Мальчики из Фоллз - Дуглас Пенелопа - Страница 14

Бунтарка сняла капюшон; выбившиеся из-под шапки темно-каштановые волосы спадают на спину и грудь. На ее шее виднеется кровавый след. Я вздрагиваю. Не заметил этого раньше.

Хотя на зеркале была кровь. Наверное, в одежду впиталась.

Медленно двинувшись в мою сторону, Аро заявляет:

– Я нужна тебе, а ты мне – нет. Ты можешь потерять все, мне терять нечего. Все равно я окажусь в тюрьме через два года, не так ли? – Она склоняет голову набок. – Или в могиле?

– Или забеременеешь. – Едва слова срываются с моих губ, хочу забрать их обратно. Я…

Закрываю рот. Дилан переступает с ноги на ногу слева от меня. В зале настолько тихо, что сквозь стены слышен бой городских часов, расположенных одним этажом выше в двух кварталах к югу отсюда.

Аро молчит, только сильнее вздергивает подбородок, не сводя с меня глаз. Но мне хочется смотреть куда угодно, лишь бы не на нее.

– Я не то имел в виду, – мямлю.

– Нет, нет… – перебивает Бунтарка. – Придерживайся нарратива. Так намного проще.

Прищурившись, отвожу взгляд. Я не позволю ей перевести стрелки на меня. Бедность – не оправдание для того, чем занимается она или ее приятели. Аро может сама создавать возможности для себя. Мой отец так и сделал.

– Разблокируй двери, – снова повторяет она.

Я не шевелюсь.

Затем она кричит:

– Разблокируй двери!

И я выполняю требование. К черту все. Достав телефон, ввожу код. Раздается щелчок замков.

Развернувшись кругом, Бунтарка идет к выходу. На миг звук ее шагов затихает. Она поворачивает голову и смотрит на меня.

– Меня зовут Аро Маркес.

Встречаюсь с ней взглядом.

– Аро Тереза Маркес, – говорит она мне. – Может, через много лет ты меня не вспомнишь. Может, никто даже думать обо мне не захочет. Но я существовала, мать вашу.

Я оцепеневаю.

Девушка на мгновение удерживает зрительный контакт со мной, а потом уходит.

Остальные устремляют взоры на меня. Спустя несколько секунд слышу, как захлопывается люк.

– Хоук… – шепчет Дилан. – Какого черта?

Я не смотрю на кузину. Упрека в ее голосе достаточно, чтобы пристыдить меня.

Избыточная влага собирается в уголках глаз – я чувствую, как она смачивает мою кожу, – но моргаю еще пару раз, медленно, спокойно, и она исчезает. Глядя вверх, сквозь стальные перекладины пожарной лестницы, нахожу Вегу. От нее провожу прямую линию и определяю положение Арктура. Две самые яркие звезды этой ночи.

Я смотрю на них и на другую светящуюся точку в небе – Марс. Мы сможем наблюдать за ним каждую ночь до следующего понедельника, после чего его орбита снова скроется из виду.

Вспоминая фотографии, представляю дюны и скалы, простор и тишину. Хотя мне никогда не доведется лицезреть планету ближе, чем сейчас, ничего красивее в своей жизни точно не увижу. Это напоминание, что я – никчемная песчинка, не играющая никакой роли. Марс вращается миллиарды лет, наша Земля вращается миллиарды лет. Миллионы таких же, как я, приходили и уходили. Что бы я ни делала – Вселенной без разницы.

Мысль может показаться удручающей, хотя на самом деле это не так. С осознанием, что единственная моя забота – найти себе пропитание и понять, куда меня приведет сегодняшний день, живется легче.

Опять моргаю, проверяя, высохли ли слезы, и отталкиваюсь от наружной стены «Глазури». Я не помню, когда в последний раз плакала, однако сейчас была близка к этому впервые за долгое время.

Стрижка Хоука, запах его одежды, то, как она скроена – чуть лучше, чем у других парней, чтобы сидела идеально, – сразу понимаешь, с чего вдруг дизайнерам сходит с рук просить шестьдесят долларов за гребаную футболку…

Мне незнакома большая часть оборудования из комнаты наблюдения, я понятия не имею, как с ним работать. Хоук умный. И он говорит так, будто всегда был в центре внимания.

У него есть близкие люди, место в колледже, деньги в бумажнике. Он знает, что важен. Почему это так сильно меня гложет? Я знаю, какие они. Трент и его друзья не способны ранить мои чувства. Почему я ощущала себя такой ничтожной рядом с ними?

