Предрассветные миражи - Муратова Ника - Страница 15

Кира относилась к тому типу женщин, которые с возрастом только хорошеют. Точнее, пожалуй, не хорошеют, тут другое слово будет более уместно — расцветают. Именно расцветают. Хорошенькими такие женщины могут быть и в детстве, и в подростково-школьном периоде, но в пору своего расцвета они вступают тогда, когда их начинает постепенно наполнять уверенность в себе, мудрость, приобретаемая с годами, знание человеческой натуры, мужской в особенности, и, самое главное, с годами к ним приходит осознание своей силы.

В свои двадцать девять лет Кира выглядела привлекательной, уверенной в себе женщиной. Она не сомневалась в своей притягательности, в том впечатлении, которое она оказывала на мужчин, но при этом за годы брака мысль об измене никогда не посещала ее. Секс занимал в ее жизни не последнее, но и не первое место. Она никогда бы не ринулась с головой в омут страсти и на женщин, бросающих все ради любимого мужчины, смотрела свысока. Отношения в постели с Андреем были наполнены взаимной нежностью и отзывчивостью тел. Она научилась хорошо чувствовать мужа и себя, научилась находить удовольствие как в пылающем энергией и огнем, так и в мягком, неторопливом сексе. И даже когда страсти в их постели понемногу улеглись и количество уступило место качеству, она не ощущала неудовлетворенности, напротив, больше наслаждалась сбалансированностью своей жизни, где всему было место: и сексу, и разговорам по душам, и уважению, и любви — словом, всему, что, по ее мнению, необходимо было счастливой семье. Пожалуй, именно эта удовлетворенность и придавала ей такую привлекательность — привлекательность уверенной и довольной собой женщины.

Кира умела вести себя с мужчинами всех возрастов, умела найти подход, быть для них интересной. Но дальше дружеских отношений с ними никогда не заходила. Она ценила свой брак, мужа и отдавала всю энергию на укрепление своего настоящего и будущего. После того как страшные воспоминания детства восстановились в ее памяти, она еще больше стала стремиться к тому, чтобы добиться уверенности в завтрашнем дне. Чем большего она добивалась в жизни, тем больше она оправдывала перед собой свое право жить. Ей казалось, что, если она сломается, споткнется, ошибется, это будет означать, что она вообще зря прожила свои почти тридцать лет и ей надо было умереть тогда вместе с братом. А успехи давали уверенность, что это не так, придавали силы двигаться дальше.

Когда наступил кризис, она оказалась более готовой противостоять ему, чем Андрей. Он впал в отчаяние, сделался каким-то озлобленным и равнодушным к собственной судьбе, она же, напротив, была полна энергией и идеями.

— Ты нашел Кристаллинских? — в который раз спрашивала она мужа.

— Нет еще.

Андрей открыл себе больничный через знакомого врача и уныло отлеживался дома, щелкая кнопками на пульте управления телевизором. Его откровенная депрессия начинала выводить Киру из себя. Он совершенно ничего не предпринимал. Мало того, он даже не хотел обсуждать сложившуюся ситуацию. Словно сдался, даже не попробовав бороться.

— Андрюша, я тебя не понимаю. Я знаю, что все, что происходит, — крайне неприятно, но это не повод весь день валяться на диване. У тебя светлая голова, и если ты хоть немного попробуешь подумать, я уверена, что ты найдешь выход.

— Угу.

Щелк — переключил на другой канал

— Ну что на тебя нашло? Ты же понимаешь, что сейчас важен каждый день, каждый час. Если упустишь момент, все, можешь вылететь из обоймы. Навсегда.

— Значит, вылечу. Плевать.

— А мне не плевать, дорогой мой. Я не дам тебе загубить все, к чему ты так долго шел. И чего ты достоин. И все из-за статьи какой-то шизофренички.

— Угу.

Кира вышла из комнаты, иначе в следующую секунду она бы разбила либо пульт, либо телевизор. Бессмысленное переключение каналов выводило ее даже больше, чем безучастный вид мужа. «Ему плевать, — думала она, вышагивая по своей спальне. — Ему плевать, даже если его посадят в тюрьму. Ну что же, ему плевать, а мне нет. Значит… Значит, действовать буду я. Интересно, как мне самой можно выйти на эту журналистку? Если я ее найду, то, может, и Андрей встрепенется. Просто необходимо выяснить, кто же подсунул ей эту информацию, и тогда Андрей чист!»

