Полудержавный властелин (СИ) - Соболев Николай Алексеевич - Страница 2

Ну и по мере сил поднимали экономику, технологии и образование — уж больно низкий базис нам достался. Греков, бежавших от мусульман, привечали, чехов-гуситов тоже зазывали к себе, металлургию реформировали… Вот кое-чего за пять лет добились и теперь штурмуем Казань. Лет на пятьдесят раньше реала — у нас тут покамест 1438 год.

Улу-Мухаммеду поставили походную юрту без украшений, пол застелили плотными войлоками с резным узором, накидали простых подушек. Пришли все — Шемяка, сыновья хана, бояре, воеводы, беки, мурзы… Не было только толмачей, татарскую речь разумели все, да и ордынцы многие понимали по-русски, тем более много ли надо говорить за ужином? Медленно текли слова, время от времени смеялись или замолкали гости, сновали слуги, внося и унося такие же простые, как обстановка, блюда — плов, жареную баранину, сушеные дыни…

Ели засучив рукава, чтобы не заляпать жирным. Кто принесенной за голенищем ложкой, а кто и прямо так, руками. Запивали кто кумысом, а кто и настоечками…

— Правоверным же пить нельзя? — удивился я попервоначалу.

— Пророк (да благословит его Аллах и да приветствует) запретил нам вино из плодов двух деревьев: финиковой пальмы и виноградной лозы. А это, — Улу-Мухаммед поднял склянку, — из зерен травы, которой кормят коней.

— Так ведь опьянение харам? — поддел Шемяка.

— Не так, коназ, не так. Харам пить с целью опьянения.

— А мы для чего пьем? — Дима показал хану пиалу с наливкой.

— Мы для отдыха, новых сил и чтобы запить пищу, — назидательно сказал хан и приложился к вишневке.

Ну да. И вообще мы под крышей, а под крышей Аллах не видит. За шестьсот лет отношение к вину у поволжских мусульман не изменилось — поддать любят и умеют.

Улу-Мухаммед хлопнул в ладоши и я подумал было, что сейчас появятся девушки в прозрачных тканях, увешанные браслетами и монистами и начнут свои змеиные танцы. Но походная обстановка не предполагала таких радостей, явились всего лишь домрачи с зурначами и затянули свои тихие печальные мелодии.

По мере исполнения заповедей пророка хана все больше тянуло на разговоры за жизнь.

— Наурус-бий, змея, предал, — зло щерился союзник, — отъехал к Кичи-Мухаммеду…

Эта размолвка между ханом Золотой Орды и влиятельным степным эмиром, сыном Едигея, стоила первому престола. Как и почему она произошла — участники предпочитали не рассказывать, а я с расспросами не лез.

— Ничего, Кичи старик совсем, — хан помотал перед моим лицом пальцем в бараньем жиру, — недолго осталось.

Ну да. Почти пятьдесят лет, а Улу-Мухаммеду примерно тридцать три, всего на десять старше нас с Димой. По меркам XXI века совсем мальчик, по меркам здешним — зрелый муж на самом пике.

И вроде у нас с ним хороший контакт наладился, тьфу-тьфу-тьфу. Среди прочего моего банковского образования, коучинга и обучения, натаскивали нас и на всякие маленькие переговорные хитрости типа этологических признаков — ну, когда по жестам, поведению и прочей невербалке можно понять, что человек врет или утаивает. И Мухаммед, насколько я могу судить, вполне честно договаривается. Правда, я не знаю, насколько все эти «глаза в сторону, руки шарят» применимы к средневековым Чингизидам, но пока все соблюдается строго. И сыновья его Махмуд, Якуб и Касим, совсем еще мальчишка, тоже прямые, а вот Юсуф, похоже, себе на уме.

— Если я вдруг умру, коназ, позаботься о сыновьях, — будто прочитав мои мысли, шепнул мне хан.

Я посмотрел ему в глаза — взгляд на удивление был трезвым. Интересно, с чего такие мысли?

— Рано тебе умирать, хан. Надо Казань взять, государство вокруг построить, вниз по Итилю спуститься…

— Да кому Сарай нужен…

Это да, некогда блестящая столица Золотой Орды понемногу приходила в запустение и от ее прежнего величия осталась лишь символическая тень. Вон, епископ Иона уже предлагал епархию оттуда передать в какой город покрупнее или вообще на Москву вывести.

— А зачем нам Сарай? Не, нам Сарай не нужен. Что мы дрова, что ли? — плеснул я в пиалы еще зверобойной настоечки.

— Верно, коназ. Нам Хаджи-Тархан нужен.