Мне было необходимо выбраться оттуда.

Я натягиваю капюшон, сую руки в карманы, сворачиваю за угол и бегу по переулку между «Ривертауном» и хозяйственным магазином. Добравшись до мусорного контейнера, распихиваю несколько коробок и ящиков – проверяю, не прячется ли тут до сих пор Томми.

Пусто. Надеюсь, она пошла домой и будет безвылазно сидеть там, потому что мне нельзя возвращаться в гараж.

Подхватив ящик, швыряю его на землю.

– Черт, – шепчу я. До меня наконец-то доходит вся тяжесть моей дилеммы. Трент прав. Мне некуда идти. Моя бывшая опекунша все еще разрешает ночевать у нее, пока плачу ренту, поскольку я уже достигла совершеннолетия и бросила школу несколько месяцев назад.

Только это первое место, где Хьюго будет меня искать.

Сопротивляясь желанию пуститься в бег, опускаю голову и выхожу из переулка на пустынный тротуар, потом юркаю на боковую улицу.

Я пересекаю парк; свернув к Оранж Хилл, вижу припаркованную перед домом машину с работающим двигателем.

Бросаю взгляд на вершину холма, замечаю движение сквозь матовые панели входной двери и подхожу ближе. В салоне никого. Гори оно огнем. У меня и так уже достаточно проблем, чтобы сесть на десяток лет. Еще одно правонарушение ничего не изменит.

Быстро открыв дверь BMW 2008 года выпуска, забираюсь внутрь и включаю первую передачу.

Нажимаю на газ, срываюсь с места, пока никто не вышел из того дома. Выжав сцепление, переключаюсь на вторую, затем на третью передачу, мчусь по улице, игнорируя дорожные знаки. Время позднее, вокруг ни души, а мне нужно выехать на шоссе, где я смогу ускориться. В жилых районах нет уличных камер, но в элитном городке типа Шелбурн-Фоллз все следят за порядком. Кто-нибудь увидит машину. Хотя мои дни в любом случае сочтены. Мне нужно увидеться с ними в последний раз, прежде чем…

Я держусь левой полосы, соблюдая скоростной режим, проезжаю мимо магазинов, начальной школы, частных домов. Домов, где живут люди вроде Хоукена Трента, которые думают, будто знают, что такое настоящие проблемы.

Люди вроде его кузины Дилан, с ее черными кожаными кедами, в которых она была на нашей первой встрече. Это ее форма протеста против стандартных «Чаксов» или «Вэнсов», потому что она хочет добиться уважения за флер неформальности, одновременно не желая сильно выделяться среди сверстников.

Люди вроде Кейда Карутерса, которые в первые пять минут знакомства показывают вам все, что они собой представляют, и большего от них ждать не стоит.

Заглядывая в окна таких домов по обеим сторонам улицы, я понимаю, что мне там не место.

Однако…

Я бы хотела перед смертью увидеть Мэтти и Бьянку, спокойно спящими в одном из них. Мой взгляд задерживается на светло-голубом доме в викторианском стиле с темно-синими ставнями и крыльцом. Передний двор засажен деревьями. На ветке даже веревочные качели есть. Мэтти бы понравилось.

Выехав на темную проселочную дорогу, разгоняюсь до девяноста километров в час и быстро преодолеваю короткое расстояние до Уэстона. Пусть мы живем неподалеку от Фоллз, но это совершенно разные миры.

Вместо того чтобы двинуться в сторону Чикаго, я поворачиваю направо, пересекаю мост через реку и еду дальше по лесной дороге, разбитой за годы запустения. На обочинах стоят дома вперемешку с трейлерами, изредка попадаются заправки или автомастерские.

Потом лес уступает место городу, впереди виднеются заводы, фабрики, старые склады, переделанные в квартиры. В темноте выглядит почти красиво. Старая кирпичная кладка. Фонари.

Я не знаю, что, черт побери, манит сюда Томми Дитрих, жаждущую скрасить свою жизнь, но единственное наше достояние – это сильная футбольная команда и хорошо сохранившаяся история. Будучи речным городом, мы стали одним из первых поселений пилигримов, пересекших плато Великие равнины. Многие старинные постройки дожили до наших дней в недурном состоянии. У нас есть характер. Просто нет денег, чтобы его поддерживать должным образом.