Полное собрание рассказов - Воннегут-мл Курт - Страница 4

Все изменилось спустя всего несколько лет. Вдохновленный обществом этих писателей и одаренных студентов, среди которых были такие будущие титаны, как Джон Ирвинг и Гейл Годвин, Курт Воннегут решил взяться за романы всерьез. И так же серьезно его поддержал преподаватель с факультета английской литературы того же университета. Этим преподавателем был литературный критик Роберт Шоулс, который подружился с Воннегутом и начал продвигать его тексты. В 1967 году, как раз когда Курт заканчивал свой двухгодичный курс, в издательстве «Оксфорд юниверсити пресс» вышла монография Шоулса «Авторы фантазий». В этом новаторском исследовании художественной литературы второй половины XX века были выделены ключевые авторы того периода, каждому из которых посвящалась отдельная статья. Среди них были такие выдающиеся писатели, как Айрис Мёрдок и Лоренс Даррелл, а также… Курт Воннегут, чьи романы, на взгляд автора монографии, не уступали «Александрийскому квартету» Даррелла. Получив столь лестный отзыв, наш бывший новеллист с жаром принялся за рукопись «Бойни номер пять». Но оставались еще и рассказы, отличные рассказы, которые, по мнению нового издателя, заслуживали издания отдельным сборником.

Были и другие ценители короткой прозы Воннегута. В 1961 году Нокс Берджер, курировавший отдел художественной прозы в журнале «Кольерз», перешел на работу в «Голд медал букс», входивший в состав «Фоусетт пабликейшнз», и купил с десяток рассказов Воннегута для рассчитанного на массового читателя сборника «Канарейка в шахте». Составляя в 1968 году этот сборник, Курт и Сеймур Лоуренс взяли для него все, кроме одного рассказа — «Волшебной лампы Хэла Ирвина», — возможно, потому, что он содержал не вполне политкорректную характеристику черной служанки. Впрочем, выбирать им было из чего — точнее из сорока шести произведений, которые Воннегут успел опубликовать к этому времени, включая недавно законченный рассказ «Добро пожаловать в обезьянник», опубликованный «Плейбоем» в качестве рекламы одноименного сборника. В этот сборник вошли двадцать три рассказа, но оставалось еще столько же. Публикация этих рассказов и тех, что вообще не увидели свет при жизни автора, придает особую ценность «Полному собранию рассказов», которое вы держите в руках.

В 1974 году Воннегут предложил Сеймуру Лоуренсу двадцать три рассказа, ранее публиковавшихся в журналах, но не выходивших в сборниках, присовокупив к ним эссе, литературные рецензии и тексты выступлений. Книга получила рабочее название «Редкости Воннегута». «Звучит ужасающе посмертно, — жаловался Курт, утверждая, что «назваться автором некоторых из этих рассказов все равно что быть обвиненным в мелких правонарушениях и уголовных преступлениях». Но ему понравилась мысль опубликовать эссе и тексты выступлений, которые в конечном итоге вышли под заголовком «Вампитеры, фома и гранфаллоны» (1974). Критический разбор этих двадцати трех рассказов содержался в эссе «Короткая проза-сделай-сам», вошедшем в состав сборника «Воннегут в Америке», который опубликовал в 1977 году Сеймур Лоуренс. Из него читатель мог узнать не только о существовании рассказов, но и о том, где их найти, — с приблизительным указанием, сколько десятицентовых монет понадобится для изготовления ксерокопии. Так что «пропавшие двадцать три рассказа» продолжали жить, пусть и в некотором забвении, пока Курт не согласился включить их в сборник 1999 года под заголовком «Табакерка из Багомбо».

