Полудержавный властелин (СИ) - Соболев Николай Алексеевич - Страница 13

Брать в долг проще всего у своих купцов — в крайнем случае можно отдать землями или привилегиями, но тут главное не перейти черту, после которой кредит из инструмента превращается в удавку.

Как в Твери.

Суверенный дефолт Тверского княжества мы организовали по-преферансному, «ходом из-за угла». Для начала Великое княжество Московское затеяло укрепление своих пограничных с Новгородом владений. Подновляли и реконструировали крепости в Ржеве, Волоке Ламском, как будто спохватившись через тридцать лет после того, как они достались Москве от Свидригайлы.

Но синхронно с ними затеял строительство в Бежецком Верху Дмитрий Красный, младший брат и тезка Шемяки. А если к этому добавить, что городни и прясла чинили в Дмитрове и Угличе, то то картина для Твери рисовалась не шибко радужная — обложили со всех сторон, того и гляди, замуруют, демоны!

И потому Борис Александрович Тверской тоже взялся за капитальное строительство, посчитав необходимым противопоставить взявшим его в кольцо крепостям кремники в Дорогобуже, Кашине, Клину, Микулине, Зубцове, Старице и Холме.

Мало того, что строить приходилось больше, так еще и половина этих городов принадлежала удельным князьям — домен великого князя даже в лучшие годы составлял немногим больше трети тверских владений. То есть приходилось мотивировать своевольных братьев и племянников, что в сложившихся условиях означало оплачивать усиление фортификаций. А деньги, ушедшие в удельные княжества, заодно уходили из-под контроля. Вот и получалось, что серьезно укрепляя только Ржев и Бежецкий Верх, Москва вынудила Тверь тратить много больше и, главное, неэффективно.

Вот Борис и набрал кредитов у купцов. Отказать своему князю никак невозможно, но бизнес при этом вести все равно надо, а на какие шиши? И тут очень кстати появились Ховрины и Крестовоздвиженское братство, наш московский банк…

Так что когда я объявил о намерении поставить в Москве каменную крепость и поручить это Ховриным, они согласованно заныли о нехватке денег на такое дело, после чего предъявили тверичам заемные грамоты к оплате.

И тверское купечество побежало к своему князю в надежде что-нибудь получить от него. Борис впал было в отчаяние, но ему подсказали, что он может занять у меня напрямую…

— Вот такие расклады, Борис Александрович, — Владимир Ховрин закончил зачитывать цифры из здоровенной учетной книги, — общим счетом восемь тысяч рублев без малого.

— Без ножа режете, где ж мне такие тыщщи взять? — запричитал сразу сгорбившийся князь.

Для разборок и предъяв съехались мы в пограничном Клину. Город стоял наполовину разрытый и всем своим видом как бы показывал, что деньги ушли если не на ветер, то в землю.

Съехались красиво — старшие дворские в начищеных бронях, яловцы да стяги реяли, бояре в шелках-аксамитах, чисто выставка понтов. Я в своем кафтанце на фоне тверских смотрелся не очень, ну да по одежке встречают, а провожают по умищу. Вот умищем и будем выделяться. Народ же клинский высыпал на улицы и радовался, невзирая на дефолт и качество одежды — такое шоу, как приезд двух великих князей с бояры, не каждый год, да что там, не каждое десятилетие, а то и один раз на веку.

Сели в старом тереме, где прежде обитал удельный князь клинский, выметенном-вычищенном, но все равно запустевшем. Как ни крути, если в доме не жить постоянно, он и сам становится неживым — дует во все щели, не так скрипят половицы, хлопают двери, из-под ног шарахаются мыши…

— Я одного не пойму, княже, зачем ты эти крепости затеял?

Борис отвел взгляд.

— Мы же твою землю, почитай, со всех сторон бороним и защищаем, и воевать с Тверью нам нужды нет, — проникновенно давил я. — И так думаю, что русским с русскими воевать нельзя, мало нас и прибытку в том никакого.

— А в Угличе зачем тогда строите? — буркнул Борис

— Хочу туда столицу перенести, на Волгу. Тесно на Москве.

Борис хмыкнул — эдак еще и речной ход запрут.

— А Дмитров?

— То Шемякино владение, я в брате не волен.

— И в Городце Бежецком тож?

— И тамо.

