Готова на все (СИ) - Кащеев Кирилл - Страница 33

- …чрезвычайно беспокоит полностью остановившиеся работы по грантам. Совершенно ничего не делается, Элина Александровна! Создается впечатление, что кроме покойного профессора Савчука, все остальные сотрудники лаборатории всего лишь балласт, неспособный к научной активности!

Голос декан прорвался в ее раздумья, заставляя переключиться от проблем дома к проблемам работы. Наверное, это с ней самой что-то не так, раз у нее всюду одни проблемы!

- …Тогда не следует ли заменить их людьми более энергичными? Особенно в свете приезда американского представителя…

Светящийся Цви… Жене небось приходится его одеялом накрывать – чтоб по ночам не отсвечивал, спать не мешал.

- Олег Игоревич, - не слишком заботясь о нарушении субординации, перебила обличительную речь декана Эля, - У нас в лаборатории четыре штатных сотрудника. Савчук убит, Грушин похищен. Петечка Макаров трудится, как пчелка, практически в одиночку канадский грант на себе тянет! А кстати, по этому гранту Константин Михайлович на четверть ставки числится, а по немецкому – вы, Олег Игоревич. Обычно мы начальство не тревожим, но в такой критической ситуации ваша помощь была бы неоценимой.

- Не переводите разговор, Элина Александровна! Я-то вам как раз помогаю…

Это чем – нервы треплешь?

- А Константин Михайловича оставьте в покое, он и так занят!

То есть, ты не хочешь, чтоб конкурент к грантам совался.

- …Вы за себя отвечайте! – продолжал выступать декан, - Вы упоминали график экспериментов – он соблюдается?

- Никак нет, эксперименты приостановлены, сейчас я работаю с литературой, - спокойно сообщила Эля. Идеальная формулировка – «работаю с литературой» – поди поймай, если даже и врешь. На диване с книжкой сидела? Сидела! Значит, работаю.

Но декан тем не менее возликовал:

- Вот! И что же такое вы себе позволяете…

- …Но если вы свяжетесь с руководством ракетного завода, чтобы мне восстановили допуск в их лабораторию, эксперименты можно возобновить, - все также невозмутимо продолжила Эля. Вас бы, Олег Игоревич, с папашей моим познакомить, на предмет повышения квалификации в повседневном пакостничестве. Тот молчит-молчит, потом раз: гадость делает. И не догадаешься никогда, что задумал. А вы трепитесь много. На лабораторское тунеядство столько уже намеков было, что только слепо-глухо-немая кретинка не догадалась бы подстраховаться. А заодно и Петьку Макарова, единственного более-менее нормального человека в нашей шарашке, прикрыть.

- Почему не пускают? – сбитый с обличительного пафоса, слегка растерянно поинтересовался декан.

Хоть он и не мог ее видеть, Эля пожала плечами:

- Я туда на днях поехала поработать, - подчеркнуто надавила голосом она, - Меня на проходной завернули. Вход только для постоянных сотрудников, все временные пропуска аннулированы. У них внеплановая проверка с самого верха, от киевской Службы Безопасности. Ищут что-то. Завод лихорадит, в конструкторских бюро паника, народ срочно уничтожает внеплановую документацию. Как бы они наш журнал экспериментов под горячую руку не истребили, хотя тоже не беда, у меня в компьютере копия есть.

В трубке повисло долгое, какое-то мучительное молчание. Эля вдруг сильно пожалела, что они разговаривают по телефону и она не может видеть лица декана. Ей показалось – нет, она была почти уверена! – что факультетское начальство сильно и остро напугано.

- Что ищут, не знаете? – явственно дрогнувшим голосом спросил декан.

- Не-а. Да мне и про проверку знать не положено: парни из КБ по дружбе на ушко шепнули, - доверительно сообщила ему Эля.

- Шепнули, так и помалкивайте, и про копию журнала тоже. Совсем ваше поколение разбаловалось, никакого понятия о секретности, - неожиданно грубо буркнул декан и снова замолчал так надолго, что Эля уже решила – телефон отключился, - А вы молодец, Элина Александровна.

- Что, простите? – обалдев от неожиданности, переспросила Эля.