Совместная работа над сборником с литературоведом Питером Ридом сложилась для Воннегута особенно удачно. Свидетельством тому служат теплый тон и дружеская манера вступления, которое он написал к этой книге. В предисловии к сборнику «Добро пожаловать в обезьянник», вышедшему тридцатью годами ранее, до того, как к нему пришла слава, Воннегут писал о себе в юмористическом ключе. Он никак не мог забыть разгромную рецензию, в которой его произведения обозвали набором «нарциссических прибауток». Его беспокоило, не вызовет ли сходных откликов и новый сборник. «Возможно, читателю было бы полезно вообразить меня девушкой с Белой скалы, прикорнувшей на валуне в ночной рубашке либо восхищающейся собственным отражением в воде». Заметьте, его сравнение отсылает не к мифу о Нарциссе, а к его довольно сниженному использованию в форме рекламы в тех самых журналах, для которых писал Воннегут. Разгромная рецензия не случайно появилась именно в «Нью-Йоркере» — там никогда не напечатали бы столь банальное рекламное объявление. Но, имея за плечами успех «Бойни номер пять» и других романов, автор уже мог подтрунивать и над собой, и над искусством писать рассказы в своем обращении к читателям «Табакерки из Багомбо».

И в романах, и в короткой прозе Курт Воннегут стремился к ясному и предельно понятному стилю, — это было своего рода наследие его студенческой журналистики и работы в отделе по связям с общественностью крупной корпорации. В его произведениях читатель сталкивался с просторечиями, не встречавшимися на страницах художественных произведений со времен Марка Твена, стилем, который попытался выкорчевать холодный рассудок модернизма. В «Вербном воскресенье» (1981) Воннегут намекает, что даже перевод Евангелия можно улучшить, если вдуматься, как на самом деле могли разговаривать евреи. Речь идет об одной беседе Иисуса, в которой Иисус отвечает Иуде, упрекнувшему его в растрачивании ценного масла, которое можно было бы продать ради пропитания нищих. В Библии Господь отвечает: «…ибо нищих всегда имеете с собою, а Меня не всегда имеете»[4]. По мнению Воннегута, тут налицо стилистические огрехи евангелистов, или по меньшей мере скверный перевод на английский, который позволяет богачам цитировать Иисуса, игнорируя потребности общества. Курт также предлагает читателю рассмотреть контекст. У Иисуса выдался тяжелый и долгий день, он знает, что его предаст ученик, заделавшийся вдруг самым что ни на есть праведным, и что его ждут поругание и распятие. Что он может сказать? А что бы сказали в сходных обстоятельствах Авраам Линкольн или Марк Твен? «Не тревожься об этом, Иуда. Бедных останется немало и после того, как меня не станет». Такова красота и эффективность простого языка. Иуду пожурили, но так, что он не чувствует себя «чем-то, налипшим на подошву» — еще одно излюбленное просторечие Воннегута. И истина ясно отражена.

В эпоху Курта Воннегута, в столетие, которое часто называют «американским веком», те же истины несли в себе культура и ценности, пропагандируемые со страниц популярных журналов. И — подумать только! — они сформировали целых три поколения успешных писателей! В начале двадцатого столетия юнец из Сен-Поля по имени Фрэнсис Скотт Фицджеральд прочитал уйму популярных журналов в роскошной гостиной родительского дома. Отправляясь в колледж, он видел себя будущим драматургом, но в конечном итоге стал писателем и печатал свои рассказы в «Сэтерди ивнинг пост» (в то время эти публикации принесли ему больше славы и денег, чем «Великий Гэтсби»). В сороковые годы другой юноша, на сей раз из глубинки Пенсильвании, с упоением читал, лежа на ковре, «Нью-Йоркер». На журнал подписывалась его мать, которая надеялась писать прозу в стиле этого журнала и сама продавать в него рассказы. Ее сын, Джон Апдайк, хотел стать карикатуристом. Но догадайтесь, чей рассказ (и не один) напечатали в «Нью-Йоркере»? Между Фицджеральдом и Апдайком был (в тридцатые годы) Воннегут, который, вернувшись из школы, мог взять свежий номер «Сэтерди ивнинг пост» и провести мирные полчаса за чтением одного из многих напечатанных в нем рассказов. Иногда он отмечал какой-нибудь для отца, и позднее семья обсуждала прочитанное за обедом. В предисловии к «Табакерке из Багомбо» Курт описывает это не только с ностальгией, но и с любовью. Это воспоминания о давно утраченном мире, однако они обладают огромной силой: прочитанное тогда в «Пост» словно бы наметило тот жизненный путь, которым он пойдет после колледжа, после войны, после университета и после работы специалистом по связям с общественностью в «Дженерал электрик».