Загадки дядиной квартиры (СИ) - Калинин Александр Владимирович - Страница 10

Сочи, казался невероятно красивым городом с чистыми красивыми улицами и высокими современными зданиями. В тот день удача оказалась на нашей стороне, и поиск нужного дома не занял много времени.

Жил Гуревич в небольшом частном доме, недалеко от центра города. Скромное жилище ученого от внешнего мира ограждал высокий кирпичный забор и металлическая калитка. Подойдя к ней, я позвонил в звонок, и через некоторое время из-за калитки послышались шаркающие звуки шагов. Видимо, кто-то приближался к калитке, а когда этот кто-то все-таки дошел, из-за забора послышался осторожный голос — «Кто это?? Что вам надо??» Вова сделал глубокий вдох, и, немного волнуясь, сказал — «Мы ведем расследование и ищем кое-какую вещь. Нам нужен Егор Михайлович Гуревич, возможно, он сможет помочь нам, так как наше расследование связано с необычной экспедицией 1999 года, организованной французским музеем на таинственный остров». Спустя пару секунд, как Вова закончил свою речь, человек стоящий за калиткой, уже немного грубо и неодобрительно, но все также с определенной опаской сказал — «Я Гуревич, но помогать я вам не собираюсь, ничего на том острове не было, да и вообще, не лезьте в это дело, себе дороже». И на этом разговор мог бы и завершиться, если бы с пламенной речью не вмешался бы я — «Пожалуйста, помогите нам, я племянник Павла Калинина и, возможно, дело касается жизни моего дяди, попутно, вашего бывшего коллеги, если вы не поможете нам и не расскажите все, что знаете, все может закончиться трагично!» — Вова посмотрел на меня широко раскрытыми глазами. Он был явно удивлен, услышать такое яркое и смелое заявление от меня, да и что таить, я был удивлен не меньше. За калиткой повисло молчание, но через пару секунд оно было прервано фразой — «Ладно, заходите, я вам помогу» — и звуком поворачивающегося ключа в замочной скважине.

Слегка заржавевшая калитка со скрипом открылась, и перед нами предстал тощий пожилой человек в круглых очках, под два метра ростом, в старой куртке, с маленькими, но цепкими зелеными глазками с длинными седыми красиво уложенными волосами и аккуратно подстриженной бородкой. Он высунул за калитку голову и посмотрев по сторонам, жестом руки указал нам входить. Двор Гуревича был украшен красивыми клумбами с различными цветами. Розы, тюльпаны, пионы и множество других разнообразных растений украшали своей красотой территорию перед домом.

Пройдя мимо клумб через двор, мы зашли в дом. Внутри Гуревич несколько нервно предложил нам с Вовой чаю, но мы оба тактично отказались. Затем все трое мы прошли в гостиную. Стены этой комнаты были обвешаны различными любительски нарисованными картинами, а прямо напротив входа стоял большой стеклянный шкаф, обставленный самодельными макетами кораблей, коробками с названиями «марки» и «монеты», различными коллекционными статуэтками, карточками, расписанными вручную глиняными горшками и прочим барахлом. Гуревич предложил нам сесть на диван, а пока мы садились, закрыл шторы на всех окнах и сел на кресло, стоящее рядом с диваном.

Сев на кресло, Егор Михайлович сделал глубокий вдох и, пробежавшись взглядом по нам с Вовой, неуверенно задал мне вопрос — «И так… для начала, как тебя зовут и как зовут твоего друга??» — В ответ я назвал ему свое имя, а Вова свое. Через несколько секунд наш собеседник, теребя в руках какую-то монетку, задал следующий вопрос — «И какая же вам нужна от меня… информация??» Тогда я обратился к нервному старику со словами — «Егор Михайлович, давайте по порядку, для начала расскажите все о той экспедиции, о ваших коллегах и о работе на французский музей». Гуревич отвел взгляд в сторону, встал с кресла и подошел к небольшой тумбочке, из которой вытащил старенькую фотографию, после чего, вернувшись на место, показал нам фото.