- Ах, женщины, любите вы комплименты слушать, - тон стал приторно-нежным, каким он обычно говорил лишь в ректорате, - Что ж, повторю, вы – молодец. Талантливая, упорная женщина, студенткой были способной, языки знаете, заграницей учились, диссертацию замечательную написали – не сомневаюсь, скоро из ВАКа подтверждение на кандидатство придет…

Начальство, родное, ты чего? Совершенно растерянная Эля плотнее прижала трубку к уху. Что это он вдруг сахаром потек? Только сейчас узнал обо всех ее необыкновенных достоинствах и враз впечатлился?

- Но что мне в вас больше всего нравится – вы правильно оцениваете свои и чужие возможности! Савчука в свое время в научные руководители выбрали, поняли, что именно с ним ваш потенциал раскроется во всей полноте. Теперь снова надо делать выбор, и снова правильный, Элина Александровна! Надеяться самой возглавить гранты – это, безусловно, нонсенс…

- Я никогда и не собиралась…

Но на сей раз декан не позволил себя перебить:

- Но в чем-то вы и правы. Положение младшего научного действительно не соответствует вашим возможностям, - декан секунду помолчал, словно давая Эле приготовиться к его предложению, - А как вы смотрите на то, чтобы занять должность Грушина? Старший научный сотрудник, вполне престижно, и зарплата побольше. За годик подготовите пару методических разработок – и можно будет смело утверждать звание в ВАКе.

Эля почувствовала как челюсть у нее отваливается ниже микрофона трубки:

- А Грушин… как же? – только и смогла пролепетать она, - Это ж его должность.

- Ну-у, назначим вас пока «и.о.», а там поглядим по ситуации.

- Вы думаете… похитители не вернут Грушина? Он совсем пропал?

- Элина Александровна, вы серьезный ученый, а такую мелодраму нагнетаете! – укоризненно протянул декан, - «Похитители… совсем пропал…». Грушину самому следовало думать! Разве совместимо с высоким долгом ученого бросить служебные обязанности, срочную работу, людей, которые на него рассчитывали, и вот так безответственно позволить себя похитить?

«Человека проще всего съесть, когда он в отпуске или болен», - вспомнилось Эле. Или когда его похитили. И съесть Грушина предлагалось именно ей. Да за кого, собственно, декан ее принимает? Элю ощутимо замутило, во рту появился гадостный привкус, словно жевать Грушина ей приходилось в прямом смысле слова. Она снова рассердилась – уже не на декана, а на себя. Вечные интеллигентские штучки! Некрасиво, видите ли, непорядочно. А Грушин вел себя с ней порядочно? Между прочим, он бы ни минуты не колебался, получи подобное предложение. Захарчил бы не задумываясь, только на зубах чвякнуло.

- От вас, Элина Александровна, в вашей новой должности, я ожидаю ответственности и здорового рационализма, которые наш факультет всегда стремился привить своим выпускникам. Ну и, конечно, взаимопонимания. С коллегами. Со спонсорами. С новым научным руководством грантов…

Так, гражданин начальничек, все понятно! Опять завывания из серии: «Открой, открой тайну клада!». Отдай материалы Савчука, отдай гранты. Прав, как ни странно, был похищенный Грушин: с собственной защиты и по сей день ничего их декан интересного для научной общественности придумать не смог. А хотелось! Признания, публикаций, международных конференций, грантовских зарплат за научное руководство, наконец. И единственный шанс это получить – подобрать за Савчуком, занять место покойного. И если для этого надо перейти от кнута к прянику и просто купить Элю на корню – вместе с наработками по грантам, тремя языками и знакомствами в фондах – отчего же и не купить?

Гордитесь, Элина Александровна. Добились, чего хотели. Оценили вас. Уважили. Работать с деканом, конечно, будет невыносимо, но ведь и с завкафедрой не лучше. Зато декан первый додумался перестать угрожать, а просто предложить взятку. Так что берите новую должность и отдавайте материалы, а про всяких Грушиных не думайте, для интеллигентских вывертов не место и не время. У вас ребенок на руках, вам карьеру делать надо.

И от этих вполне разумных мыслей Эля стала сама себе невыносимо противной. Ну почему такие как Грушин, декан, или папаша ее, почему они гадость делают – и им приятно! Победителями себя чувствуют: ловкими, хитрыми, предусмотрительными мастерами высокой интриги. И своей цели добиваются, и еще удовольствие по ходу дела получают! А она еще ничего даже не сделала, ничего пока не добилась – и ей уже противно!