Проводник - Михайлов Алексей - Страница 59

Когда освятили воду, и священник стал всех ей окроплять, злыдень снова начал неистовствовать. Он буквально зашелся криком и начал безостановочно дергаться у меня на спине, как будто его ошпарили кипятком. Возможно, такие ощущения он и испытывал. Он заставил меня встать и принялся подталкивать к выходу. Я даже сделал пару шагов. И тут на меня попала очередная спасительная и освежающая порция святой воды.

Бес испуганно взвизгнул и затрясся, шепча мне на ухо: «Пожалуйста, давай уйдем отсюда, я тебя сразу отпущу и никогда к тебе не вернусь». В этот момент батюшка удостоил меня персональной благодатью, плеснув целое кропило мне на спину, прямиком на Гореслава. Тот внезапно замолчал и оцепенел.

— Во исцеление души и тела! — провозгласил священник.

Я ощутил невероятное облегчение, повернулся к нему и перекрестился. Но батюшка уже ушел дальше, благословляя других прихожан. Я почувствовал, что Гореслав все еще сидит на мне. Он ухватил меня за горло и как бы повис. И тут справа, на столе, я увидел выставленные прихожанами различные емкости для святой воды. Их тоже окропляли. И вода в них тоже была святая!

«Надеюсь, никто не обидится», — решил я, подошел к столу, взял пятилитровую бутылку и поспешил с ней на улицу. Отойдя от храма, я поставил бутыль на землю и принялся скидывать с себя верхнюю одежду. Когда осталось снять футболку, я почувствовал резкую боль в спине. Это пришел в себя Гореслав.

Понимая, что, может быть, это его последний шанс, злыдень начал что есть сил бить меня по голове, дергать за уши и за волосы, злобно рыча и проклиная. Чувствуя, что сейчас потеряю сознание, я схватил бутыль, нагнулся и принялся поливать себя святой водой. Сначала голову, а потом, разогнувшись, и спину.

Раздался истошный крик, от которого даже у меня свело скулы. Злыдень изо всех сил прижался ко мне, а я все лил и лил, пока не потерял сознание.

— Эй, очнись, — услышал я откуда-то издалека заботливый голос.

Я открыл глаза и обнаружил, что сижу на земле, а надо мной склонились две монашки — старенькая и помоложе.

— Пойдем, давай, замерзнешь! — сказала старенькая монашка, помогая мне подняться.

Ничего не соображая, я встал и дал им возможность отвести себя в ближайшее здание. Там меня усадили в какой-то каморке, накинули на меня теплый пуховый платок и сунули в руку чашку горячего сладкого чая.

— Что, бес одолел? — участливо спросила старая монашка.

— Ага, — кивнул я, сделав глоток чая.

— Теперь не будет, — сказала она, — нету его.

— А где он? — машинально спросил я.

— Сгинул!

Я молча пил чай. Монахиня сидела и смотрела на меня. Монашка помладше куда-то ушла.

— Ты откуда сам-то? Есть, куда идти? — нарушила, наконец, молчание моя спасительница.

— Ага, — ответил я, дуя на чай, — у меня тут недалеко квартира. А Вы, правда, видели беса?

— Что Господь позволил, то и видела, — уклончиво ответила монахиня, — но вижу точно, что креста на тебе нет!

Я потрогал шею. И правда — крестика не было. Где-то потерял. В этот момент вернулась вторая монашка, которая принесла мои куртку и толстовку. А еще пакет с сырой футболкой и аптечку.

— Ты, хоть, крещенный? — поинтересовалась монахиня, открывая аптечку.

— Угу, — кивнул я.

— Агния, принеси крестик, — велела она младшей монахине, а потом мне, — ну-ка, дай посмотреть спину.

Сняв платок, я повернулся к ней спиной, попутно сам взглянув на свои плечи.

— Батюшки, — воскликнула монахиня, — кто это тебя так? Неужто бес?

Насколько я мог видеть, мои плечи покрывали синяки и глубокие царапины. Монахиня перекрестилась и принялась заботливо обрабатывать раны зеленкой. Спина начала гореть. Пришла вторая монахиня, принесла крестик и протянула мне. Не мой — обычный алюминиевый. На тоненькой белой ниточке. У меня был золотой.

— Ну, вот и все, — сказала старшая монахиня, — посиди так еще несколько минут, пусть впитается, и можешь одеваться.

— Спасибо, — с благодарностью воскликнул я, чувствуя себя с каждой минутой все лучше и лучше, — я, пожалуй, пойду!

