Тень врага (СИ) - Бачурова Мила - Страница 50

Он встал сбоку от меня и Луизы.

Музыка стихла, Калиновский протянул ладони вперёд. Луиза положила на них подушечку. Я наконец разглядел награду — золотую медаль с надписью по кругу:

Лучшему ученiку Импѣраторской акадѣмiи

Константину Барятинскому

К медали прилагалась белая шёлковая лента. Луиза взяла медаль с подушечки и шагнула ко мне.

— Позвольте, Константин Александрович, — прошелестели её губы.

Я наклонил голову. Луиза подняла руки, чтобы надеть медаль мне на шею. Прижалась грудью, я почувствовал восхитительную упругость даже сквозь китель.

— Я счастлива сделать это с вами, — горячо прошептала Луиза мне на ухо.

— Наше счастье взаимно, — отозвался я.

Луиза, помедлив, отстранилась.

На моей груди закачалась на ленте медаль. Оркестр грянул марш, зал разразился овациями и восторженными выкриками.

— Поздравляю, господин Барятинский, — ректор пожал мне руку.

— Поздравляю, Константин Александрович, — Луиза смотрела на меня горящими глазами. — Вы позволите?..

— Что именно?

— Поздравить вас от себя лично.

Она снова приблизилась ко мне — так, что сомневаться в её намерениях уже не приходилось. В зале одобрительно засвистели.

Калиновский — поначалу, кажется, растерявшийся — добродушно улыбнулся. Сказал:

— Если Константин Александрович откажется от такого поздравления — право же, я буду считать его самым бесчувственным курсантом из всех, кого повидал на своём веку!

В зале засмеялись.

Луиза, видимо, сочла это за разрешение. Обвила руками мою шею и прижалась губами к губам.

Первым, и кажущимся единственно правильным позывом было — прижать её к себе покрепче. Ответить на поцелуй, заставить эти губы раскрыться. Почувствовать у себя в руках гибкое, податливое тело. Избавиться от дурацкого платья, которое так мешает…

Остановило меня ощущение: что-то не так. Что-то во всем этом — неправильно, такого не должно быть! Я усилием воли отстранился от Луизы.

И понял вдруг, что зала больше нет. Нет ни сияющей люстры, ни оркестра, ни рукоплещущей толпы курсантов. Исчез и Калиновский, и прочие преподаватели. Исчезло вообще всё — остались только мы с Луизой. В помещении, залитом интимном полумраком, в глубине которого угадывалась кровать.

Ноги тонули в толстом, мягком ковре. Горели свечи, донося запах благовоний — от которых кружилась голова и чаще билось сердце.

— Ну что же вы, Константин Александрович? — прошептала Луиза.

Она чуть отступила назад, и я понял, что исчезла ещё одна деталь. На Луизе больше не было платья.

Тонкие пальчики коснулись моей груди, расстёгивая китель. Пока она это делала, я рассматривал её обнаженную фигуру.

Хороша девчонка, всё-таки. Шустрая… Китель упал на пол.

— Что происходит? — вопрос прозвучал резко — так, как я и хотел.

Луиза вздрогнула и подняла на меня глаза. Зардевшись, пролепетала:

— Мне казалось, Константин Александрович, вы достаточно искушены в искусстве любви — для того, чтобы понять, что происходит…

— В искусстве заниматься сексом на глазах у толпы курсантов? До сих пор не доводилось. Прости, если разочаровал.

Луиза улыбнулась:

— Об этом не беспокойтесь. Нас с вами никто не видит. Мы перенеслись туда, где пространство и время замерли.

— Интересно, — хмыкнул я. — И каким же образом они это сделали?

Подошёл к кровати, попинал ногой.

Кровать как кровать, вполне реалистичная. Размером примерно с футбольное поле, покрыта атласным покрывалом, спинка задрапирована широкими лентами. В моём мире такие кровати ставили в дорогих отелях, в номерах для молодоженов. Мне однажды довелось побывать.

— Константин Александрович… — девичьи руки обхватили меня сзади. К спине прижалась обнаженная грудь. Ощущение, даже сквозь ткань рубашки — непередаваемое. — К чему эти расспросы, право?

Луиза ловко переместилась из-за моей спины на кровать, схватила меня за руку и потянула за собой.

Я поддался.

Лёг рядом с ней, обнял — и, перекатившись, оказался сверху.