На нем были запечатлены несколько человек. Одним из них был мой дядя. Стоявший рядом с ним мужчина очень походил на самого Гуревича, только моложе. Также там были еще трое парней и девушка, опознать которых мне не удалось. Затем Гуревич сказал — «Хорошо, мы отправились в эту экспедицию всей командой. Вот, все мы на этом фото… думаю, Пашу на этой фотографии ты узнал… рядом с ним я» — указал пальцем на низенького толстячка с пухлыми щеками и добавил: «Это, Жан Де Жермен… профессор-археолог из Франции». После он перевел палец на скоромно одетую темноволосую девушку в очках со словами — «Девушка эта… Эльза Ришар… ученый и… просто замечательный человек…». Следующим он указал на худощавого неопрятно выглядящего человека пожилого возраста в очках. «Это Феликс Мартинес… глава исследовательской группы при музее..». После короткой паузы Гуревич сглотнул и, указав на светлого парня спортивного телосложения, тихо сказал — «А это… Серый… Сергей Добров… некогда… мой хороший друг…». По щеке рассказчика потекла слеза, и он сделал глубокий вдох и выдох.

Тут его перебил Вова — «А как вы вообще оказались в том музее??» — Гуревич бросил на Вову взгляд, после чего спокойно сказал — «Мы были молодыми советскими учеными с грандиозными планами на жизнь, но, как вам известно, Советский Союз распался и мы с нашим образованием в новой постсоветской России оказались никому не нужны. Первые годы перебивались случайными заработками: кто в школах преподавал, кому-то везло еще меньше, а потом, в девяносто третьем, нам выпала возможность покинуть тонущий корабль, благодаря Паше. Паша нашел тогда французский музей, которому нужны были ученые, как раз нашей специальности. Связался с людьми из музея… Сам он отлично говорил по-французски, и вот ему выдалась возможность поработать в музее… Ну и так как был он хорошим человеком, решил и товарищам помочь выбраться в люди, а мы с Серым тоже язык знали на разговорном уровне. Вот и поехали мы с советскими красными дипломами работать во Францию. Следующие несколько лет работали, получили сначала вид на жительство, потом гражданство… Ну и в один прекрасный день Феликс нам объявил, что мы отправляемся в морскую экспедицию, искать следы древней цивилизации. Ну а дальше, дальше та злополучная экспедиция…» — Вова снова перебил Гуревича, вставив в разговор — «Вот про экспедицию поподробнее. Что же там было??» — Егор Михайлович кашлянул в кулак, после чего продолжил рассказ — «Ну значит, собрались мы в путь, взяли все необходимое оборудование, и на небольшом арендованном кораблике поплыли на остров… Как сейчас помню, Феликс нервно ходил по кораблю туда-сюда, уверенный что мы что-то забыли и проверял каждую мелочь. Жан, как всегда по-дружески подшучивал над Феликсом, из-за его загонов. Вроде казалось ничего не предвещало беды, а под вечер начался шторм, и корабль напоролся на скалы…» — Гуревич на несколько секунд остановился и, вытащив из кармана платок, протер выступивший на лбу пот. «Кораблекрушение, господи, я помню этот ад… красная лампочка, паника среди матросов. Все бежали на палубу скорее запрыгнуть в спасательную лодку и, когда я уже поднялся на мостик, меня сбила с ног волна, а потом следующая, только больше, утащила меня в морские пучины. Вокруг темнота, виден лишь тонущий корабль и огонек сигнальной ракеты, а я, мог лишь барахтаться в воде и молиться. Я никогда не верил в бога, но в тот момент, я всем богам, которых только знал молился… Как же мне было страшно, как же сильно мне тогда хотелось жить, черт возьми, и я выжил. Ко мне подплыла лодка и…» — Гуревич вдруг кинул на меня взгляд — «Мне, с криком — «Егорыч, держись!» — протянул руку твой дядя. Вот так, я и спасся. Вернее, твой дядя меня спас. Было темно, штормило не по-детски, и рядом с нами плыло еще несколько шлюпок, но доплыть до острова удалось только нам. А команда исследователей и пара матросов остались одни где-то там в Атлантике на острове. К утру шторм угомонился, а мы паниковали. Все, кроме Мартинеса и твоего дяди. Отличительной чертой Феликса, была способность, несмотря на свои постоянные запары по мелочам, здраво мыслить в критических ситуациях, а Паша, обладал стойкостью, достаточной харизмой и в должной, должной мере владел риторикой, чтобы успокоить паникующих. Вот так эти двое и организовали какую-никакую деятельность, направленную на повышение наших шансов выжить…» — Гуревич вдруг закашлялся и куда-то отошел.