, похожей на ящик. На пороге камеры я непроизвольно обернулся. Как раз в этот момент у дальней стены в бассейне величиной с грузовой вагон, взбаламутив воду, всплыл с хриплым стоном огромный черный лоснящийся зверь. Это была корова.

— Внушительное зрелище, не правда ли? — с улыбкой сказал господин Ямамото, закрывая дверь. — С травоядными тоже так или иначе получается, если не жалеть искусственных кормов. Коровы дают мясо и молоко, поэтому производство искусственных кормов в больших масштабах оказывается выгодным. Только вот доильные машины отказывают, не работают под водой. Пока мы применяем небольшие вакуумные насосы, но это, разумеется, не выход… — Он повернулся к холодильнику в стене, достал фарфоровый кувшин и налил в стакан молоко. — Попробуйте, пожалуйста. Парное молоко, только что доили. Почти не отличается от молока на суше. Правда, анализы показывают повышенное содержание соли, но молоко здесь скорее всего ни при чем, просто при дойке в него неизбежно попадает морская вода. А самое главное то, что оно свежее.

Чтобы не обидеть его, я одним глотком осушил стакан. Молоко было вкуснее домашнего. Видимо, из-за хороших кормов. Затем меня усадили на стул. Думается, это отличный прием для того, чтобы разбить лед, — сразу угостить молоком и только затем предложить садиться. Если все это игра, то мой партнер является изрядным актером.

— Сейчас поздно, и вы, наверное, устали… Мы-то здесь привыкли к ночной работе, — сказал профессор Ямамото.

Он стоит, сплетя на груди толстые пальцы, спиной к стенду с микроскопом и различными химическими приборами. На пальцах торчат редкие жесткие волоски, как на щетках для домашних кошек и собак. Позади меня высокий книжный шкаф и ширма, за которой виден край койки.

— Ничего, мы тоже частенько засиживаемся допоздна.

— Да, конечно, вы так загружены… Но у нас сам характер работы такой, для нас нет ни дня, ни ночи. Судьба, ничего не поделаешь! Хищники, например, ведут преимущественно ночной образ жизни. Можно было бы прибегнуть к искусственному освещению, но вот собак мы должны дрессировать под открытым небом, а днем этого делать нельзя. Мы ведь прячемся от посторонних глаз…

— Прячетесь?

— Разумеется, прячемся, — подтвердил он с теплой усмешкой. — Но вам-то мы покажем потом, если останется время… Как вы насчет молока? Может быть, еще стакан? Ёрики-кун, ты будешь?

Я с изумлением взглянул на Ёрики. С едва знакомыми людьми так не разговаривают, даже при дружелюбии и общительности господина Ямамото. Однако Ёрики не собирался скрывать, что он здесь свой человек. Он просто присоединился к словам профессора.

— Выпейте, сэнсэй. Вода в молоке из Токийского залива, но она стерильно чистая. Ее здесь отфильтровывают и затем восстанавливают искусственно…

— Давайте я покажу вам макет. — Господин Ямамото встал и вытащил из тумбочки возле книжного шкафа кожаный чехол. Поднялась пыль. — Здесь у меня далеко до стерильной чистоты… Ну вот, взгляните, пожалуйста. Это один из участков лаборатории в вертикальном разрезе. Над ним море… До поверхности около двухсот метров, не так ли? Вода поступает через эти трубы. Фильтры действуют под давлением, используется естественное давление воды. Пропускная способность — около восьми тысяч килолитров в минуту. Кроме того, есть еще два резервных фильтра, на две тысячи килолитров каждый. Но в тщательно отфильтрованной воде, видимо, нарушается некое природное равновесие, она мешает нормальному развитию организмов. В частности, падает способность к ассимиляции, возникают заболевания аллергического свойства. Поэтому здесь, внизу, в отфильтрованную воду добавляются различные органические и неорганические вещества, чтобы приблизить ее состав к природной морской воде. Так мы по желанию воспроизводим воды Красного моря, антарктических морей, впадин Японского моря. У нас ведутся, например, исследования, какие моря наиболее подходят для свиноводства.