— Во славу Господа! — кивнула монахиня.

Я вышел на улицу и с удивлением поймал себя на мысли, что ничего не изменилось. Тот же мороз. То же яркое солнце за дымкой далеких облаков, те же люди, стоят у храма. А я по ощущениям изменился кардинально. Стал живым! И ожидал, что вместе со мной изменится и весь мир. Но нет, жизнь текла своим чередом. Миру до меня было мало дела. Я вздохнул полной грудью свободный воздух и пошел домой.

Времени было еще только около полудня. Я оглядел квартиру — она выглядела сильно запущенной. Но зато холодильник вновь заработал. У меня были странные ощущения. С одной стороны, я чувствовал себя превосходно. С другой стороны, тело изнывало от усталости и боли. В коридоре я на всякий случай посмотрел на свое отражение в зеркале через кольцо. Гореслава не было. Спину покрывали масштабные зеленые разводы. Раны были замазаны зеленкой полностью, синяки — решеткой.

Помню, в армейке перед марш-броском под самый конец КМБ,[42] ногу подвихнул. Она у меня распухла. Пришел в медчасть, а они мне вот также зеленкой помазали. Марш кое-как пробежал. А потом, когда в часть прибыли — оказалась трещина на пальце. Потом месяц в кроссовках ходил.

Я поставил варить гречку. Достал из дивана банку тушенки. Вскипятил чайник. Определил телефон на зарядку. Включил проигрыватель. Нашел пластинку Калинова моста. Узарень. Как увидел, сразу захотелось послушать…

Пока готовилась еда, чуть прибрался. Потом поел, попил чая и завалился спать. На диван. На живот, чтобы не испачкать всё зеленкой. Поставил будильник на 4 часа. И сразу же отрубился. Без предварительной рефлексии по поводу своего безумия. Без сновидений.

Проснулся за секунду до будильника. Отдохнувший. Здоровый и полный сил.

«Так, пора действовать, — решил я. — Первым делом — душ, потом — чай, потом — искать Катю».

Только я вышел из ванны, позвонили в дверь. Я сразу же настроился на худшее. Быстро натянул не себя черную футболку и джинсы, спустился вниз. Открыл дверь, занеся руку для удара. Если это Костя, сразу получит по морде.

На пороге стояла Вера Михайловна.

— Что, сходил в церковь? — спросила она, оглядев меня с ног до головы.

— Да, утром ещё, — ответил я, пропуская ее в дом.

Мы прошли в квартиру. Я сразу же поставил чайник.

— Выглядишь куда лучше, чем вчера, — удовлетворенно кивнула она, усаживаясь на стул, — ну, какие у тебя теперь планы?

— Пойду Катю искать, — пожал я плечами, мол, а какие еще варианты.

— Понятно. А если с Мореной столкнешься?

— Там видно будет, — неопределенно ответил я, пристально глядя на гостью, — а что, есть какие-то мысли по этому поводу?

— Да какие тут мысли. Осторожнее надо быть. Она же демон смерти. Мара! Шуру нашу последнее время все донимала, чтобы та ей проход открыла. Слава Богу, Шура умная была. Выведала все и отказала ей. Видишь, чем все это кончилось…

— В смысле, — не понял я, — Вы хотите сказать, что это Мариша Шуру сгубила?

Вера Михайловна печально кивнула. Теперь была моя очередь навернуть несколько кругов по кухне, прежде чем успокоиться. За это время все окончательно встало на свои места. Я никакой не сумасшедший, а обычный деревенский парень, оказавшийся втянутым в дела, о которых не имею ни малейшего понятия.

— Шура предполагала, что Морена ведет нечестную игру, поэтому зашифровала и спрятала письмо для тебя, — продолжила Вера Михайловна. И все переживала, что ты не поймешь. Не поверишь.

— А что вообще происходит? — задал я вопрос, сам удивляясь, как это додумался спросить самое важное, — зачем Морене нужен проход?

— Как объясняла мне Шура, — начала Вера Михайловна, — после крещения Руси у Морены настали трудные времена. В её Подземное царство приходило все меньше и меньше подданных. В конце концов, оно вообще не опустело. Вот она и хочет исправить ситуацию. Ей нужно, чтобы здесь, в нашем мире как можно людей уверовало в ее божественную силу. Но она очень слаба. Ей необходимо открыть проход, чтобы вытянуть из глубины веков древние, обреченные на забвение, силы. Давно забытых всеми демонов и богов. И с их помощью снова заполнить свое царство людскими душами. Они ее пища!