Ведьма, пришедшая с холода (сборник) - Коллектив авторов - Страница 20

Она побежала. Он за ней.

Ее уже нигде не было видно, когда он выбежал на дорогу.

***

— Можешь мне объяснить, — спросила Андула Таню, когда они прошмыгнули в кафе через боковой вход и поменялись пальто, — зачем мы это делаем?

— Чтобы проверить, нет ли у него сообщников, — ответила Таня, не повернув к ней головы. На крышах чисто, никаких наблюдателей снаружи кафе. Площадь широкая, на ней мало прохожих. С одной стороны, не раствориться в толпе, с другой — будет проще заметить команду наружки. — По-моему, никого. Это кое-что значит.

— Что значит? Может... скажешь... — Она запнулась, Таня схватила ее за руку и попыталась вернуть на улицу. — Ты его убьешь?

— Нет, — ответила она. — Насилие привлекает внимание. Мы хотим, чтобы ты исчезла.

Жонглер подбрасывал мячики под балконом. Таня направила Андулу сквозь толпу зевак, держась за ее плечо. Если бы Таня следила за кем-то, если бы ей пришлось вести кого-то в одиночку, она бы замедлилась и прочесала площадь справа налево в надежде найти объект. Так что если кто-то за ними шел — пожалуйста. Она узнала преследователя: мрачный шатен лет за тридцать — с университетского приема, тогда она приняла его за американского шпиона, но теперь уже не была уверена в этом. Он даже не сбавил шаг. Повернулся и последовал за ними. Таня старалась не встречаться с ним взглядом. Не стоит показывать ему, что она заметила его присутствие, — иначе он будет отслеживать ее попытки бежать.

— Он тебя унюхал, — сказала она. — Как конструкт той ночью.

Так, значит, не американский шпион. Возможно, Пламя. Разберись с текущим сценарием, прежде чем переходить к следующему.

— Следуй за мной. — Они пошли через площадь. Андула закуталась в пальто. Таня расправила плечи. Не стоит тратить силы на маскировку — сейчас им важна скорость.

Они направились на восток, к Карлову мосту.

— Он еще идет за нами? — прошептала она. — Не оглядывайся. Чувствуешь его?

— Он следит за нами, — ответила Андула.

— Он следит за твоим элементалем. Это дает нам преимущество. Он обучен разведке, но сейчас не использует свои навыки. Твой элементаль зовет его.

Впереди возвышалась Староместская мостовая башня — вытянутая, массивная, потемневшая от возраста. Мужчины, женщины и дети проходили сквозь нее, чтобы пересечь замерзшую Влтаву — даже в такую погоду, даже в такой поздний час. Автобусы пропахивали борозды в снегу.

— Мир опутан силовыми линиями, — проговорила Таня. — Они как электричество, только без проводов. Их энергия — как воздух для элементалей, как океан, в котором они плавают. Люди чувствуют такое, хотя ничего об этом не знают. Мы строим дороги и здания на этих линиях. Мост через Влтаву стоит уже восемьсот лет, потому что это место силы.

— А эта сила... поможет нам?

Таня почувствовала неожиданный укол вины.

— У меня нет инструментов, времени, коллег, чтобы использовать эту силу. Люди не могут обращаться к ней без поддержки.

Они прошли под аркой. Он следовал за ними. Шины перемалывали снег в кашу. Она ускорила шаг, следуя за металлическим и кардамоновым запахом магии к центру моста. Автобус подъезжал к западному берегу. Баржи стояли на реке, вмерзшие в лед.

— Но ты, — проговорила она, — ты не просто человек. — Сняла перчатку, повернулась, посмотрела Андуле прямо в глаза. — Возьми меня за руку.

***

Решив пересечь мост, Морозова совершила первую ошибку. Гейб пустился за ней в погоню, а она тащила с собой необученную девушку. Если студентка — подсадная утка, ее выбрали за полное отсутствие подготовки. Даже эксперт не мог бы провалиться так ловко. Гейб следовал бы за ней с легкостью, даже если бы она не выделялась среди других людей в его сознании. Злату легко приметить — этим все сказано. Она двигалась неумело, поворачивалась неловко, смотрела вокруг неправильно. Она вела себя так, будто небо вот-вот рухнет или земля разверзнется под ее ногами. Морозова едва держала ее в узде.