Кира взяла мобильник и вышла на улицу. Андрей даже не спросил, куда она. На улице она отошла от подъезда, завернула за угол дома, чтобы ее невозможно было увидеть из окон их квартиры. Необходимо было позвонить. Раз Зелотов говорит, что Кристаллинская в Москве, значит, знает, где ее найти. Значит, и Андрей может это узнать. В конце концов, на то имеются специальные службы. Звонить Зелотову она сама не может. Сейчас все накалены до предела, это будет неуместно. А встряхнуть Андрея и заставить его пошевелиться сможет сейчас только один человек. Скрепя сердце и задвинув все личные отношения подальше, она набрала номер.

— Женя? Женя, привет, это Кира. Как у тебя дела? Нет-нет, ничего не случилось… Просто… Хотя нет, случилось. И мне надо с тобой поговорить. Лучше встретиться. Ты когда в Москву собираешься? Уже здесь? Какая удача. Мы можем встретиться? Да хоть сейчас. Куда мне подъехать?

Они сидели в кафе около галереи, где готовилась очередная выставка Жени. Сестра Андрея, будучи в детстве совершенно бесперспективной девочкой, неожиданно для всех стала довольно известным фотографом, и ее выставки проходили даже в московских галереях, а работы публиковались в самых известных глянцевых журналах. Вражда, мешающая поначалу их общению, со временем перешла в нейтралитет, соблюдаемый обеими. Но неприязнь всегда тенью витала над их головами. Скорее всего, виной тому была отчасти ревность. Обе претендовали на первое место в сердце Андрея, но Женя, будучи девушкой неглупой, понимала, что она лишь сестра, хоть и очень близка брату, а Кира — супруга, живущая с ним единой жизнью. Сейчас было не до психоанализа. Андрей переживал кризис, и ему необходимо было помочь.

Кира и Женя сидели напротив друг друга за крошечным кофейным столиком, являя окружающим образец двух противоположностей. Безупречно одетая шатенка в черном брючном костюме, словно на пресс-конференции, с мраморной кожей, тщательно уложенными волосами, прямой спиной и изысканным макияжем, и веснушчатая девушка с пышной рыжей шевелюрой, в потрепанных джинсах и пончо невероятной расцветки, где, казалось, встретились все цвета радуги.

— Что стряслось? — Женька закурила, кивнула и улыбнулась официанту, явно знакомому, заказала ледяной чай с лимоном.

— Мне тоже, — вставила Кира.

— Значит, два ледяных чая. Так что у вас случилось? Ты меня напугала.

— Да ты, наверное, и без меня знаешь, что у Андрея неприятности.

— Заболел, что ли? — встревожилась Женя.

— Да нет. — Кира подумала, что для ее золовки карьера брата стоит далеко не на первом месте. Она даже не принимает в расчет то, что его рабочие неприятности могут быть поводом для беспокойства. — Я о том, что у него на работе творится.

— А-а-а, — облегченно вздохнула Женя, подтверждая Кирины мысли, — ты по поводу этой статьи, да?

— Именно. Он тебе рассказал?

— Рассказал. Неприятно, ничего не скажешь.

Кире показалось, что Женя как-то немного напряглась. Но потом это ощущение прошло.

— Мы должны ему помочь, Женя. Он в абсолютной депрессии и ничего не хочет предпринимать. Так нельзя.

— Но это же его решение. Мы должны его уважать. Если он ничего не хочет делать, мы-то что сможем изменить?

— Нет, все не так. Изменить, вернее, попытаться изменить еще можно. Только он не хочет, сдался до боя, понимаешь?

— А есть за что бороться?

Кира задержала дыхание, стараясь не терять хладнокровия и дружеского вида. Женя никогда не понимала ценностей, которыми дорожила Кира. Она жила и живет по другим законам, другими приоритетами.

— Есть, Жень, есть. Это важно для Андрея. Если он сейчас потеряет свою работу, не получит повышения, он потеряет веру в себя, в свое будущее. Ты же этого не хочешь? И я не хочу. Мы должны ему помочь.