Сколько будет 2+2? - Елизаров Евгений Дмитриевич - Страница 32
- Предыдущая
- 32/36
- Следующая
Словом, и в рядовом химическом синтезе мы замечаем, что в этом мире взаимосвязано все. Ничто не может существовать само по себе, и если наше исследование ограничивается исключительно тем, что происходит за стеклом пробирки, мы рискуем упустить из виду едва ли не самое главное. Перед нами раскроется лишь то, что лежит на самой поверхности, подлинное же содержание предмета ускользнет, оставив нам лишь одну иллюзию знания. Поэтому абсолютно невозможно достичь полного понимания существа изучаемого нами без обращения к каким-то общим представлениям о строении материи, без учета полной суммы тех сложных взаимодействий, в которые их вплетает всеобщая связь и взаимозависимость явлений. Другими словами, и здесь мы наблюдаем, что подлинное существо самой операции сложения никогда не сводится лишь к непосредственному контакту слагаемых; своеобразное «эхо» этого сложения отдается и в большой отдаленности от них. Отсюда и сам итог – это не просто механический результат контакта, но и полная сумма всех его раскатов. Только с их учетом «два плюс два» и в самом деле оказывается равным «четырем».
Впрочем, все эти «высонаучные» истины наглядно проявляются и в повседневной обыденной жизни, что говорится, в «кухонных» примерах. Так, например, любая домохозяйка знает, что нельзя к сильно изношенной вещи пришивать заплату, вырезанную из новой ткани: вместо того, чтобы заделать прореху, вещь будет окончательно испорчена. Точно так же нельзя вставлять в швейную машину разные по толщине и эластичности нити, ибо сформированный ими шов сможет испортить любую, даже выкроенную по самым модным и престижным лекалам модель. Любой повар, колдующий у плиты, знает, что никакая приправа отнюдь не механически слагается с тем, что уже замешено в кастрюле. Один и тот же ингредиент, добавляемый в одном и том же количестве, может и придать дополнительную пикантность, и бесповоротно испортить вкус приготовляемого блюда. Таким образом, окончательный результат любого – кулинарного ли, портновского, какого угодно другого – «сложения» может быть понят до конца только при тщательном учете тонкой метафизики всех тех взаимодействий, которые вызывает к жизни этот процесс. Поэтому талант любого мастера сродни таланту научного исследователя, ибо и у кухонной плиты, и у швейной машинки необходимо мыслить куда более широкими категориями, нежели формальная номенклатура вовлекаемых в единый процесс материалов.
Говорят, что секрет старинных скрипок рождавшихся искусством таких волшебников звука, как Амати, Гварнери, Страдивари, таился в составе лака, которым они покрывались. Именно он составлял их главный секрет, именно он придавал звуку ту колдовскую выразительность, которая и делала сами скрипки подлинными шедеврами музыкального искусства. Можно долго гадать, что именно одухотворяло эти бессмертные инструменты, какой именно нюанс «сложения» так по сию пору и остается неуловимым для нас, – вооруженная самым современным инструментарием химия ответа не дает. Но одно несомненно: великие мастера умели мыслить куда шире, чем все окружавшие их ремесленники, именно поэтому им и открывалось то, что так и осталось недоступным их собратьям по цеху.
Можно от простой механики, физики, химии восходить и к более высоким уровням строения вещества, но и там мы обнаружим все то же. В результате любого осуществляемого нами синтеза необратимым образом изменяются сами слагаемые. Иначе говоря, по завершении того объединяющего действия, которое может быть описано математической операцией сложения, они оказываются уже совсем не теми, чем были до нее. Но все следствия производимой операции не ограничиваются одним только этим: в конечном счете происходящие изменения затронут самое широкое окружение вещей, вовлекаемых нами в какой-то процесс. Необратимо изменяется гораздо более широкая реальность. В свою очередь, это означает, что и раскрыть подлинное содержание, и расчислить действительно полный результат сложения можно только в том случае, когда будут учтены все – как внутренние, так и внешние, перемены.
