Бронированные жилеты. Точку ставит пуля. Жалость унижает ментов - Словин Леонид Семенович - Страница 135

Для крепости дела важно было то, что Сизова застрелили из пистолета именно этой марки. Все тогда хорошо увязывалось одно с другим.

" В первом акте на стене висит пистолет и в последнем он стреляет!»

Пистолет искали серьезно. К розыскному делу был приобщен составленный Главным Научно — Исследовательским Центром Управления и Информации МВД

СССР список всех неразысканных в Союзе «вальтеров» почти за полстолетия.

Одним из первых шел экземпляр, объявленный в розыск еще в 47 году по факту убийства редактора районной газеты в Литве. С тех пор смертоносное оружие так и не было найдено.

Все, впрочем, оказалось ни к чему.

«Вальтер», из которого, как утверждал следователь и как признались преступниики, был произведен смертельный выстрел в Сизова, обнаружить не удалось.

Заключение, на которое ссылался на эксперт–баллист, было подшито в самом конце среди прочих бумаг.

" Обнаруженные в вагоне гильза и пуля составляли до выстрела единый патрон, стеляный из 9–миллиметрового пистолета " Ческа збройовка» модели 1927 или 1924 года…»

Это был подлинник.

Заключение эксперта в нарушении закона не было приобщено к уголовному делу. С ним не ознакомили ни подсудимых, ни их адвокатов. Ни суд.

Следователю документ мешал, поскольку опровергал все сделанные на следствии признания. То ли убийцы не знали, что за марка оружие была при них, то ли Сизова убили совсем другие люди…

Игумнов покосился на хозяина кабинета. Начальник розыска Белорусского уже несколько минут нетерпеливо посматривал в его сторону.

— Ну как?

— Все. Держи. Спасибо.

— Ладно. Ты того… — Хозяин кабинета поднялся. — Не обижайся, если что не так.

Игумнову показалось, что он знает причины по которым «белорусс» откровенно махнул рукой на себя. На несвежий свитер, мятый пиджак….

Рано или поздно дело, которое лежало сейчас перед ним должно было развалиться как полностью сфальсифицированное. И именно его — начальника розыска вместе следователем — не генерала Скубилина, ни другого из вышестоящих кураторов — сделают крайним. И не начальство, а свой брат такой же начальник розыска — поймет, а потом и принесет ему передачу в " Матросскую тишину»…

— Ладно, чего там… — Игумнов не поднял взгляд.

" И в электричке, и у нас на вокзале стреляла одна и та же «Ческа збройовка»…

Игумнов знал высокую квалификацию эксперта–баллиста–его заключения ни разу не были опровергнуты. Была и другая связь: семья Волкова тоже жила по Белорусскому ходу.

" Убийство Сизова дело их рук…»

И труп мафиози Джабарова следовало искать в этих же местах.

— Как у тебя с твоим убийцем–таксистом? Все пишет? — Белорусс попробывал взбодриться. Игумнов поддержал:

— Не перестает! Я сейчас как раз в Инспекцию. По этому самому делу.

— Смотри: Исчурков, он мужик пакостный…

— Я знаю.

— Может поговорить с ним насчет тебя? Мы вроде по корешам… — Теперь он откровенно заискивал.

— Да нет. Спасибо.

Игумнов взглянул на часы. Пора было ехать. События быстро наворачивались одно на другое.

МЕНТЫ. ИГУМНОВ, ИНСПЕКЦИЯ.

— На тебя тут бумага, Игумнов.

Начальник Инспекции не протянул руки, кивнул, поднял нездоровые, с красными прожилками глаза.

— Очень приятно.

— Приятно или нет — это твои проблемы.

— И твои тоже, Исчурков… — Они вместе учились в Академии МВД. Игумнов всю дорогу его задирал.

— Вот жалоба на тебя, адресованная на имя 27–го съезда КПСС… Исчурков относился к нему неприязненно, при том, что откровенно побаивался. — Можешь ознакомиться. Это — копия…

Исчурков выложил на стол бумагу. Игумнов бегло ознакомился с текстом.

Ничего нового в жалобе не было.

Тюремный адвокат, изложивший претензии убийцы, пользовался теми же оборотами речи и аргументами, что и сама власть. Это был высокий стиль адвокатов из числа осужденных к длительным тюремным срокам.

Пафос, сентиментальность, откровенное вранье.

Надо было быть идиотом, чтобы во все это поверить.