— Эк у вас все ловко! Так утром проснешься — а уже кругом Москва!

— Москва и так кругом, только нам Тверь нужна наособицу и независимая.

— Зачем же?

— Ганзу охмурять.

Похоже, я сумел его удивить — Борис замолчал, поднял глаза на потолочную матицу[i] и принялся прикидывать, как можно надурить немцев.

— Вот смотри, княже, — приступил я к объяснениям, — Ганза нам торговлю понемногу перекрывает, нужного товару не продает, а на наш товар цену сбивает

— Так… — вроде бы соглашаясь кивнул Борис.

— Ганзе большое и сильное русское государство — нож острый, им выгодней нас поодиночке держать и свою цену навязывать.

— Тогда совсем не пойму…

— У немцев сейчас кто главный противник в торговле?

— Новгород?

— Не-ет, — я помотал пальцем, — тамошние «золотые пояса» для своей выгоды на какие хошь условия пойдут, их немцам придавить — как чихнуть. Москва им страшна, потому как Вяткой завладела и Заволочье под себя тянет, а все меха оттуда.

Тверской князь смотрел на меня с изумлением, а я ощущал себя злодеем из блокбастера, когда он расписывает герою все свои злодейские планы.

— Так вот подумай, кого они могут в противовес Москве поддерживать? Новгород и так в их воле ходит, — это я, конечно, малость привирал, но не слишком. — Только Тверь! Понимаешь?

— А нам-то что с того?

— А то, что медь и олово тебе продавать будут охотнее. И другой товар, что в Москву не отпустят.

— Ну, положим, а с долгом что делать? — похоже, до Бориса наконец дошло, где можно поторговаться.

— Денег, чтобы купцов да черный люд не обдирать, кроме как с ордынского выхода, взять неоткуда, — даже не спросил, а утвердительно сказал я.

— То так, княже, то так, но неужель ты хочешь…

— Да, этого и хочу, выход не платить.

— Но Орда…

— А вот коли мы вместе, заедино станем, то Орде нас не осилить.

Долго ли, коротко ли, договорились — Борис подписывает два докончания. Первое тайное, где он меня и Шемяку признает «в отца место» и обязуется во всем следовать нашей внешней политике, и на наших врагов вставать тоже, как и мы на его. Ну и потенциальный династический брак подтвердили.

Второе же для всеобщего сведения. Где мы поименованы всего лишь «братьями» и включающем кучу спорных вопросов, решение которых отнесено на усмотрение третейского судьи, коим избран отсутствующий митрополит.

А долг Тверь отдает с ордынского выхода, за два года. И только московскими копейками — ну грех же не создать дополнительный спрос на нашу замечательную монету. Она и так уже пользовалась немалой популярностью среди наших торговых партнеров — серебряная, с гуртом, с четким рисунком. Не прежние невзрачные чешуйки, настоящее средство международных финансовых операций.

Так что Тверь мы и так втянем, без кровопролитиев и съедения чижика. Но всем и всюду будем демонстративно сетовать, что не получилось из-за свары с Борисом поставить торговые дворы что Москвы в Твери, что Твери в Москве.

А вот в Новгороде и Казани дворы строились. Причем в Казани несколько на отшибе от самого города, эдаким замком, в расчете на минимум недельную осаду. Ну а что — товар дорогой, налетят какие сволочи-ушкуйники или находчики ногайские, защищать надо. Потому как я не особо верил, что нынешние расклады с Казанским ханством у нас надолго. Сам Улу-Мухаммед, возможно, договор соблюдет, но вот те, кто придут после него? Так-то наше дело наладить торговлю и привязать как можно больше народу к Москве. Вон, как ловко бывшие булгары расторговались серой!

Вот для таких и строился Казанский двор в Замоскворечье, за Кадашами, по Большой Ордынской Дороге. А новгородцы выбрали место за Хлыновым селом, где уже сидела новгородская сотня, вроде и далеко, зато среди своих, главным туда посадили одного из Шемякиных сторонников.

А завершился год 6947-й, он же 1439-й, явлением вологодского купца Калинникова, торговавшего в Великой Перми и привезшего помимо писем от тамошнего епископа Герасима да немалого числа пушнины, еще и красивый камень. Он развернул тряпицу и поставил на стол нечто зеленое, напоминающее формой вскипевшие и вздувшиеся пузыри.