— Верно, хан. А потом пойдем встречь солнцу, за наследством Тохтамыша.

Мухаммед слегка отстранился и сощурил и без того узкий глаз, пытаясь оценить масштаб замыслов. Еще вчера соперники играли им в пятый угол, а сегодня он может вписаться в грандиозный проект…

— Весь Итиль забрать, Уралтау забрать, не слишком ли далеко смотришь, коназ? — мудро усмехнулся хан. — Нашей жизни не хватит.

— Не мы, так наши дети закончат, — резонно заметил Шемяка.

— Дети… — дернул себя за ус Мухаммед и вдруг резко сменил тему. — А дети у тебя будут красивые. Ты хорош, твоя ханум красавица, повезло тебе.

— Ну, будем здоровы! — поднял я узорчатую поливную пиалку, дабы съехать со скользкой темы.

Мужики, кто с закатанными рукавами, а кто и голый по пояс, рыли канаву под заостренные бревна частокола, выбрасывая землю вперед, в сторону крепости. Оттуда для порядку выпустили несколько стрел, убедились, что не добить и прекратили.

Работа спорилась — набранные мужики весело махали лопатами с железной оковкой, быстро углубляя ровик, и балагуря по ходу дела.

— Бери больше, кидай дальше, отдыхай, пока летит! — гаркнул я присказку, проезжаючи мимо.

— Га-га-га-га! — взорвалась хохотом артель, но быстро поскидала шапки и поклонилась, увидав меня.

— Бог в помощь, — улыбнулся я трудягам.

— Спаси Бог, княже, за лопаты! — ответил за всех косматый детина. — Любота такой работать!

— Ага, ты вон одну уже сломал! — подъелдыкнул его жилистый парень лет двадцати.

— И ничо! — возразил детина. — Я новую вырезал, а кузнец оковку переставил, всех делов!

— Вот да, хороша лопата, — серьезно заметил седой землекоп, наверное, самый тут старший. — Такой бы серебришко грести!

Общество снова взорвалось смехом:

— От ты хватил, Онисим, стока во всем свете нету!

Кассиодор разметил площадки, раздал указания и по всему выходило, что к вечеру частоколы будут готовы. Древодели обтесывали и заостряли бревна, мужики тащили их и ставили рядком в ямки, с волокуши сгружали камни для забутовки. Рядом, где работали двое терщиков, стоял крепкий сосновый дух, белела земля от стружки и опилок — тут «терли пилами» бревна под орудийный станок. Инструментом пила покамест была ценным и редким, и потому за двумя квалифицированными специалистами наблюдал специально поставленный десятник. Упаси бог пилу загубят — это вам не оковку с деревяшки на деревяшку переставить, это новую с самого начала выделывать.

В лагере сыграли сигнал к обеду, ратники и мужики подходили к водовозным бочкам ополоснуться и шли дальше к кострам, над которыми исходили паром котлы с варевом.

В этом затишье из-за горушки показалась грандиозная упряжка из полутора десятков лошадей. Кассиодор воспринял военную хитрость весьма серьезно и назначенное «бомбардой» бревно не прикатили на позицию, а тащили ровно так, как тащили бы настоящую пушку.

Судя по всему, это шоу вызвало интерес не только у меня, но и на стенах осажденной Иске-Казани. Людишки на заборолах забегали, засуетились, тыкая пальцами в сторону новой угрозы, а вслед первой показалась и вторая «бомбарда».

Я доехал до упряжек, соображая, сразу ли послать парламентеров с предложением сдаться или повременить до окончательной установки всей бревенчатой «батареи». Но пока я думал, меня опередили — в крепости заревели трубы, распахнулись ворота и на поле за валами потекла конная лава.

Все верно просчитал Али-бей — пока войско расслабленно жует, есть шанс наскочить и пожечь частоколы, хоть немного, да отсрочить начало пальбы, которую деревянная Казань точно не выдержит. И двумя-то выстрелами вон сколько своротили, а уж коли три пушки начнут…

Слева проорали команды Дима и Федька Пестрый-Палецкий, запели рога и трубы. Ратники, ругая Лебедия на чем свет стоит, побросали недоеденное, похватали оружие и бегом кинулись строится. Справа, от татарского лагеря, впереймы вылазке помчался отряд, над которым вился бунчук царевича Якуба. Часть казанских отвернула в его сторону, не давая сбить главный удар, но якубовы молодцы ударили всей силой. Супостаты вспятили, отчего потеряли напор и все больше сбивались в кучу, теряя и пространство для маневра. Якуб давил и рубил, не видя в горячке, как заходил ему в бок новый конный отряд из ворот.