" Дедушка мой прожил доблестную боевую жизнь, поднимая народное хозяйство, защищая советскую власть, интересы молодого советского государства и народа…»

Убийца–садист, ночной охотник на одиноких женщин, явно издевался. Это была дурная нахальная насмешка над теми, кому адресовалась жалоба.

Игумнов прочитал вслух:

— " Дедушку я лично не знаю. Настоящей матерью мне стала слабая здоровьем бабушка…» Ты тоже этому всему веришь, Исчурков? Да камера, должна была подыхать от хохота, когда это писалось…

Исчурков поднял голову, ничего не сказал.

— Зато исполнение какое!

Текст был набран первоклассной машинисткой на отличной бумаге.

— Видно на самом верху перепечатали… Для президиума Съезда!

Игумнов прочитал еще абзац.

— " Она любила меня, воспитывала в меру своих скромных возможностей и спсобностей честного человека…»

— Ниже там о тебе персонально.

Исчурков готовил какой–то документ начальству — спешил. Разрезал, клеил…

— «Работники уголовного розыска из низменных побуждений и корыстных мотивов стали наживаться на моем горе и набирать служебные очки под видом псевдораследования…» Да это прямо для " Международной амнистии!»

— И дальше…

— " Совершенно пьяные Игумнов и Бакланов, грозя мне смертной расправой, унижали честь и достоинство моей супруги…»

Игумнов щелчком отбросил бумагу.

— Чушь!

— Осторожно! — Исчурков подхватил бумагу. Жалобу полагалось возвратить в ЦК КПСС. — Там еще. В самом низу…

Один из абзацев был отчеркнут.

Игумнов узнал текст — те же обвинения присутствовали в жалобе на имя Генерального прокурора, с которой их знакомила следовательша:

— «… Начальник уголовного розыска Игумнов и инспектор ГАИ нагрудный знак «МО–14565» Бакланов сразу после задержания немедленно подвергли меня жестокому избиению, грозили поломать ребра и изнасиловать…»

— Жалоба взята на контроль, Игумнов. Установлен срок для проверки и дачи ответа…

Игумнов почувствовал, как это с ним уже случалось в последнее время, нога его неожиданно дернулась…

" Становлюсь психом…»

— От меня–то что требуется?!

— Для начала напишешь объснение.

— Объяснения убийце? — В глазах что–то поплыло — серое пятно, закрывшее свет. — Этого не будет!

— Что ты хочешь сказать?!

— Пошли им его собственноручное признание! Как он взял из багажника металлический прут, положил девчонке на горло и встал на него. Наблюдал: как она умирает…

Мутная пленка сейчас уже плотно прикрыла нижнюю часть глаз. Голова Исчуркова была теперь словно отрезана от туловища.

— А то, видишь ли, Съезд всполошился: «Подумайте только: у убийцы в какалке косточка застряла!»

Исчурков едва не потерял дар речи.

— Подумай, что ты позволяешь себе!

— Все! — Игумнов поднялся.

На вокзале было полно дел.

Он уже шел к дверям. Внизу его ждал Бакланов с машиной.

— И больше меня по этому делу не вызывай, Исчурков!

— Знаешь, что тебе за это будет?

— А пошел ты…

Место начальника отделения розыска не было синекурой: низкий оклад, рабочий день до глубокой ночи, постоянный мальчик для битья. Со стороны сюда не шли. Начальники вокзальных розысков были примерно одного возраста, прошли примерно один и тот же путь. Лесенка была одна: опер — старший опер — зам

начрозыска… Если начальника розыска понижали — она падал сразу до старшего опера.

— Смотри, не пожалей, Игумнов! Есть данные: с регистрацией совершенных преступлений у тебя не все чисто!

— Еще бы!

Грехи начальников розысков были все, как на ладони. До времени на них закрывали глаза.

Сверху требовали: «все преступления зарегистрировать и все раскрыть..» Хотя все понимали — требовать полной регистрации преступлений и стопроцентной их раскрываемости, по меньшей мере, безнравственно.

Начальники розысков регулировали возбуждение уголовных дел. А на деле укрывали от регистрации кражи чемоданов, сумок, вещей из контейнеров, раскрытие которых было бесперспективным. Полученным в результате бесчисленных фальсификаций процентом генералы отчитывались перед министром, а тот, в свою очередь, перед ЦК КПСС и это всех устраивало…