Бронированные жилеты. Точку ставит пуля. Жалость унижает ментов - Словин Леонид Семенович - Страница 138
- Предыдущая
- 138/151
- Следующая
— Чего ж?! Алеха — фраерок. Это его дела.
— От него записка пришла. Следователь — его земляк. Он ему сказал, кто его вложил…
— Ну?!
— И почему ты на свободе…
" Продажные менты… Вот и помогай вам…»
— Мусору веришь…
Кавказец оставил слова без внимания.
— И за что тебя прописали в Москве. Управление милиции на железке… Так?
На карту была поставлена его жизнь.
— Тогда ответь… — У Николы был существенный аргумент в его пользу. — Тебя с Алексеем посадили ко мне? Или меня бросили в камеру к вам?!
Его посадили к ним.
Это было важным. Менты, как правило, первым сажали своего человека. Обосновавшийся в камере он получал, таким образом, неоспоримое преимущество старожила над вновьприбывшими….
Никола мельком взглянул на «мокрушника».
Его кавказские кенты вряд ли знали, что он провел ночь в камере в 33–ем как залетный из Нерехты…
Никола намеренно обходил его, рассчитывая на ответную помощь.
— Вы ведь уже сидели, когда меня привели?!
Но катала только отмахнулся.
— А как меня самого взяли в гостинице в ту же ночь! Кто мог знать, что я там? Только ты и Алексей!.. Но он сидел! И сейчас еще сидит…
Никола выругался.
— Да в московских гостиницах вертухай на вертухае!
— Менты приехали четко за мной! Знали что у меня пистолет!
— Менты тебе что хочешь скажут!
— У меня там баба — администратор. Я ей плачу… Она все слышала.
Кавказец оглянулся — вокруг по–прежнему никого не было. Что–то негромко добавил по–своему.
— А брали меня как раз транспортные менты. С этого вокзала. Соображаешь? Начальник розыска. Фиксатый. Знаешь его?
Тайное, в конце концов, всегда становится явным.
Никола погибал.
В огромном набитом конторой зале рядом с лестницей ни одна сволочь не смотрела по сторонам — а только на херотень, что шла по телевизору.
Богатый чемодан–ловушка все стоял у стены.
" Хоть бы кто нибудь толкнул…»
Сирена мгновенно бы подняла всех.
Кавказцы взяли Николу в кольцо — даже при желании он не смог бы теперь из него вырваться.
" Вот как бывает…»
Из десятков разборок выходил он невредимым, незапятнанным авторитетом, никогда — с пацанов еще — не знал страха за жизнь.
Что–то в нем дрогнуло.
— Погоди! — он обернулся к «мокрушнику». — Ты–вор! Я вижу людей… Скажи свое слово!
Тот был сейчас его союзниковм по жизни — когда–нибудь его непременно ждало то же.
" И начальство в 33–ем не погладят по головке, если выяснится, что их человек участвовал в мокрухе…»
Никола не сомневался в намерениях бригады.
" Залетный» его понял:
— Я лично к тебе ничего не имею, браток…
Кавказец покосился:
— Помолчи! С тобой тоже будет разговор!
Разборка закончилась тут же, у лестницы.
Эдик взглянул на мужика с зонтом, стоявшего позади.
И тут же короткая металлическая трубка в черном чехле с виду несильно коснулась шеи Николы.
Вор упал, но еще прежде голова Никола свалилась набок, как верхушка на сломаном стебле.
— Уходим! — скомандовал Эдик.
СМЕРДОВ
Подрезанный накануне Николой у винного магазина амбал все еще находился в стационаре. Смердов появился, когда огромная многоэтажная больница уже забылась в тревожном неглубоком сне.
Заместитель начальника 33–ьего и его опер — молодой дембель с Алтая двинулись нескончаемо–длинным узким коридором, в котором им не встретился ни один человек.
Проплутав в больничном подвале, они попали в приемный покой.
— С кем тут можно поговорить? — Смердов наугад открыл одну из дверей. В
кабинете никого не было. На сломанной кушетке спал пьяный бомж, лицо его было в крови.
Наконец Смердов нашел дежурную бригаду.
Врачи только что поужинали, включили магнитофон. Никто не спешил взяться за работу.
Узнав, что требуется ментам, бородач–хирург вызвался помочь, он был чуточку поддатый.