— О, — глаза Луизы расширились. — Вы так напористы…

— Ты даже не представляешь, насколько, — с сожалением сказал я.

А в следующий миг вытянул руки Луизы над головой. Прижал девушку коленом к кровати, оторвал от драпировки ленту и принялся связывать запястья Луизы.

— Что вы делаете? — пролепетала она.

— Собираюсь сыграть с тобой в одну игру.

— Какую?

— Всё очень просто, — я закончил связывать запястья и переместился к ногам девушки. — Ты будешь правдиво отвечать на мои вопросы. И до тех пор, пока не ответишь на все, я тебя не развяжу.

В глазах Луизы мелькнуло сначала непонимание, потом — раздражение. А потом — злость, которую она уже не сумела скрыть.

— А я ведь предупреждала, — прошипела она. — Я говорила, что ты — крепкий орешек!

В следующую секунду кровать провалилась куда-то во мрак.

Как будто что-то сверкнуло перед глазами, я моргнул, тряхнул головой. Голова закружилась от нестыковки. Я вновь стоял перед курсантами, которые, затаив дыхание, смотрели на нас с Луизой. На мне снова был китель, а Луизу я удерживал на вытянутых руках, не позволяя приблизиться. Но, судя по ярости, буквально выплёскивающейся из глаз, она уже и не рвалась со мной целоваться.

Её губы шевельнулись, и я понял, что не слышу ничего, кроме биения собственного сердца. Как будто меня вновь оглушило взрывом.

В абсолютной тишине я заметил движение. Слишком ненормально быстрое, чтобы гармонично сочетаться с текущей обстановкой.

Я резко повернул голову и успел оценить ситуацию. Ко мне бежала Кристина. Нет, не просто бежала — «неслась» будет более подходящим словом.

Не представляя, чего от неё ждать, кто тут в кого мог вселиться и как изменить внешность, я отвёл одну руку от Луизы и выставил так, чтобы защититься от Кристины. В следующий миг я бы использовал Щит. Но я всё ещё был слишком дезориентирован внезапной сменой обстановки и упустил из виду главного врага.

Луиза, почуяв относительную свободу, рванулась ко мне и ткнула пальцами в грудь. Одновременно рука Кристины коснулась моей руки.

И наступила тьма.

Голову опять повело — теперь внезапно оказалось, что я стою на одном колене, упершись ладонями в землю. Однако я быстро справился с дурнотой и резко встал. Анализировать ситуацию начал ещё до того, как окончательно выпрямился.

Я был не в зале Академии, и уж точно вокруг не было ничего похожего на погруженную в интимный полумрак комнату с кроватью.

Сложность заключалась в том, что весь мой жизненный опыт, примерно на голову превосходящий опыт любого человека, не хранил в себе никаких аналогий тому, что я видел сейчас.

Даже земля под ногами не была землёй. Я видел колышущуюся серую массу, как будто марево. Тем не менее, я стоял, ощущая твёрдую почву под ногами. Но серый морок накатывал на носки моих ботинок и спадал вновь, как будто я стоял на берегу моря.

Мир вокруг весь был таким — серым, колышущимся, избегающим чётких очертаний. Я угадывал большие камни, холмы и пригорки, усеивающие пространство вокруг. Серые, на фоне серого неба.

Разум, наконец, родил ассоциацию: как будто я стоял посреди грозовой тучи.

— Так вот ты какой, Капитан Чейн, — послышался голос за спиной.

Голос был незнакомым. Я резко развернулся, и предплечье обвила верная цепь. Она звякнула о лезвие меча, который незнакомая женщина держала перед собой.

Высокая брюнетка, лет тридцати, наверное. Некогда красивое лицо огрубело, было покрыто шрамами. На голове завязан шнурок — скорее просто кусок верёвки — не позволяющий волосам лезть в лицо.

Но самым примечательным в её облике был наряд. Женщина была облачена в обугленную и местами прорванную кольчугу. Одеяние из мельчайших колец спускалось ниже колен. Неопределённого цвета штаны и бесформенные сапоги, кожаные перчатки с неровно обрезанными пальцами, пропитанный кровью бинт на левом бицепсе (внушительного, кстати, размера) окончательно убеждали, что передо мной не корпоратка, от скуки вписавшаяся в ролевую игру. Передо мной было что-то настоящее.