Пусть нас не убаюкивает то обстоятельство, что все эти изменения могут носить настолько микроскопический характер, что ими можно пренебречь. Пренебрегать в исследовании нельзя вообще ничем, здесь уже говорилось о том, что науку интересует только абсолютный результат. Что же касается его микроскопичности, то что в начале двадцатого века могло быть незначительней атомного ядра? Но ведь именно его исчезающе малые размеры, как оказалось, таили в себе те силы, которые перевернули весь наш мир.
Мы тронули законы сохранения. Но ведь и кроме них существуют влияния, которые сказываются на результатах всех совершаемых нами действий. Поэтому в конечном счете на всех уровнях строения вещества мы рано или поздно обнаружим, что затверженные в детстве истины далеко не столь однозначны и бесспорны, как это когда-то казалось нам. Но вместе с тем мы обнаружим и другое: ограничиться одним только этим наблюдением, значит, не увидеть самого главного во всем том, что окружает нас. А именно того, что все явления этого мира тесно взаимосвязаны между собой, и никакие изменения, происходящие с ними, не могут быть до конца осознаны там, где анализ ограничивается покровом только их собственной вещественной оболочки. Словом, даже самые банальные вещи, мимо которых мы часто проходим, не останавливаясь и не задерживая взгляда, на самом деле скрывают в себе многое из такого, что способно заставить нас пересмотреть привычные представления о мире.
Неспособность выйти в более широкий контекст – категорически несовместима с методологически выдержанным научным исследованием. Собственно, наука – это в сущности и есть постоянное движение куда-то «вширь» и «вглубь». Там, где это движение останавливается, миру является лишь «труп истины», бессмертная же душа ее ускользает от нас, ибо сама истина, как мы уже имели возможность увидеть, – это вовсе не застывшее умосостояние ученого сообщества, но бесконечный развивающийся по спирали «отрицания отрицаний» процесс.
Обратимся под конец к совершенно иному, значительно более сложному, чем те, которые описываются физическими или химическими формулами, классу явлений.
В 1906 году в Англии был спущен на воду новый корабль, имя которого стало нарицательным, дав название новому классу боевых судов. «Дредноут» стал воплощением высшей военно-морской мощи первой морской державы мира. Он учел не только все достижения передовой кораблестроительной мысли, но и все уроки крупнейшего по тем временам Цусимского сражения, в котором погибла русская эскадра.
Новый линкор превосходил по своей мощи все, что плавало по морям в те годы. Так, например, если «типовой» эскадренный броненосец того времени вооружался четырьмя двенадцатидюймовыми орудиями, расположенными в двух бронированных башнях, то «Дредноут» обладал десятью. Правда, с учетом того, что на одни борт могли стрелять только восемь, общее его превосходство по артиллерии не превышало двух крат. Если лучшие броненосцы того времени могли развить скорость 18–19 узлов, то турбины «Дредноута» сообщали ему 21 узел. Между тем скорость – это тоже оружие, ибо превосходство в ней означало, что он легко мог уклониться от боя с превосходящей его соединенной эскадрой боевых кораблей и, напротив, навязать бой любому, кто не обладал преимуществом над ним. Кроме того, значительно большее водоизмещение нового линкора позволило поставить на нем гораздо более мощную и развитую, чем та, которой защищались жизненно важные центры броненосцев того времени, броню. Словом, это был синтез всего самого передового, что только могла обеспечить и промышленность самой могущественной империи, и кораблестроительная наука. В результате образовавшаяся здесь сумма качеств сформировала собой нечто неслыханное.
Понятно, что все флоты того времени бросились в погоню за Англией, и после 1906 года военно-морская мощь держав, претендующих на то, чтобы и их голос учитывался при разделе мира, стала исчисляться уже только количеством дредноутов.
Цусимское сражение отделяет от первой мировой войны менее 10 лет. Но и за эти неполные десять лет военно-морской флот сумел пережить еще одну революцию, ибо появился новый класс суперлинкоров (типа «Королева Елизавета»), который превосходил «Дредноут» в такой же степени, как тот эскадренные броненосцы времен Цусимы. Корабли такого же класса появились и на вооружении основного противника Великобритании – Германии.
- Предыдущая
- 32/36
- Следующая