— Сюда…
Лифт поднял их на пятый, к блоку интенсивной терапии. Длинный, метров на триста, коридор был полуосвещен.
Больные спали.
— Идемте.
Бородач и менты двигались мимо неосвещенных столовых и ординаторских. На постах у ночных сестер светились неяркие настольные лампы.
— Сюда. Это здесь… — позвал хирург.
Раненый лежал у окна, под капельницей, он слышал, как скрипнула дверь, открыл глаза. В палате лежали еще двое, тоже с капельницами, они не пошевелились.
— Лежи, лежи…
Все трое подошли к кровати.
— Мы на два слова! — Смердов сказал жестко: — Преступник, который тебя подрезал у магазина, задержан. Он у нас. Надо кое что уточнить.
— Я уже сказал… — чуть прошептал раненый.
— Что именно?
— Упал я!
Смердов прервал грубо:
— Мозги нам не парь, малый!
— Я сказал…
— Доктор, — Смердов обернулся к хирургу. — Вы посмотрите пока других больных. А мы пошепчемся…
— Хорошо… — Бородач растерялся.
— Прикрой дверь, — скомандовал Смердов оперу–алтайцу, едва хирург вышел.
Вчерашний дембель отошел к двери.
— А ну, быстро рассказывай! — Смердов нагнулся над раненым. — А то я сейчас посмотрю, какой ты герой, если тебе швы распустить…
— Я…
— Ну!
Он поднял одеяло. Справа на животе амбала белела наклейка.
— Быстро!
Наклейка была уже в руке у Смердова. Безобразный, большими стежками шов заканчивался коротким шнурком.
— Он молодой, в годах?
Смердов уже держал конец шнурка.
— Ну!
Раненый сдался.
— В годах…
— Высокий? Среднего роста?
— Среднего.
— Худощавый.
— Да.
— А одет?
— В осеннем пальто. Дедок…
— Правильно. За что он тебя?
— Сам я полез, пьяный был.
— Опознать сможешь?
Раненый колебался. Угроза его жизни была вполне реальной.
— Да.
— Ладно, давно бы так.
Смердов прихлопнул наклейку. Раненый застонал.
Появился хирург. Самолюбие его было уязвлено. Он не намерен был больше терпеть бесцеремонность ментов.
— Все! Больному нужен покой!
— Уходим. Где у вас телефон, чтоб поменьше ушей. Фу, черт! — Смердов чуть не сбил капельницу.
— В ординаторской. Но там спят…
— А автомат?
— Рядом с отделением травмы конечностей.
Смердов ответил со смешком.
— Мог бы и сам сообразить: лежачие мало звонят. Тут недалеко?
— В конец коридора.
Из автомата Смердов связался с дежурным по отделению.
— Звони в «скорую». Мне нужна их пленка с записью вызова к винному магазину. По поводу раненного…
— Понял вас.
— И еще подготовь наши магнитофонные записи за сутки…
Смердов хотел сравнить голоса.
В его распоряжении была бобина с записью ночного разговора лже–Анчиполовского из дежурки с его патроном. Не исключено, что один и тот же голос вызывал «скорую» к магазину, а потом и звонил из дежурки своему шефу…
Начали с диктофона, установленного в дежурной части.
Вчерашний дембель — занялся пленкой, быстро привел все в
соответствие. Алтаец оказался рукастым.
— Готово, товарищ подполковник…
— Врубай.
— «Муж буянит, приезжайте…»
В помещение ворвались тревожные звонки, сбивчивые бормотания, всхлипы — весь непременный реквизит ментовской ночной службы.
— «Ушла и не вернулась…» «Пальто из прихожей…»«Муж…»
Казалось, так будет длиться бесконечно.
Смердов не выдержал:
— Давай–ка с другого конца метров пятьсот!
Его интересовал также звонок высокого начальства из ЦК КПСС с указанием дежурному освобдить лже–Анчиполовского.
Они прослушали всю пленку.
Звонка начальства не было.
Возможно дежурному звонили на другой телефон, звонки на котором не записывались.
«Если дежурному на самом деле звонили…»
Майор–дежурный мог наговорить, что хочешь.
" По смыслу дежурный должен был записать этот разговор в первую очередь…»
Все снова упиралось в фальшивого Анчиполовского и человека, которому он на рассвете звонил домой — в строение, обслуживаемое Управделами ЦК КПСС.
- Предыдущая
- 138/151
- Следующая