— И здесь можно до отвала лакомиться сасими из свинины, — вставил Ёрики.

— Совершенно верно. Свинина у нас на редкость вкусная. Правда, некоторые с непривычки брезгают. Но она гораздо вкуснее говядины. И когда к ней привыкаешь, отказаться уже трудно. Хотите попробовать?

— Нет. Не сейчас. — Мне показалось, что они сговорились дурачить меня, и я разозлился. — Я бы предпочел, если это возможно, немедленно обратиться к основному вопросу… — Тут я заметил, что говорю грубо, но остановиться уже не мог и продолжал куда кривая вывезет: — Право, не знаю, как извиниться перед вами. Свалились к вам как снег на голову в такое неподходящее время… Я полагаю, Ёрики объяснил вам причину нашего визита?

— Да, я слышал, что вы заинтересовались нашими исследованиями… Впрочем, это не имеет никакого значения, не беспокойтесь, пожалуйста. Мы живем здесь в строгой изоляции от внешнего мира, и вы представить себе не можете, сэнсэй, до чего приятно побеседовать с таким человеком, как вы… Живем чуть ли не в центре Токио, а с людьми встречаемся чрезвычайно редко. Ведь получить разрешение трудно.

— Разрешение на выход отсюда?

— Нет, разрешение для посетителей.

— Значит, что же, это лаборатория государственная?

— Нет, как можно! Будь она государственная, как ваша, разве мы могли бы сохранить ее в тайне? Правда, не было бы и таких строгостей. — Он выставил передо мной свою огромную руку, как бы предупреждая мой вопрос. — Нет, этого я не могу вам сказать. Говоря по правде, даже я не совсем понимаю сущность организации, которой принадлежит наша лаборатория… Но у этой организации огромная сила! У меня, например, такое ощущение, будто она держит в руках всю Японию. А поскольку я от души полагаюсь на нее, мне нет смысла узнавать и уточнять то, что меня не касается.

— В таком случае это известно тебе, — сказал я, обращаясь к Ёрики.

— Мне? Что вы, что вы!

Ёрики преувеличенно высоко поднял брови и потряс головой, но я заметил, что лицо его при этом оставалось спокойным.

— Странно, однако, — сказал я. — Как же ты сумел получить для меня разрешение?

— Разумеется, через меня, — произнес господин Ямамото, открывая в улыбке длинные редкие зубы. Кажется, ему нравилось, что беседа становится такой оживленной. — Откуда человеку со стороны знать то, чего не знаю даже я, лицо как-никак ответственное? Просто мне известно, к кому надо обратиться, и, следовательно, испросить для вас разрешение было вполне в моих возможностях.

— Понимаю…

Среди моих карт была одна, которая интуитивно казалась мне козырной, и я неторопливо, упиваясь собственным волнением, выложил ее на стол:

— Значит, когда Ёрики-кун впервые узнал о существовании этой лаборатории, он тоже должен был получить разрешение на осмотр через третье лицо… Иначе у вас не сходятся концы с концами…

Ёрики открыл было рот, но господин Ямамото опередил его.

— Совершенно верно, — сказал он. — Давайте, я вам вкратце объясню, в чем тут дело. Пусть это будет нечто вроде памятки для посетителя. Как я уже говорил, работа этой лаборатории засекречена. Тайну ее должен свято хранить всякий человек, кому она известна, независимо от того, сотрудник он или посетитель. Конечно, закона, который это гарантировал бы, не существует. И мы не берем клятвенных подписок с приложением печати. Формально никто ничем не связан. Зато чрезвычайно строг отбор. Мы показываем лабораторию только тем людям, в которых абсолютно уверены. И поэтому нарушений этого обязательства почти не бывает.

— Почти? Значит, все-таки бывают нарушения?

• Предыдущая
• 22/43
• Следующая