Так он себе твердил.

Его головная боль проснулась, когда он приблизился к реке, но он упорствовал. Пока женщины пересекали Карлов мост, Гейб мог сократить дистанцию. Если они сядут в автобус, он это заметит. Они даже прыгнуть с моста в отчаянии не смогут. Разобьются об лед, а если им удастся его пробить, то утонут.

Он почувствовал, как они остановились, прежде чем увидел это.

Они стояли возле ограды, глядя на реку. Он замедлился. Приблизился. «Не спугни их, не привлекай к себе внимания». Чертов Джош, умчался, как гончая за игрушечным кроликом. Гейбу не помешал бы тут напарник.

Он ощутил новый удар в мозгу и более мягкое притяжение, похожее на притяжение к Злате, — от запертых во льду барж на реке. Проигнорировал его и подошел ближе.

Морозова и Злата взялись за руки.

Когда они коснулись друг друга, мир дрогнул.

Он уже был свидетелем землетрясения — в Бирме. Тот же тошнотворный ужас пронзил его внутренности сейчас, но пульс не стал неровным, подобным ударам барабана, сброшенного с лестницы, — напротив, четкий ритм. Гейб заметил, что двигается в гармонии с ним, увидел, что река тоже пульсирует — не светом, но чем-то вроде света, звуком, который стал видимым, ощутимым благодаря этому новому чувству, этому присутствию в его голове — оно сливалось с ним, только чтобы снова разорвать Гейба на части.

Мир был инструментом, и бог ударил по его струнам.

Гейб упал на колени на Карловом мосту, словно Савл по дороге в Дамаск[15], и зажал рот руками, чтобы сдержать крик.

Как долго длится конец света?

Вечность — и нисколько.

Когда Гейб очнулся, его ноги были мокрыми от растаявшего под ними снега. Зубчатая черная стена колыхалась вокруг него. Понимание возвращалось к нему постепенно, просачиваясь сквозь ощущения. Стена состояла из плащей и пальто, зубцы — головы: местные смотрели на него сверху вниз, пока он стоял на коленях на Карловом мосту. Судя по его часам, прошло десять минут.

Он вскочил на ноги, пошатнулся, раскидал самаритян — но Злата с русской ушли. На пешеходной дорожке их не было, автобусы и автомобили уже давно проехали по мосту. Он их больше не чувствовал.

Гейб подбежал к ограде — но прохожие затоптали их следы. Положил руку на каменные перила, где, как он помнил, лежала рука Златы, и ощутил тепло, хотя камень был холодным.

Он выругался во мрак, в сторону реки.

***

Таня могла побежать на конспиративную квартиру, хохоча, как девчонка. Но нет. Она не потеряла голову. Она заставила себя работать, быть шпионкой, сотрудницей, служительницей, хотя каждая клеточка ее тела мечтала петь. Экстатическая симфония молчания вибрировала в ней, пока она вела Андулу Злату в убежище.

Таня вынуждена была собраться: Андула сияла, у нее кружилась голова, как у впервые напившейся влюбленной или даже как у впервые опьяненной любовью. Она оглядывала шпили зданий, которые прежде были церквями, и зубчатые стены замка, глазела на старух-прохожих с морщинистыми лицами и напевала — фальшивя — мелодии, которых Таня не узнавала, но которые звучали как детские песенки.

— Я никогда, — произнесла Андула в третий раз, когда они миновали последний квартал на пути к конспиративной квартире, и, решив, что ей явно нравится это слово, повторила: — никогда-никогда-никогда-никогда-ни... — Голос взлетал по шкале тональности вверх и падал вниз: она говорила то ликуя, то яростно, то смеясь так сильно, что забывала договорить. — Никогда! Не чувствовала! — и оставила недосказанным «ничего подобного».

Не то чтобы Таня была в состоянии спорить. Она едва могла сказать что-либо без крика. Едва воображала возможность погони и засады, едва следила за улицей перед ними. Они, должно быть, опьянели. Они и впрямь опьянели, только не от алкоголя. Она уже участвовала в ритуалах. Произносила слова в унисон с остальными, заносила вместе с ними ножи, выполняла странные, нематематические расчеты, выстраивала канву ритуала. Но никогда не запускала цикл. Никогда не держала руку Носительницы, дергая этот мир за поводья.